«Победил Слава» «Победил Гена» «Ничья»
Чуть ниже, в отдалении, появляется четвёртая надпись, при виде которой зрачки у Карелина расширяются. Нет, сука, сука, нет, не надо-!«Начать эпизод сначала»
Он снова просыпается в своей квартире, одевается, идёт до Мода, обещает Денису, что баттл завтра пройдёт на высшем уровне, и уже только на самом баттле снова замечает. Всплывающий текст в зависимости от того, какую кнопку там нажали; то, что фразы всех остальных абсолютно одинаковые, и он их уже слышал. Никто этого больше не видит. Все смотрели ровно туда же, но в их глазах не было столько ахуевания и паники, сколько было у Славы. И только, почему-то, в глазах Гены была заметна осознанность. Причём осознал он явно некоторое дерьмо. Он стоял напротив Славы, и периодически, во время его раундов, едва заметно косился в сторону. Туда, где экран. «Он знает. Он понимает!» — радостно думает Карелин. Вот только функции «поговорить после баттла» у него не было. Ведь после того, как за экраном решали, кто же был лучше, игра рассыпалась по пикселям — и воссоединялась снова в Славкиной квартире. Поначалу он не запоминал. Забывал и узнавал каждый раз заново. Каждый раз снова и снова отыскивал этот чертов экран и видел меню диалога. И это стало происходить всё чаще, и чаще, и чаще, попросту впечатавшись в него, как и вся другая базовая информация. «Здравствуйте, меня зовут Вячеслав Карелин (Машнов), мне двадцать семь лет, я живу в дерьмовой видеоигре про рэперков». Однажды про него просто забыли. Оставили бездействовать утром перед «тем самым» баттлом. Игрок то ли пошёл отлить, то ли что. Ничего не происходило, мир для глаз Славы замер, заставив шутить в своей голове над горе-программистом, писавшим код к этой игре. Строчки, наверно, выглядели как-то так: «if player_1 not [A1] or [A2], then lezhat' ovoshchem i pyalit' v potolok». Через пару минут он почувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев. А ещё через пять смог полноценно шевелить этой рукой. Он сжимает и разжимает кулак, пусть это и немного сложно: всё тело чувствовалось словно желе, но это сейчас не важно. Первым делом нужно позвонить Фарафонову. Благо, телефон вне зрения игрока работал нормально. Лишь бы тот номер не сменил, лишь бы тот сейчас тоже помнил, лишь бы… Слава получает звонок первым и жмет «ответить» случайно, не сообразив ничего. — Слава? Ало? Ало, Слава? — зовёт его взволнованный голос из трубки, и Слава тут же прижимает её к уху. — Да? Да, я слушаю, — прочищает горло прежде, чем начать говорить, а не хрипеть. Будто неделю молчал, а тут наконец скотч со рта содрали. — Ген, это ты? — Я, я. Просто… Слушай… Ты все ещё помнишь? — с такой надеждой спрашивает Гена, что ему нельзя отказать, хотя от удовольствия слегка потрепать ему нервы Слава себе не отказывает. — Смотря о чём ты. То, что было вчера — не очень, а вот то, что мы в какой-то компьютерной хуйне — да, да, припоминаю. Расслабь булки, — успокаивает и слышит облегченный вздох. — Ты не один, Ген. Всё хорошо. — Ну как блять сказать, — нервно посмеивается Фарафонов, и Славе по его голосу кажется, что он готов заорать или заплакать. Или всё вместе. В этом Карелин был с ним солидарен. — Я пытался до кого-то ещё достучаться по телефону, но все контакты были перекрыты красным текстом про «вы не должны сейчас общаться с этим персонажем». Недавно только твой открылся. — Я только до мобилы дотянулся, а тут сразу ты. И, погоди, че за красный текст? — На дверь глянь. Слава поднимает глаза (на этот раз в шее что-то хрустит) и издает лаконичное «ух бля». Красная табличка висела в воздухе, перекрывая дверь горизонтально. Поверх неё витала надпись: «Вы не можете продолжить, пока не оденетесь». Ебаный Симс. — Я хотел встать и свалить, — продолжает Гена, вновь к себе внимание привлекая. — Но кроме рук ничерта не двигается. — Ебаный пиздец, — бормочет Карелин, пытаясь дернуть хоть какой-нибудь конечностью, помимо правой руки. Безрезультатно. — Слушай, ну мы хотя бы друг с другом связаться смогли. Уже плюс. Слава никогда не был и не собирался быть оптимистом. Ситуация была дерьмовой, с какой стороны ты на неё не посмотри, но как-то Фарафонова утешить надо. А то вдруг он сейчас уйдёт в депрессию, и его окончательно поглотит скрипт? Славе нужен хоть один союзник. — Я уверен, остальные тоже подтянутся, раз уж мы смогли. И тогда, возможно, ченить случится, — продолжает бодро нести хуйню Слава. — Ага. Ачивку этот мудак получит, например, — гораздо более хмуро отзывается Гена, тяжело вздыхая следом. — Я столько в своей жизни бежал от судьбы, делал всё, чтобы не стать «одним из тысячи», а теперь… Я ебаный, блять, нпс. Или вообще вся моя жизнь — чей-то пизданутый скрипт? Фарафонов, как обычно, начал толкать какие-то замысленные речи, на что Слава только глаза закатил. Нашёл время, пиздострадалец ебаный. — Ну че ты, бля. Давай