Повеяло юностью

Я приоткрыл глаза и понял, что старый детский трюк не получился – я все еще был здесь. Выпитый алкоголь проник мне в голову и давил на глаза, перебирал все извилины в моем мозгу, так, что все перед глазами расплывалось и замедлялось. Все вдруг стало таким отвратительным, таким мрачным, таким монотонным. Колонки извергали из себя громкие звуки какой-то глупой популярной песни, в которой механическими голосами воспевалось что-то очень далекое от меня. Почему? Потому что я не знаю любви, а от той похоти, исполненной в подобной музыке, меня тошнит пуще, чем от этого дешевого пойла, которое я влил в себя пару минут? часов? назад. Я перестал следить за временем. Сегодня мне было уже без разницы, когда я лягу спать. Я не хочу спать, но веки уже смыкаются, я не хочу пить, но рука сама тянется к бутылке. Как бы я хотел, чтобы в ней был апельсиновой сок, отдающий ароматом беззаботного детства и маминых ласковых рук, готовящих его с утра пораньше. Прислоняю губы к горлышку. Нет, это не он, а жаль. – Вставай, сейчас будет моя любимая песня, – протягивает мне руку кто-то. Поднимаю взгляд. Я уже не помню ее имя, но, видимо, мы с ней хорошо знакомы. Я много с кем хорошо знаком, честно, но я бы предпочел затворничать в лесу и не слышать этих писклявых обманчивых людских голосков, дышать свежим воздухом и не различать этого дешевого парфюма, которым зачем-то надушилась моя пассия, прижавшая меня к своей шее. За такой в переходе я отдал бы не больше пары сотен на ее месте. Она глупо улыбается и ведет меня ближе к музыке, разгребая на ходу мусор, оставшийся от тех, с кем мне приходится коротать этот гребаный вечер. Я смотрю ей в глаза. Веселые, безусловно красивые, но такие пустые и бессмысленные, как все ее существование. Мне становится мерзко, и я под каким-то глупым предлогом выхожу на лестничную площадку. Сейчас достану наушники и включу на телефоне что-нибудь тяжелое, что быть может, если повезет, хоть как-то отвлечет меня от этой безобразной жизни, так как думать, как ее поменять - сложнее, чем просто закрыть глаза и прокрутить громкость в наушниках. Я такой молодой, но кажется, что я уже так много сделал не так. – Что ты тут делаешь? – слышу я девчачий голос, предвкушая еще одну «пустышку», желающую со мной познакомиться. Да, ведь я такой загадочный, хах. – Какая тебе разница? Я повернулся и сильно удивился. Рядом со мной стояла девушка той красоты, которой я еще не видел. Нет, я не про что-то внешнее, как у той, что ждала меня в квартире, размалеванной и разодетой в дорогую, но безвкусную, на мой взгляд, одежду. Я видел много таких «красоток», но за этим насущным у них не было ничего, да и ждать от них чего-то кроме одного вечера было глупо, а потому я давно позабыл об истинной красоте, которая осталась для меня где-то далеко, в картонной коробке с вырезанным из журнала словом «детство», если, конечно, такая вообще имеется в чулане моей одурманенной памяти. – Да, в общем-то, никакой, – видимо, ее задел мой грубоватый ответ, а также то, что я был неплохо так пьян. Думаю, ей показалось, что я такой же черствый, как все те шлюхи, с которыми я зависал, поэтому она уже приготовилась сделать шаг вверх по лестнице и оставить меня одного на истерзание своих несбывшихся желаний. – Подожди, – выдавил я, смягчив свой тон и подавшись ей навстречу, – я просто слушаю музыку, настроение такое, знаешь ли, просто сидеть на подоконнике и смотреть на звездное небо. – Звезды сегодня и правда красивые, – отвечает она и стреляет в меня недоверчивым, конечно, но уже не таким пренебрежительным взглядом. Ее глаза. Вот в чем красота. Они живые, такие яркие, словно прожекторы во тьме. Она отвечает мне словно майор Том, но разве у него был такой прекрасный тембр? – Как и ты, – выдаю я, пытаясь сделать комплимент, но получается, наверное, очень нелепо. Девчонка, звавшая меня потанцевать, поплыла бы даже от такого, поэтому у меня, к сожалению, достойной практики не было. – Ты ошибаешься, – улыбается она, а в глазах вместе с легким смущением появляется что-то еще очень знакомое мне. Грусть. Она отводит взгляд, и под светом луны, просочившемся сквозь узкое окно в пролете, я могу рассмотреть ее еще лучше. Как же давно я не видел в людях грусть, хотя, наверное, я просто давно не встречал людей. Те существа были до того притворно веселыми и приторными, что сами не отдавали себе отчет, кто они и что с ними. Она отдавала, она тоже видела это, и тоже могла переживать. – Да нет, честно, – запыхаюсь, протрезвев, ощутив, как пробежали мурашки по всему моему телу. Нет, они были отнюдь не от прохладного ночного ветра. Все получается как-то скомканно и наигранно, словно в сценке на уроке литературы, словно в дешевом фильме, увидев который я бы наверняка не сдержал рвотный рефлекс, но в жизни все получается просто. Не поверите, но когда я это произносил, я не думал, как бы через пару фраз попытаться пригласить ее в ту квартиру, я просто хотел сделать ей приятно. – Спасибо. Она еще раз одаряет меня своей улыбкой и бросается вниз по лестнице. – Извини, мне пора. Может, как-нибудь еще увидимся. Я хотел было возразить, схватить ее за плечо и прижать к себе, словно найденное сокровище, но сделать что-либо, кроме того, чтобы сказать «пока» вслед моему уходящему кладу, не смог. Меня отшили, класс. В горле пересохло, что-то внутри попросило его прополоскать, открыв еще одну бутылку, но я почему-то не хотел возвращаться обратно, хоть там и был другой, более доступный вариант. Я опять уселся на подоконник, нажал на плей, но крики из наушников уже стали мне безразличны. Я вдруг понял, что не один, хоть мой подкат и не завершился счастливом концом, как в сказках и все тех же фильмах, в которых все почему-то были счастливы и довольны. Может я просто злодей, которого всегда побеждали?