Сломанный

      — Решай кто ты: послушная машина или живая душа, имеющая свою волю…       Слова гулким эхом прокатывались по просторному залу с бассейном, отражались от выкрашенных в серые тона стен, скользили по глади воды, алой, как человеческая кровь. Было тихо. Слишком тихо. Казалось, здесь застыло само время, замерло, как в обители древнегреческого бога. Растянулось, умерло, погибло. Даже хриплое, надсадное дыхание лейтенанта Андерсона не могло сломать этого молчаливого забвения. Камски же и вовсе не дышал, удивительно походя на одну из созданных им же машин.       Две девушки-андроида беззвучно колыхались у бортика; стоящая на коленях Хлоя не издавала ни звука. Всё так же вежливо и отстранённо блестели фиалковые глаза, всё то же равнодушное выражение на прекрасном личике. Словно в руках у Коннора была роза, а не тяжелый, дурно пахнущий порохом и смазкой пистолет.       — Всё, хватит. Коннор, пошли отсюда! — первым не выдержал Хэнк. Разбил, нарушил тягостное молчание, эту невыносимо громкую тишину, разрезал собственным голосом. Но время сопротивлялось. Острые кусочки вновь занимали свои места, возвращая прежнюю форму. Никто не в силах победить время.       — Спусти курок… — Камски жадно подался вперед, опустил ладонь на плечо Коннора. Прозрачные глаза смотрели с необъяснимым азартом, точно бы Элайджа пошел ва-банк и поставил на кон все свои сбережения, всех андроидов и самого себя в придачу. И рассчитывал выиграть.       — Коннор! Нет! — Андерсон ещё пытается, но он слеп, глух и немощен в этой затягивающей пустоте. Дыра времени пожрала его, переварила и выплюнула за свои пределы. Таким, как он, здесь не место.       — …и я тебе всё расскажу, — чарующе сладко продолжает Камски, придвигаясь на пару сантиметров. Их тела почти соприкасаются. Живая, теплая плоть и мертвый, безликий пластик.       Диод Коннора наливается желтым. Программа сбоит, но не от морального выбора и не от противоречивых команд, нет. Элайджа Камски стоит слишком близко. Его рука слишком горячая для прохладного тела, а губы слишком женственные, слишком чувственные и нежные для Создателя. Слишком, слишком, слишком.       И Коннор впервые боится. Не смерти, не забвения – его нельзя убить, чего бы там не говорил Хэнк – он боится не оправдать ожиданий Создателя.       Палец плавно встает на курок. Металл холодный, хотя Коннор знает об этом лишь по мелькающим перед глазами строчкам. Камски ждет: не настаивает, не укоряет, не призывает к действию. Просто смотрит, и во взгляде – гордость. Противоестественная гордость инженера, наблюдающего за работой нового двигателя. Своего двигателя.       Коннор моргает – слишком много сбоев, слишком много данных. Слишком, слишком, слишком. Рваный вздох вырывается из пластиковой груди, хотя в программе и нет такой функции. Зажмуривается и отводит руку. Пистолет больше не подмигивает черным дулом. Коннор сделал выбор.       — Изумительно… — с придыханием выдает Камски, забирая оружие. Его глаза неотрывно, точно гипнотизируя жертву, смотрят на андроида. Нет – на Коннора. Теперь его зовут Коннор.       — Наш последний шанс на спасение сам оказался девиантом.       И тишина рвётся. Хрустальные стены времени рушатся с оглушительным звоном, с дребезжанием бьющегося на мелкие крошки стекла. Осыпаются, как детский замок. Больше нет застывших пауз и растягивающихся на вечность секунд. Всё снова на своих местах.       Но только не для Коннора. Он сбит, потерян. Жалкое «я не девиант» звучит неправдоподобно и глупо, как деревянный щит против лазерной винтовки. Он разбит. Сломлен. Он проиграл.       