бунт устроим, если хочешь, — предлагает Слава, на что собеседник затихает. Явно заинтересовался. — Как? — Ну бля, у нас есть одна рука. Можем вздрочнуть и накончать этому уебку на экран. Вива ля революсион, вся хуйня, — щи всё ещё очень серьёзные, только теперь и сам Слава в них верит, задумывается. А хули бы и нет-то?.. И тут он слышит смех. Искренний, громкий. Только сейчас понимает — до этого весь смех механическим каким-то был, со стальным скрежетом. А этот нормальный. — Ты ебанутый, — заявляет Гена, чуть похрюкивая. — Зато я уверен, что это ты, а не программа. Она обычно выдаёт шутки помягче и похуже. — Ну, а то ебать. Добро пожаловать обратно в общество Славы Карелина, тут только хороший дерьмовый юмор, — посмеивается в ответ. — Ладно, если не хочешь дрочить, можешь попробовать, как Багирка твоя. Просто лапкой какую-нибудь вазу съе— Дальше — лишь шум и помехи. Телефон выключается, и Слава кладёт его обратно в карман, после чего идёт одеваться. Вернулся, уебок. Всё повторяется по тому же сценарию ещё несколько раз. Плеснуть водой в лицо, одеться, выйти, дойти до бара, отбатлить в баре, reset. Вне сцены в квартире их не оставляют (Слава не уверен, один ли у них «управляющий», или у каждого свой дегенерат), поэтому всё, что может себе позволить Карелин — быстрые взгляды в сторону Гены на баттле и короткие звонки через утро. — Слушай, как ты думаешь, что будет потом? — размышляет Слава, теперь уже сидя на кровати. Ему позволили одеться и ушли, так что теперь он даже может немного покачивать головой задумчиво. — После баттла, в смысле. — Мы уже раз сто этого не узнавали, и вряд ли уже когда-то узнаем. Мне кажется, его заело, — судя по звукам, Фарафонов ещё только в кровати ворочается. — А прикинь, как было бы клёво, если бы он нас на баттле кинул, а? Нормально бы пофристайлили, а не вот этим говном однотипным, — энтузиазма у Славы за двоих, так что недовольное мычание Гены он вполне так компенсирует собственной болтовней. — Ну или засосались бы. Чтобы он точно охуел. — Да, мы бы— Стой, что? — от явно замешкавшегося Фарафонова Слава ржёт, запрокидывая голову. Чертовски хорошо размять шею, чтобы она больше не хрустела. — Не, ну прикинь, если это какой-нибудь ублюдок гомофоб, он увидит поцелуй мужиков, сделает «фу бля фу нахуй», закроет всё и мы будем свободны! — Ага. Или мы тоже все «закроемся» и никогда больше ничего не сможем сделать, — в противовес ему, Гена таким радостным не был. — Или, чего похуже, это какая-нибудь баба по типу фанаток, что клепают уродские фанфики, и она будет ещё миллион раз проходить эти два дня, чтобы понять, как ещё раз такую концовку получить. — А если бы всё-таки? — из интереса Слава заходит слишком далеко, но не может сдержать любопытства. — Если бы что? — Если бы мы засосались, — поясняет, слыша, как с той стороны раздаётся тяжёлый вздох. — Теоретически! — Я бы дал тебе по ебалу, — устало отвечает Гена, и Слава представляет, как он привычно трёт переносицу. — А потом ещё раз. А потом взял бы твоё тело, пока ты бы был без сознания, и выкинул к хуям в окно. — Ты бы не смог, — обиженно бурчит Карелин, надувая щёки. — Мог бы и получше что-нибудь придумать. — Ну мы же теоретически это обсуждаем, — напоминает Фарафонов, а потом резко, не давая собеседнику сказать ещё что-нибудь, заканчивает: — Ладно, я пойду. Давай. Всё равно скоро увидимся. Гудки слышать непривычно: обычно они разговаривают целиком отведённое время, сбрасывая только тогда, когда снова не могут решать сами за себя. Но здесь, видимо, Гену слишком доебали такие разговоры. «Или он засмущался?» — почему-то от этой мысли Слава лыбится и ему становится смешно. Он встаёт, потягиваясь и подходя ближе к двери. Красная надпись до сих пор висела. Он тянет руку к ней, ожидая сейчас какого-то обжигающе ладони пламени или электрического разряда, но нет. За ней простая деревянная табличка. А что если?.. Он хватается за неё двумя руками, тянет на себя, жмурится и пыхтит, максимально напрягаясь. У него вряд ли много времени, и у него точно мало сил, но кажется что ещё чуть-чуть, ещё капельку… Резко в глазах темнеет, звон в ушах заставляет его отшатнуться и в ужасе глянуть на дверь. На дверь, которая медленно открывается. Слава Карелин 11:53 Гена, я вышел. Буду через пятнадцать минут у тебя. Слава пишет это сообщение сам, радуясь, как ребёнок, и не думает, что Фарафонов, возможно, тех же успехов не достиг. Он просто хватает куртку с вешалки и вываливается из квартиры, бежит, пропуская едва ли не половину ступенек, одеваясь уже на ходу. Он выскакивает на морозную улицу, и ноги снова несут его вперёд — но теперь он уже управляет ими. «Увижу его — первым делом поцелую» — отдышавшись, решает Карелин, нажимая кнопки на чужом домофоне. Хриплый голос неуверенно интересуется, кого принесло, и с гордо поднятной головой, Слава вещает: — Я.