Эпицентр их бед

Мир трещит по швам, разлетаясь цветными ошметками. Разнообразно мерцающими, от мала до велика, потухшими и нет, темными и светлыми. Церемония посвящения в игры с контрастом: раз-два — злобный расчетливый ублюдок, раз-два — заботливо-щедрый, располагающий к себе, милостиво-всепрощающий. Воплощение Будды, одаряющий сверкающей улыбкой, кого требуется заманить в липкие паучьи сети. Стройный ряд белесой паутины, тянущийся с самых окраин Йокогамы, где благоухают пестрящие оттенками бутоны орхидей. Паучок изворотливо-хитер, и все включено в теле: тонкие ловкие лапки, непроглядная чернота, внушительный пугающий вид. Неспешно опутывает весь город сетями, и жители невольно поддаются, нисколько не подозревая, что запутаны до горла. Остается затянуть. Мир болезненно стонет, поскуливая не мучить его боле. Не обвивать клубками, окончательно душа. На него все чуточку наплевали, начхали, смирившись с предначертанной ему смертью. Йокогама приглушенно прочавкивает пощады, выставляет истерзанные телеса. За город держатся с четырех сторон, и потому он не плачет, как младенец. Только ноет время от времени, жалуясь на своих же детей. На Огая, паука, о ком раннее шла речь. Безжалостного тирана с переизбытком хитрости, введенной в кровь с рождения. Йокогаме не вспомнить Мори с пеленок, обращается к ветхому миру, помнящему все на свете, прожившему человеческие судьбы на собственной шкуре. У паука родители есть, только неизвестно вот, где, да он и не ищет. Со скальпелем в обнимку и головой в омут, погряз глубже после ломки Осаму Дазая, перенявшего много от старшего глупца в моральном понимании. Огай умен во всем, кроме проявления душевности, миру лицезреть противно искусственно-потешные попытки оголения нежности к своей бездушной способности. Элис и Огай друг друга прекрасно дополняют, как творец и абсолютно идентичное творение. Элис он боится упустить, как когда-то упустил Дазая. Девочка и рада бы сбежать, вот только отсутствие души как таковой ощутимо задерживает. Мори потерял раз, потерял два, и больше не хочет, не имеет права. Эгоистично обматывает паутиной из бесхитростно-искреннего страха. Мир холодно принимает и несколько отвергает его. А Йокогама любит, хоть и ущербно-тривиального в своих убеждениях, страдающего душевными недомоганиями, озлобленного ребенка. Огай отвечает взаимной теплотой. ____ Младшенький приемыш Йокогамы, не принимающий мир таким, какой он есть, и нагло норовящий переменить его, воссоздав землю обетованную воплоти. Эгоцентричность и расчетливость пугают, взгляд нагнетает тем более. Аметистовые кристаллики, концентрирующие нанесенную ему раннее боль от мира. Вымещение личной обиды таким образом — больной поступок, и рядом не стоящий с трезвой адекватностью. Йокогама плакалась России, хая за то, что к ней его пустила. На Москве висел неподъемный груз, и не избавилась от обременяющего ее страданиями ребенка она и с большого расстояния. Федор буквально вездесущ и шныряет везде, словно крыса, в поисках утехи. Йокогама страдает от приемыша, молча страшась возразить его бесчеловечным планам, козням. Выслушивает его детские воспоминания, бушующие страстями в груди, и жалеюще треплет его по волосам. Йокогама излишне сердобольна, хоть и старается проявить вездесущую суровость. Федор — ее покалеченный судьбой подкидыш, самостоятельно выращенный собою. За мальчика очень больно, очень боязно. Превозмогая саму себя, терпя увечья от калечного сына, Йокогама принимает его. И Федор не до конца уверен в правильности решения, но на коленях раскаивается у распятия в церкви. ___ Френсис прорывался сквозь тернии на протяжении всей своей жизни, клятвенно увещевала Америка. Боролся, боролся, боролся, хоть и вырос в достатке. По наступлению совершеннолетия оставлен отцом на произвол судьбы без единого достатка, скидывая этакий поступок на обязательные нормы воспитательного процесса. В отличие от Москвы и Йокогамы, Нью-Йорк Френсиса знает досконально, вплоть до родильного дома, куда отвезли его мать. Мир его с восемнадцатилетия невесомо подталкивал, заставляя забыть о вездесущих деньгах, мелькающих перед глазами с самого раннего возраста; мир направлял его мысли к работе, пользуясь предрасположенностью к стремлению получать и получать их. У Фицджеральда руки натренированы настолько, что оттолкнуть от себя Америку он смог и без способности, наплевав Родине в лицо. Эта страна плаксивостью не отличается. Прогнала взашей и не требовала возвращаться. Прямо как отец. А Йокогама — как мать, льющая слезы после его ухода. А к матери он относится с щемящей теплотой. В своей жизни подобные чувства он и испытывал лишь к женщинам — они его извечная поддержка, опора. Только эти женщины, как на зло, стремительно уходят. Звонить сентиментальной матери запретил отец. Дочь погибла. Жена лечится от злосчастного недуга в психоневрологическом диспансере. Поправочка. Уже в психбольнице. Френсис борется всю свою жизнь: когда-то в первую очередь за себя, теперь же за других. Мир превратил его в эгоиста. Йокогама теперь расхлебывает. Фицджеральду не нужна поддержка — он самостоятелен, горд. И борется исключительно в одиночку. Йокогама тихонько водит его за руку, очевидно боясь умереть и незаметно размазывая сопли по лицу. Френсис пожертвовал бы для нее всем без остатка. ___ Бесспорный Йокогамский любимец, вернейший из всех, непревзойдённо добрейший по сравнению с каждым городским отроком. Словно святой, выпорхнувший из Библии, пришедший ради сотворения всепоглощающего добра. Сплошной психоделический сон, снящийся Йокогаме каждую ночь после революции Юкичи в пользу искоренения зла. Метался в грязи Серебряный Волк чертовски долго. Прослужил телохранителем для иного ребенка, Огая, продегустировал зло на вкус и не смог. Воссоздал некое ответвление полиции, в сто крат ее превосходящую. Принимал сирых и окончательно сломленных судьбою, в очередной раз доказываю собственную силу, возводя Апогей личных альтруистических стремлений. Численность сотрудников во вражеской организации превосходит агентство, габариты их территории точно также выигрывают. Что уж говорить о гильдии. У Фукудзавы ранняя работа предполагала направление мыслей прямиком на охраняемого человека. Не «как бы мне не умереть», а «как бы не дать умереть ему.» Вошло в привычку. И мир, вроде как, всем доволен, в отличие от Йокогамы. Город любил Юкичи еще с детства, впечатлительным ребенком, жаждущим справедливости. Незыблемое желание никуда не улетучилось, теплится в сердце. От одного человека передались многие черты, но не факт, что Йокогама помнит его даже смутно. Мир отмалчивается. Йокогама слезно благодарит Фукудзаву за поддержку, а тот сдержанно ухмыляется уголками губ. ___ Йокогама — эпицентр их бед. Точка на планете, сзывающая к себе больных душою. Она, как одинокий кит в огромном океане, где идентичных особей бесчисленное количество, вот только они смертельно далеко. Жаль только, что четверо Йокогамских детей объявили друг другу войну.