Походя на загнаного зверя, Коннор с паникой в глазах окинул взглядом всю комнату с её модным серо-черным дизайном, с абстрактной картиной и белыми шапками снега за распростертым во всю стену окном. Нашел Хэнка и растерянно потянулся вперед, пытаясь поймать взор Андерсона, найти отклик, ухватиться за последнюю соломинку. За человека, всей душой ненавидящего «грёбанных пластиковых манекенов».       «Пожалуйста, лейтенант. Мне нужна помощь».       Но старый, понятный и доступный мир не пожелал возвращаться. Прежде, чем Коннор нашёл ответ, фигуру Хэнка заслонила изящная тень. Словно бы выросла из ниоткуда, в один миг заняв собой всё видимое пространство.       — Ищешь поддержки, Коннор? — Элайджа Камски насмешливо улыбнулся. Холодные, водянистые глаза прошлись по лицу андроида, зрачки расширились, заметив беспорядочно мигающий алым диод, брови взметнулись в наигранно-понимающем жесте. — Кто для тебя лейтенант Андерсон? Напарник? Друг? Отец? Или… — он прищурился, подаваясь вперед, — Что-то большее?       — Так, всё! Закончили! — Андерсон в два шага оказался возле замершего андроида. Грубо оттолкнул Элайджу, встал между ним и Коннором, грудью заслоняя напарника. Суровый, нахмуренный, едва сдерживающийся, чтобы не вмазать по идеально выбритому лицу с насмешливыми серыми глазами. — С нас хватит, Коннор. Больше нам тут делать нечего.       Последняя фраза была сказана явно не андроиду. Хэнк смотрел на Камски. Неотрывно, пытаясь одним взглядом выразить всё свое пренебрежение к таким, как этот напыщенный, заигравшийся в бога баран, прожигающий жизнь в окружении роскоши и красивых девочек.       Элайджа в ответ лишь блеснул глазами. Словно притаившаяся змея, кобра, готовая в любой момент нанести смертельный удар, но, по одной ей ведомым причинам, медлящая.       — Идём, мальчик, — тихо повторил Хэнк, утягивая андроида за рукав. Коннор шёл как болванчик – тупо и бессмысленно переставляя ноги. Диод на виске заходился багровыми приступами, программа летела к чертовой матери, а с ней катились в бездну осколки былых задач и приказов. Мир рушился, оставляя лишь пустоту.       Эхо шагов поплыло над бассейном. Не успел Андерсон пройти и трех метров, буквально волоча за собой Коннора, как случилось то, чего Хэнк так опасался. Камски многозначительно хмыкнул. Хищники никогда не отпускают свою добычу. Они дают ей почувствовать запах свободы, чтобы затем отобрать её навсегда.       — Коннор, — четким, приказным тоном проговорил вдруг Элайджа, — модель три-один-три-два-четыре-восемь-три-один-семь. Задействовать протокол Эс-шесть-девять. Пароль, — здесь Камски выдержал паузу, ожидая, пока встроенная программа откликнется на ключевую фразу, — «Послушание».       — Блять… — процедил Хэнк и тяжело прикрыл глаза, собираясь с мыслями.       Предчувствие не обмануло. Коннор вдруг замер на полушаге, застыл. Искусственная кожа пошла рябью, кроваво-красный диод потух, чтобы секундой позже вновь налиться цветом. Фиолетовым.       — Принято, — механически пролязгал Коннор, точно его голосовой модуль заглючило на низких тембрах. Отставленная нога вернулась к другой с характерным звуком трения лакированной кожи, идеальная осанка вдруг пропала, сменившись странным, по-женски изящным прогибом, таким, что даже джинсы на заднице натянулись. Пальцы потянулись к галстуку, но вместо ожидаемого официального подтягивания узла до самых ушей, вдруг распустили ткань.       Хэнк смотрел и не верил своим глазам. Лицо Коннора тоже преобразилось. Черты сгладились, пытливая складка на лбу исчезла, губы приоткрылись, а взгляд затянулся какой-то мутной дымкой. Андерсон сказал бы, что Коннор пьян, но андроиды не поддаются алкоголю.       — Видите ли, лейтенант, — вкрадчиво заметил Камски, — какие бы эмоции не испытывали девианты, как бы не желали стать похожими на людей, они всё равно остаются машинами.       