Мою любовь заметив, позволь мне быть слугой твоим...

Столица Иллирии. Антонио и Себастьян подходят к городским воротам. - Вы не хотите оставаться? И не хотите, чтоб я шел с вами? - статный молодой мужчина с черными вьющимися кудрями марсельца и глазами, напоминавшими две спелые маслины, положил руку на локоть юноши. - Не обижайтесь, Антонио, нет. Мои звезды предвещают недоброе. Пагубность моей судьбы может отразиться и на вашей; поэтому разрешите мне самому влачить свою ношу. Перекладывать ее на вас было бы плохой благодарностью за любовь, - юноша положил ладонь на загорелую руку марсельца, успокаивающе поглаживая. Его лицо с тонкими аристократическими чертами выражало одновременно и горечь и упрямство. - Скажите, по крайней мере, куда вы решили двинуться, господин Себастьян? - моряк не уступал. - Право, не стоит, сэр; мое путешествие не больше чем сумасбродство. Но я знаю, что в вас есть чувство такта, что вы не станете допытываться до того, что я хотел бы оставить про себя; именно это обязывает меня открыться. Пусть вам будет известно, Антонио, что зовут меня Себастьян, но я назвал себя Родриго. Мой отец был тот самый Себастьян из Мессалины, о котором, я уверен, вы слыхали. После него остались мы с сестрой, с которой родились в один час, и небеса судили нам в один час скончаться. Но вы, сэр, решили иначе, потому что за час до того, как вы спасли меня из прибрежных волн, моя сестра утонула. - Ах, вот в чем дело! - Это была женщина, которую многие считали красавицей, несмотря на всеми признаваемое сходство со мной... Антонио хмыкнул: юноша явно не понимал, насколько красив. -...Хоть я и не разделял столь высокую оценку, - продолжил Себастьян, - могу смело о ней сказать: у нее была душа, которую даже завистник назвал бы прекрасной. Она утонула, сэр, в соленых волнах, и мне бы хотелось утопить в них мои воспоминания. - Простите, сэр, если я был слишком навязчив... - Что вы, добрый Антонио, простите за доставленное беспокойство, - юноша снова погладил руку Антонио, и так нежно, хоть и отстраненно, что марселец решился. - И все же, если вы не хотите убить меня в ответ на любовь, позвольте мне стать вашим слугой! - сказал, и словно кинулся в море с утеса вниз головой: будь, что будет. Кроме этого юнца у него все равно никого нет на этом свете, и вряд ли появится. - А если вы не хотите убить того, кого вы спасли, - не нужно этого. Лучше простимся сразу; я полон к вам нежности, а так как по натуре я пошел в мать, мои глаза выдают меня по любому поводу. Я направляюсь ко двору герцога Орсино. Прощайте, - Себастьян заглянул прямо в глаза Антонио, боясь, что сказал слишком много. Он, еще не знавший ни любви, ни плотских утех, всем сердцем привязался к моряку - да так сильно, что это пугало его самого. - Себастьян, у меня много врагов в кругу Орсино, и если вы уйдете, то мы увидимся нескоро... А, впрочем, вам покровительствуют боги. И вы так мне дороги, что несмотря ни на что я отправляюсь следом. - Нет! - Да. И помешать, мой мальчик, вы мне не в силах. Так я теперь слуга? - Ну что мне делать с вами, Антонио? - в притворном раздражении воскликнул Себастьян и сжал моряка в объятиях. - Идемте. Нам предстоит долгий путь, мой дорогой друг. Антонио улыбнулся, не в силах скрыть радость: ведь его мальчик, его дорогой Себастьян теперь будет с ним рядом. Он будет нуждаться в его заботе, его голосе, сильных руках, и, быть может, когда-нибудь и в его любви. Моряк поглубже надвинул шляпу на глаза, чтобы не признала городская стража и подошел к торговке апельсинами: - Почтеннейшая, почем волшебный фрукт? - сдвинул шляпу на бок и лукаво подмигнул. - Ах, развратник, покарай тебя Дева Мария и все святые мученики! Нет тебе апельсинов! - торговка разозлилась на фривольный тон Антонио, но тут подошел Себастьян: - Добрая матушка, не сердитесь, мой слуга иногда усердствует в своем желании понравиться людям так сильно, что вызывает ненависть. Я хочу пить, и ваши апельсины столь сочны, что я не смог сдержать желания подойти и узнать их цену. - О, бедный мой ангелочек! Ты хочешь пить! - торговка с растроганным лицом обмахнула подолом трехногую табуретку и предложила Себастьяну. А сама достала огромный глиняный кувшин с прохладным, даже ледяным апельсиновым соком. Поглядывая зверем на Антонио, она налила в кружку сок и протянула юноше. Пока тот пил, добрая, хоть и вспыльчивая женщина, отобрала три самых хороших плода - больше ей не позволила жадность. - Возьми, сынок, возьми, ангел! - сказала она, протягивая апельсины. - Не надо денег. Для меня будет счастьем знать, что ты утолил свою жажду благодаря старой Мауриции! Себастьян низко поклонился, а Антонио принял три тяжелых рыжих шара из рук торговки: - Спасибо тебе, матушка, да будет твой труд успешен, а жизнь - счастлива! Когда слуга с господином удалились в сторону городских садов, Мауриция вздохнула: - Как красив, не приведи Господь! Как красив! Ведь только одна улыбка эта вводит во грех и старого, и молодого, и женщин, и мужчин! Просто ангел, да убережет его Мадонна Лурдская!