Слезы ангелов/тайна в его глазах

      Я не знаю, как это произошло, но меня закружил водоворот чувств, стоило лишь увидеть его. Таких красивых мужчин я никогда раньше в своей жизни не встречала. Мы познакомились случайно в придорожном кафе. Я после занятий в университете зашла выпить чашку кофе, а у него прямо перед входом в кафе сломалась машина. Он молча сел за мой столик, даже не спросив разрешения, улыбнулся, подмигнул и, несмотря на запрет курения в помещении, задымил сигаретой, а я… Я не могла отвести от него взгляда. Незнакомец напротив был безупречен, словно сошел с обложки модного журнала: темноволосый, голубоглазый, широкоплечий, в черном классическом костюме, который на нем сидел идеально. Он без интереса первый заговорил со мной, и от тихой вкрадчивости его голоса закружилась голова. Он что-то говорил о погоде, потом со вздохом посетовал на то, что сломалась машина и что опоздал на важную встречу. Я слушала его в пол-уха, завороженная бархатной хрипотцой баритона, глазами, жестами и улыбкой, и, кажется, краснела от смущения, отвечая что-то невпопад. Он смеялся, небрежно откинувшись на неудобную спинку стула, и с интересном разглядывал меня. Со стороны наше соседство за одним столиком смотрелось дико: важный господин в дорогом костюме и я в дешевом летнем платье, вышедшем из моды еще в прошлом году. Но мой внешний вид его, кажется, совсем не смущал. Мы просидели в кафе около часа, болтая о мелочах, я совершенно забыла об учебе, а он, кажется, о своей важной встрече. Когда была починена его машина, он предложил подвести меня до дома. Да, я согласилась. Я просто не могла отказаться, хотелось еще хоть полчасика побыть в дурманящем омуте его голубых глаз, в запахе его дорогого парфюма, который я смогла бы узнать из тысячи. Прикоснуться кончиками пальцев к той неведомой мне дорогой жизни, которой жил этот красивый, уверенный в себе мужчина. Тогда я и подумать не могла, как круто изменится моя жизнь с этой встречи.       Простились мы как хорошие давние знакомые. Координатами не обменивались, друг другу ничего не обещали. Сказка о красивой жизни для меня закончилась, как только я вошла в обшарпанный подъезд своего дома. Стало жалко себя до слез, жалко свою молодую жизнь, но страшнее всего было остаться здесь, среди гнилых трущоб умирающего района на окраине города, где нет и не могло быть будущего. Как же мне хотелось вырваться из этой грязи, хоть на миг увидеть свет в этом затхлом, пропитанном тяжелым горько-кислом смраде тоннеле. И я понимала, что путь к красивой и дорогой жизни будет очень долог, но я обязательно уеду отсюда, через год, через два, через пять лет, но здесь я точно не останусь.       На следующий день я не могла думать ни о чем, кроме как о вчерашнем безымянном незнакомце. В университете, на очередной паре, уткнувшись в тетрадные записи и выводя на листе незатейливые узоры, я видела только его лицо, красивое, холеное, вспоминала его голос, представляла, какими могли бы быть наши следующие встречи, улыбалась, витая в облаках. Когда занятия закончились, и я вышла из здания университета, то застыла на месте, не поверив своим глазам. В пятидесяти метрах, немного поодаль от входа, я увидела черный мерседес, а рядом стоял он, прищурившись, что-то разглядывал в холодном ярко-голубом небе и курил. От волнения сердце готово было вырваться из груди, я широко улыбнулась и, вдохнув в легкие побольше воздуха, собралась сделать шаг навстречу своей судьбе, но не успела. Какая-то блондинка с диким восторженным визгом опередила меня, бросившись на шею к незнакомцу. Меня словно окатило ледяной водой, руки опустились, а они обнимались, совершенно не замечая меня. В глазах потемнело, я пошатнулась и, наверное, упала бы, если бы не чьи-то сильные руки успели придержать меня. Я подняла взгляд на своего спасителя и удивилась еще больше.       — Ты? — выдавила я из себя осевшим от волнения голосом.       — Я, — улыбнувшись, ответил незнакомец. — Ты сумочку обронила.       