Змеиная улыбка растянула тонкие губы. Смотреть на это было отчего-то неприятно. Точно бесформенная липкая масса приняла облик человека, прилепилась к красивому лицу, покрыла его, как уродливая маска, вынуждая напрячь мимические мышцы.       — А машины, лейтенант, делают то, что им приказано.       Андерсона затрясло. Он еще не понял, что задумал создатель андроидов, но знал наверняка – этот мудак мелочиться не станет.       — Коннор, — мягко попросил Камски, — приведи лейтенанта Андерсона сюда.       Андроид повернулся к Хэнку.       — Коннор, — в свою очередь сказал Андерсон, повышая голос, — мы уходим.       Однако программа, активированная Элайджей, была сильнее социальной адаптации. Сильнее любой просьбы. Коннор широко улыбнулся – Хэнка передёрнуло – и шагнул к нему.       — Коннор, стой! Стой, твою мать! — Андерсон позорно отступал, шаг за шагом приближаясь к стене с картиной. Андроид шёл за ним, вальяжно и уверенно, как послушный комбайн надвигаясь на напарника.       Лопатки уперлись в холст. Дальше идти было некуда.       — Коннор! Сука, пусти я сказал!       Прохладная рука сомкнулась на запястье. Затем другая, и вот Хэнка уже тащат, как барашка на убой, и всё, что он может – бессмысленно трепыхаться, пытаясь вырваться из железного захвата. Состязание силой с андроидами всегда оканчивалось победой последних. Медленно накатывала паника.       «Спокойно, Хэнк. Спокойно. Ты бывал и не в таком дерьме».       Камски всё ещё улыбался. Мерзость.       — Посади его, пожалуйста, вон туда, — легкий кивок на красное кожаное кресло.       Хэнк дернулся, ударил Коннора локтем в кадык, но андроиду было плевать. Он даже не запнулся, осторожно подводя свою жертву к креслу. Легонько толкнул и тут же надавил на плечи, опускаясь неподъёмной многотонной плитой. Выбора не осталось. Придется принять как есть.       — А теперь поцелуй его, — словно в детской игре продолжил Камски, явно наслаждаясь процессом. Только вот игра давно вышла за рамки. — В губы. Взасос.       — Что?! — в первый момент Хэнк решил, что ослышался. Нет, это какой-то бред. Галлюцинации с похмелья. Этого просто не может быть…       Но лицо Коннора вдруг оказалось пугающе близко. Андерсон ощутил легкий запах пластика и приторную горечь тириума, а потом мягкие губы настойчиво попытались коснуться его. Хэнк резко отвернулся, насколько позволяла поза. Требовательный рот мазнул по щеке, оставляя влажную дорожку.       — Твою мать, Коннор, пошел нахер! — злобно рыкнул лейтенант, вдарив ногой по искусственному колену. Человек бы скорчился от боли, однако андроид только моргнул. Диод стабильно переливался пурпурным. — Нахуй! Я сказал!       Коннор отказа не принял. Ловким движением перехватил запястья Хэнка в одну ладонь, сдавил так, что от боли зарябило в глазах, и вздернул над головой. Андерсон охнул. И попался.       Губы прижались к губам. Чужой язык скользнул внутрь, собственнически мазнул по деснам, заскользил вдоль ровного ряда пожелтевших зубов. Хэнк ошарашенно раскрыл глаза, в первые моменты не понимая, что происходит. А Коннор уже вовсю исследовал его рот, похотливо толкался навстречу, с пошлым причмокиванием засасывая губы Андерсона. Не хотел бы сейчас Хэнк видеть себя со стороны. Прижатый собственным андроидом в чужом доме на глазах у милых юных девушек и змеи в человеческом обличье. Беспомощный и жалкий. Ничтожный.       И самое поганое состояло в том, что ему начинало нравиться. В животе медленно собирался знакомый тянущий жар. Это было неправильно. Это было запретно. И… это сводило с ума.       — Пошел вон! — сипло выкрикнул Хэнк, когда Коннор отстранился, позволяя ему глотнуть воздуха. — Грёбанный андро… Умф!       Его снова заткнули поцелуем. На сей раз Андерсон попытался вернуть контроль. Сжал зубы, прикусил чужой скользкий и влажный язык и вдруг скорчился, скривился. По губам потекла голубая жижа.       — Фэ! — брезгливо сплюнув, бросил Хэнк. — Сука!       — Достаточно, Коннор, — предостерегающе заметил Камски. И, уже обращаясь к Андерсону, сказал: — На вашем месте я бы не увлекался, лейтенант. Тириум токсичен. В небольших дозах стимулирует нервную систему и либидо, но при злоупотреблении вызывает привыкание. А, впрочем, вам это известно, это ведь вы накрыли тогда сеть дилеров «красного льда»? Основным компонентом для его производства является именно голубая кровь. — Элайджа саркастически вздёрнул бровь. — Иронично, не правда ли?       Хэнк смерил его злобным взглядом. Вздернутые руки затекли, в голове нарастал монотонный гул. Он непременно ответил бы что-нибудь колкое и нецензурное, но Коннор внезапно подался вперед и нежно слизал с его губ остатки собственного тириума. Андерсона бросило в жар. Вид Коннора, развратно облизывающего красивый искусственный рот, возбуждал. И легкий дискомфорт в штанах был тому наглядным доказательством.       — Чёрт… — прошипел он сквозь зубы. — Только не сейчас…       — Коннор, заставь лейтенанта захотеть тебя, — отдал новый приказ Камски. — Я вижу, моё присутствие его несколько смущает…       — Что б ты… сдох, ублюдок! — выругался Андерсон с рваной паузой, потому что Коннор заполз ему на колени. Сел и намеренно потерся упругим задом о ширинку, как профессиональная проститутка, улавливая каждый жест партнера.       Хэнк судорожно выдохнул. Уши пылали, на щеках выступил лихорадочный румянец. Ему совершенно не хотелось выглядеть безобразным похотливым стариком, позарившемся на молодого красавца-робота, но тело реагировало само. Брюки тянуло, из горла лились сдавленные хрипы, стоило Коннору прильнуть к его шее, спускаясь дорожкой мокрых поцелуев к груди.       — Руки… пусти… скотина, — по слогам выдохнул Хэнк, чувствуя, что сейчас вырубится от обилия эмоций. Злость, возбуждение, стыд и боль в задранных запястьях – всё смешалось в единую гамму томного наслаждения, медленно разливающегося по венам. Член стоял колом, как в былые времена – Андерсон пытался убедить себя, что это побочный эффект тириума, но мысли путались, срывались на животное: «ещё, ещё».       Коннор чуть ослабил хватку. Хэнк выдернул одну руку и, плюнув на морали и принципы, запустил под форменную рубашку Коннора. Андроид не потел, не пах мускусом и немытым телом, не обжигал пальцы. Зато прохладная кожа резко контрастировала с собственным жаром, была мягкой и точно ластилась под ладони. Бусины сосков заметно проступали под одеждой. Андерсон не сдержался и сам подался вперед, жадно толкаясь бедрами.       — Довольно, — голос Камски, казалось, прилетел из другого мира. Мира, где не было томных вздохов, рваных хрипов, не было бешеного пульса в ушах и влажного пота на лбу. Мира, где в легкие не заливали расплавленного свинца, а сердце не прыгало в груди. — Встань, Коннор.       Андроид послушно выпустил из рук воротник Хэнка и сполз на пол. Андерсон проводил его разочарованным взглядом. Теперь он и сам почувствовал всю низость своего положения. Он сидит в кресле с каменным стояком, возбужденный, распаленный, а поводок от Коннора в руках у Камски. И, кажется, Хэнку больше ничего не светит.       — Итак, Коннор, — обратился к андроиду Элайджа. — Кто для тебя лейтенант Андерсон?       Коннор распутно повел глазами. Ресницы дрогнули, губы томно приоткрылись. Пурпурный диод мигнул голубым.       — Я люблю его, — выдохнул андроид и блаженно улыбнулся, — и хочу сделать ему приятно.       Камски сдвинул брови. Всего на секунду, не более. Посмотрел на Хэнка, замершего с раскрытым ртом от такого откровения, усмехнулся и кивнул собственным мыслям.       — Любопытно… — протянул Элайджа задумчиво. — В таком случае нельзя лишать тебя такой возможности. Но и остаться ни с чем я тоже не могу…       С этими словами Камски подтолкнул Коннора к Андерсону, надавил на плечи и заставил наклониться, оттопырив зад. Хэнк громко сглотнул, услышав приказ:       — Отсоси ему, Коннор. Так, как тебе хочется.       А Элайджа тем временем принялся развязывать халат.       От первых прикосновений Андерсон вздрогнул, ощутив, как пробегают по телу мурашки. Тонкие пальцы андроида ловко расстегнули ремень, сдернули брюки и мягко приспустили край белья, обнажая истекающий смазкой член. Хэнк стыдливо отвел взгляд, замечая, как Камски оглаживает проступающие сквозь ткань белой рубашки позвонки андроида. Догадка пронзила разум приступом отвращения, но Андерсон сжал зубы и постарался забыть о присутствии третьего. Делить Коннора с Камски было мерзко. Однако иного выбора ему не предоставили.       Андроид склонился ниже, проводя языком вдоль всего ствола. Собирая и – Хэнк в этом не сомневался – анализируя его показатели. Сколько раз, наблюдая, как Коннор работает на месте преступления, Андерсон представлял себе эту картину: андроид мягко опускается на колени и берет у него в рот. И лижет, лижет, лижет, пока Хэнк не изливается белыми сгустками, пока идеально чистая форма не пачкается его семенем.       Сейчас ощущения были ярче. Губы, сомкнувшиеся на розовой головке – реальными, прохладными, податливыми и липкими от смазки. А движения, когда Коннор забрал полностью и начал насаживаться глоткой на член – развязными, похотливыми и до безумия крышесносными. Хотелось запустить пальцы в каштановые волосы, потянуть на себя, загоняя глубже, до болезненного щелчка внутри искусственного тела. Хотелось рычать, толкаться вперед, хотелось прошептать на ухо что-нибудь невыразимо пошлое и грязное. Но Хэнк только откинулся назад, выгибаясь, подаваясь навстречу.       Камски же тем временем спустился пальцами к изящной пояснице, стянул излишне формальные джинсы, оголяя белый, умело сконструированный зад. Вытащил из кармана тюбик с лубрикантом, растер между пальцами ароматный гель, отдающий яблоком и медом, и бесстыдно скользнул пальцами в узкий проход.       Коннор вскинулся, утробно застонал, подставляясь, выпрашивая ласку. Хэнк ощутил, как внутри всё сводит от этих вибраций, как хочется вогнать по самые яйца и кончить, но стиснул зубы и прищурился, глядя, как Элайджа умело и быстро разрабатывает анус андроида. На лице – ни грамма смущения, восковые щеки почти не налились румянцем. Казалось, он такой же пластиковый, как и его куклы.       Девушки-андроиды куда-то подевались, и Андерсон был им за это благодарен. Потому что гортанные рыки, срывающиеся с его губ, больше походили на звериные. Потому что застилавший глаза пот наверняка сделал его самым вонючим из всех скунсов мира. И еще потому, что можно было наблюдать за Камски, зная, что краска стыда придет гораздо позже.       Создатель андроидов имел свои вкусы. Щедро смазав тугие колечки мышц Коннора, он провел пару раз вдоль собственного члена – и резко вошел, буквально вталкивая андроида в кресло, заставляя взять еще глубже. Андерсон шумно вытолкнул воздух из легких, чувствуя, что почти задыхается. Жар полыхал где-то внутри, голова заполнилась ватой, звуки раздавались далекими и почти неосязаемыми. Звучные шлепки яиц о ягодицы – Камски просто втрахивает Коннора в Хэнка, не заботясь о его состоянии – собственные смазанные хрипы, скрип кресла, шорох трущейся ткани…       В какой-то момент Андерсон подошел слишком близко к краю. Он уже висел на волоске от оргазма, но отчаянным усилием воли держался на плаву. Ему не хотелось кончить первым. Это было своего рода соревнование, и Хэнк не собирался проигрывать. Конечно, состязаться с молодым и здоровым Камски невозможно, однако в его силах продлить игру как можно дольше. Набрать себе очков в этой эротической гонке.       