Гори огнём твой третий Рим

Шумели тёмные волны. Звёздочки блестели на бархатной ткани неба. Чужая мужская рука в моей руке казалась единственным настоящим, якорем реальности. На той ночной дискотеке под открытым небом Арсений собирался просидеть на барном стуле, регулярно отпивая из бокала что-то приторно сладкое и алкогольное, изредка посматривая на просторы над головой, морщась от созвездия Медведицы, ковш которого был как-то странно повёрнут. Однако, всё пошло совсем не так, как изначально задумывалось. В тот вечер Он танцевал в центре танцпола, с чувством, с невероятным изяществом, самозабвенно, один, с закрытыми глазами. И в один невероятный момент, совпавший с ударом моего сердца, отдавшимся эхом в моей голове, Он открыл глаза, посмотрел прямо на меня, да так чувственно, что показалось, будто никого больше нет, кроме нас, несколько трясущимися руками я допил непонятную сахарную жижу и встал. Шаг. Второй. Мысли путались, кружились. Я дошёл до Него. — Танцуй, — моё ухо обожгло чужим дыханием. — Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй… Тело двигалось самостоятельно, я совершенно ни о чём не думал, кроме проникновенных глаз партнёра по танцу, в которые смотрел, боясь оторваться, боясь, что если я отведу взгляд, он исчезнет, пропадёт. Руки держали чужую поясницу и ладонь, сознание вместе с физической оболочкой медленно плавились. Мы не заметили, как наши губы соприкоснулись, как наши пальцы переплелись, как стало не хватать воздуха, как ноги начали дрожать в предвкушении. Мы не заметили, как оказались в полукилометре от места нашего нравственного преступления, как горели тела, как бутылка виски, захваченная с собой, распивалась нами из одного горла, как поцелуи, пахнущие алкоголем, стали требовательнее, как прошла ночь, как погасли падающие за ворот звёзды, как волны перестали шуметь и бредить. — Антон. Не женат, из Москвы, широко известен в узких кругах. — Арсений. Из Питера, гомофоб, но, похоже, не в ближайшие две недели. От его прикосновений хотелось умереть, от его поцелуев хотелось принять яду, и исключительно из его губ. Каждую ночь мелкие приливы щекотали наши ноги, каждую ночь звёзды рассыпались и возвращались на свои правильные места, каждую ночь хотелось уйти в моря с ним и не вернуться, никогда не вернуться обратно. С ним было совершенно не тесно и не душно, как в большом городе, как на площадях, вокзалах, станциях. И ковш встал на своё место. Как и я. Каждый день танцы. В толпе, в темноте и одиночестве. Каждый раз я чувствовал себя пьяным, хотя виски выпивались исключительно после мероприятий. Каждый день — ещё глоток воздуха рядом с этим человеком. Лёгкие горели. Может, не только у меня? Когда кончался отпуск и наступил момент разлуки, мы не знали, что сказать, только держали в руках бумажки с номерами друг друга. Я понимал, что не позвоню, что буду пить виски слишком часто, что там ковш вновь будет перевёрнут, что не приеду в Москву никогда. Гори огнём твой третий Рим! — Не жди и не тоскуй, — одними губами сказал Антон. А в висках билось одно слово. «Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, танцуй…»