Время для меня остановилось, я не могла отвести от него глаз. Незнакомец был словно окутан пеленой тумана, и я уж не помню, что отвечала ему тогда и отвечала ли вообще. В себя я пришла в его машине, только после того, как он высадил блондинку возле шикарного белого особняка. А дальше, по пути до моего дома, он заговорил о своей семье, и как оказалось, эта блондинка была его сестрой, поздним незапланированным ребенком. Не буду кривить душой, эта новость оказалась для меня более, чем приятной, тогда я сама не могла понять причину своей радости. Прощались мы долго, все никак не могли наговориться друг с другом, надышаться.       Он был старше меня на десять лет. Звали его Михаил, это имя ему удивительно подходило. Он действительно был похож на посланника Бога, архангела, спустившегося с небес в защиту всех смертных, такой же величавый, благородный. Но в глубине его чистых голубых глаз, в самой середине черного, как ночь, зрачка было что-то дьявольское, бесовское, то, что он мастерски тщательно скрывал даже от самого себя. Тогда на странное щемящее чувство в груди я не обратила никакого внимания, списав дурное предчувствие на наши бабские страхи. Да, было страшно. Страшно потерять его, страшно было подумать, что сказка о Золушке так и закончится, не успев начаться. Но сказка продолжалась. С момента нашей второй встречи мы так ни разу и не расставались, а если это и происходило, то совсем недолго. Господи, как же красиво он умел ухаживать. Цветы, конфеты, шампанское и звездное небо на крыше многоэтажки, умопомрачительный секс, в котором я для себя открыла много нового, неизведанного и безумно стыдливого. Я плавилась в его сильных руках, сгорая от чувств и страсти, он был для меня Богом, миром, сосредоточенным только на нем. Михаил всегда был нежен и внимателен ко мне, красиво говорил, пленяя хрипотцой в голосе. Строил планы на наше совместное будущее, чуть позже предложил переехать к нему в большой дом, и я согласилась, не задумываясь. Новая жизнь для меня была раем: он ни в чем не отказывал мне, всегда и во всем был щедр, уважал мое мнение, и я не сомневалась, что Михаил любит меня. По крайней мере, он так говорил, а я верила ему. Наша совместная жизнь ничем особенным не отличалась от многих других. Все было обычно, как в нормальных молодых семьях, которые только начинают жить вместе. Он уходил на работу рано утром, а возвращался вечером, иногда поздно, но это бывало очень редко. А я продолжала учебу, ходила в университет, сдавала зачеты. Хотела подружиться с его сестрой, но все как-то не попадался удобный случай, чтобы подойти к ней. В тайне я подозревала, что она избегает меня. Иногда Михаила не было дома по нескольку дней, срочные деловые поездки, но зато когда возвращался, он восполнял свое отсутствие сполна. Мы сутками могли не выходить из спальни, есть и пить прямо в кровати, а потом снова и снова заниматься сексом до изнеможения. За все время, что я прожила в его доме, мы ни разу не поссорились, небывалая идиллия, но это действительно было так. Тогда я была по настоящему счастлива. И только иногда, за ужином в приглушенном свете просторной гостиной, сидя за большим длинным столом, накрытым словно для особ королевской крови, дьявольский огонек вспыхивал в его глазах, когда он смотрел на меня. И тогда липкий холодок поднимался к затылку, и становилось не по себе, я опускала взгляд в тарелку, а он с усмешкой и трудом гасил адское пламя в своих глазах. Ужинали мы всегда молча, по его желанию я никогда не нарушала этот ритуал. В такие моменты мне казалось, что он играет в какую-то свою игру, исход которой ему был заранее известен и о правилах которой я ничего не знала. Я даже и подумать не могла, что творилось у него в голове, какие жуткие картинки выдавал его воспаленный извращенной фантазией мозг. О странных привычках Михаила я стала узнавать, когда переехала в его дом. Каждая вещь должна была знать свое место, и это было бы нормально, если бы не доходило до абсурдных мелочей. Но я не особо зацикливалась на этом, в конце концов, он был хозяином этого дома и правила здесь устанавливал он. Прислуга, конечно, тоже в доме была, тихая и безмолвная, легкая, как тень, почти невидимая. Каждый день девушки поочередно стирали пыль с книжных полок, шкафов, тумбочек, протирали до блеска зеркала и расставляли статуэтки в каком-то своем, определенном порядке… Однажды я переставила эти статуэтки местами, решив, что фарфоровым ангелочкам лучше стоять вместе, идя по жизни своей безмятежной рука об руку. Тогда я не знала, что тихий романтический ужин при свечах, который мне приготовил Михаил, превратится в кровавый банкет на троих.       