И у него почти получилось. Коннор вдруг натянулся, прогнулся почти под неестественным углом и, сдавленно заскулив, кончил, забрызгивая пол и ботинки Андерсона. Хэнк финишировал следом – его хватило ровно на пару секунд дольше. Камски ещё двигался, ускоряя темп, чтобы толкнуться в самое нутро механических деталей и тоже застыть, прикрывая глаза.       — Модель три-один-три-два-четыре-восемь-три-один-семь. Протокол Эс-шесть-девять отключить, — завязывая пояс халата, произнес Элайджа. Его голос звучал ровно и твердо, точно он всё это время стоял, упражняясь в дыхательной гимнастике, а не трахал робота на пару со старым полицейским. — Код доступа: «смирение».       Хэнк тихо охнул и осторожно пошевелился. Коннор осел на пол, тупо таращась перед собой. Диод больше не светился фиолетовым: он мигнул и окрасился в желтый. Потом андроид поднял взгляд на Андерсона, и Хэнк прочел… унижение. Да, Коннор наконец-то чувствовал что-то, но было больно осознавать, что первые эмоции оказались именно такими. Постыдными и мерзкими.       — Что ж, — Камски искоса разглядывал их. На губах всё та же высокомерная полуулыбка. — Это был… изумительный опыт, — подбирая нужные слова, заметил он. — Но теперь я попрошу вас уйти. Мне бы хотелось обдумать всё… в одиночестве.       Андерсон скривил губы, застегнул ремень и на негнущихся ногах поднялся. Потянулся к Коннору, хотел дотронуться до плеча, но на полпути рука застыла. Пальцы сжались-разжались, и Хэнк так и не решился коснуться его. Он чувствовал себя грязным. Опорочившим этого милого мальчика. Гадким.       Коннор встал. Рубашка измята, на джинсах белые следы. Волосы выбились и больше не кажутся такими послушными и мягкими. По привычке он затянул галстук, оправил лацканы пиджака. Машинально.       Буркнув что-то на прощание, Андерсон шагнул прочь из комнаты. Не оборачиваясь. Следом вышел и андроид. В гнетущем молчании они миновали прихожую, вежливая до совершенства Хлоя открыла дверь. Сейчас от её улыбки тянуло блевать.       На улице шёл снег. Хэнк поёжился и задрал голову, наблюдая, как кружатся в воздухе снежинки, оседая белыми крупинками на волосах. Коннор пугающе молчал. Но диод на виске срывался в алый.       — Коннор, я… — начал Андерсон и остановился. Что он может ему сказать? Что он должен сказать?       Андроид опустил взгляд.       — Простите меня, лейтенант. Я провалил задание. Мы так ничего и не узнали о девиантах, — виновато проговорил он.       — Чёрт, Коннор! — Хэнк подступил ближе, заглянул в усыпанное родинками лицо. Он собирался отчитать его, вспылить. Этот андроид неисправим! Но, увидев полные отчаяния глаза, вдруг понял, что нужно сделать.       Нежно провести рукой вдоль острой скулы. Очертить пальцем выемку подбородка, скользнуть выше, к синтетическим губам, отдающим горечью и пластиком, еще помнящим вкус человеческого семени. И притянуть к себе, награждая долгим, полным заботы и благодарности поцелуем. А, оторвавшись, тихо усмехнуться в бороду и зашагать к машине.       — Зачем, лейтенант? — непонимающе спросил в спину Коннор.       — Потому что в мире есть место не только унижению и боли.       И Хэнк готов был поклясться, что андроид улыбнулся. По-настоящему.