В тот день все было как всегда, время шесть вечера, ужин в гостиной, та же сервировка стола, свечи, полумрак. Единственное, о чем меня тогда попросил Михаил, это чтобы я надела что-нибудь красивое, легкое и манящее взор. Я была приятно удивлена его просьбой и к ужину вышла в шелковом кремовом платье с открытыми плечами. Ему понравилось, я видела это в его глазах и улыбалась, сидя за столом напротив него. Странно, но мне показалось, что Михаил сегодня был не таким, как всегда. Взгляд его был мягким, легким загадочным прищуром он смотрел на меня, будто что-то хотел сказать. Что-то очень важное и специально тянул время, чтобы помучить меня неведением. Он молча встал, включил музыку. Гостиную тут же заполнили звуки роскошного блюза в исполнении неизвестного.       Все так же молча он вернулся к столу, разлил вино по бокалам, красное, как кровь… Я улыбнулась и опустила взгляд в тарелку, а когда снова посмотрела на Михаила, то не узнала его лица. Застывшей, мертвенно бледной маской Михаил, не моргая, смотрел на пламя огня в камине. Я испугалась таких резких перемен в его внешности, но отвести взгляд от его чеканного профиля не могла до тех пор, пока в гостиную легкой поступью, бесшумно не вошла прислуга, неся поднос с фруктами. Увидев каменное изваяние своего хозяина, девушка остановилась на полпути и тоже побелела. Руки ее медленно опустились, и она едва не выронила поднос. Я нахмурилась, перевела взгляд на камин, пытаясь найти причину странного поведения двоих, но ничего необычного не заметила. Языки пламени лизали почерневшие от копоти стены камина, массивные настенные часы показывали половину седьмого вечера, а ангелочки, живущие на каминной полке, все так же безмятежно шли рука об руку… Я шумно вздохнула и придвинулась к столу, чтоб привлечь к себе внимание Михаила, но это не сработало. Вместо этого он в два шага сократил расстояние между собой и прислугой и одним резким движением выбил из ее рук поднос. Девушка вся сжалась, взмахнула руками, словно закрываясь от невидимого удара, а он схватил ее за волосы и, дернув на себя, что-то прошипел ей в ухо, после чего с силой швырнул к себе под ноги. Девушка вскрикнула…       Глаза Михаила, такие ясные и голубые, потемнели, что-то звериное проступило в его облике, словно вся животная ярость, накопившаяся в нем за многие годы воздержания, выплеснулась наружу лавинным потоком, неподвластным даже самому господу Богу. Безумие его действий пугало и завораживало одновременно, когда не знаешь что разумнее, застыть на месте или бежать, сломя голову. Мой любимый мужчина, такой нежный и ласковый, в одночасье превратился в жестокое, безжалостное существо. Его по локоть обнаженные сильные руки, крепкие цепкие пальцы, сжатые в кулак и мастерски отточенные удары, бьющие прямо в цель, не убивающие, а заставляющие жертву корчиться в агонии нестерпимой боли. Все это наводило меня на мысль, что Михаил как будто специально был натренирован для таких целей: причинять людям боль, адскую боль и уметь наслаждаться этим.       Девушка едва слышно поскуливала на полу, она больше уже не могла кричать и почти не сопротивлялась, силы покидали ее, и ему бы пора было остановиться, но нет, Михаилу этого показалось мало. Ногой толкнув ее в бок, он перевернул ее на спину, взял за волосы, намотав их на кулак, и потянул на середину гостиной. Поставив девушку на колени, он запрокинул ей голову вверх, больно держа за подбородок и, ухмыльнувшись, отвесил ей хлесткую пощечину. Упасть он ей не дал, за волосы вернув девушку в исходное положение. Он, склонившись, посмотрел в ее вымученное лицо, заглянул в ее помутневшие от боли глаза, будто задавая немой вопрос: «Ну, что, еще хочешь?» И она, словно прочитав его мысли, замотала головой, замолила о пощаде и прощении, а потом стала целовать его руки, называя Михаила своим господином. А он смотрел на нее с таким издевательским отвращением, будто перед ним на коленях стоял вовсе не человек, а бездушное существо, созданное специально для его извращенных садистских утех. Он брезгливо оттолкнул ее от себя, девушка упала и зарыдала в голос. Просветления в ее голове, видимо, не наблюдалось, потому что она подползла к Михаилу и стала целовать его ноги, обутые в черные элегантные туфли. Теперь она не молила о пощаде, не просила прощения, а благодарила своего господина за тот неоценимый урок, который он ей преподнес. Вскоре этот цирк надоел Михаилу, и он без церемоний прогнал девушку прочь. Проводив ее взглядом, Михаил прошел к столу, отхлебнул из бутылки вина и посмотрел на меня пустыми глазами, а я испугалась еще больше: неужели я следующая. Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга, время для меня, кажется, остановилось. Жизнь остановилась, даже настенные часы затихли в преддверии чего-то неизбежного. Мысли лихорадочно крутились в моей голове, обрывками фраз цепляясь одна за другую и пытаясь составить полноценное предложение, но ничего не получалось. Я не могла произнести ни звука, язык словно прилип к небу и совершенно меня не слушался, тело занемело и заныло от неподвижности. Никогда в жизни я не испытывала такого дикого ужаса, как сейчас, мне казалось, что я нахожусь в логове зверя наедине с самым древним злом на земле, настолько Михаил был отвратителен и по-настоящему страшен. И вдруг он двинулся ко мне, подошел, развернул меня вместе со стулом и, достав из кармана брюк черную бархатную коробочку, открыл ее. Внутри нее на мягкой подушечке лежал небывалой красоты перстень: золотой, обрамленный множеством бриллиантовых осколков, а посередине, словно капля крови, красовалось рубиновое сердце. Он погладил меня по щеке, глаза его потеплели и ожили, и он снова стал тем Михаилом, которого я знала, которого любила и который любил меня. Через несколько минут мы оказались в спальне, и, наверное, это была бы одна из лучших моих ночей, проведенных с Михаилом, если бы… Если бы… Каждое жадное прикосновение его губ к моим губам, каждое властное касание его пальцев к моей коже отдавалось болью в душе и во всем теле, словно я была той девушкой, которую он жестоко избил и унизил там, в гостиной, около часа назад. Из-под опущенных ресниц впервые покатились слезы. Только сейчас до меня дошло осознание его жестокого поступка. Я быстро отстранилась от Михаила, выскользнула из-под его тела, поднялась с кровати и, попятившись назад, стала собирать одежду, разбросанную по полу. Приподнявшись на локтях, лежа на кровати, Михаил наблюдал за мной тяжелым взглядом, от которого хотелось бежать, но убежать мне было не суждено: ни сейчас, ни завтра, никогда.       Поздний вечер. Мне снова не спится, волнение и восторг ведут меня по темным улицам, по пустынным паркам. Я не сплю уже несколько ночей подряд, давит на грудь, сжимает виски — больно. Никогда ранее я не видел, как плачут ангелы, как их хрупкая душа бьется в груди, словно птаха в запертой клетке. Зрелище необыкновенное, завораживающее. Крупные соленые капли скатываются по щекам, едва отдавая небесно голубым цветом, — бриллианты меркнут на их фоне. Слезы ангелов — вот настоящее сокровище для падшего. Мое утешение. Моя любовь. Сегодня будет особенная ночь, я это чувствую. Я это вижу и ощущаю так четко, что могу даже потрогать его плоть. Плоть ангела, теплую, еще живую, трепещещую в предсмертной агонии. Сворачиваю в переулок, быстро и бесшумно нагоняю идущую впереди молодую девушку… Успеть… Успеть бы почувствовать то, что мне сумела дать тогда она… Тогда, в спальне, за закрытыми дверями…