Вампирская набережная

Снег, тихо кружась в воздухе, медленно опускался на мощенную камнем дорогу. Он не сверкал в лучах электрических фонарей, а оставался серым, словно пепел докуренной сигареты. Редкие прохожие, кутающиеся в темные плащи, прятали злобные взгляды под шляпами и шарфами... Эта война не принесла простым людям ничего, кроме горя и страданий. Девушка выдула струйку дыма. Радость уже давно покинула ее родной город, не оставив следа и в сердце белокурой леди, бывшей некогда одной из первых гамбургских красавиц. Болезненный отпечаток украшал бледноватое личико, а в мерцающих голубых глазах, прячущихся под длинными густыми ресницами, грусть смешивалась с отчаянием. Девушка оправила челку своей изящной худой ручкой, сквозь кожу которой просвечивали синие вены. - Бог отвернулся от немецкого народа, - непогашенный окурок полетел в урну. - Вы не правы, фройляйн Элен, он любит своих детей и испытывает их. Сегодня очень холодно. Прошу вас, вернитесь в помещение или хотя бы наденьте пальто… И крепитесь. Девушка бросила брезгливый взгляд на своего собеседника, пожилого священника. За последний год она успела возненавидеть его давно не стриженные седые бакенбарды, запущенную бородку и слащавый, мелодичный голос. Утешительные слова более не приносили покоя в истерзанное сердце и вызывали лишь отвращение и презрение к несчастному глупцу, столь истово верующему в скорое избавление. Нет, она не судила мужчину… Людям требуется надежда, когда их жизни ломаются, а будущее теряет какие-либо очертания. Но часто молитвы остаются без ответа… У нее никогда не было семьи, дома, друзей. Единственное воспоминание из далекого детства преследовало Элен в самых страшных ночных кошмарах, заставляя несчастную биться в судорогах. Нередко, проснувшись, бедняжка обнаруживала на своих губах следы укусов и запекшуюся кровь – напоминание о пережитом ужасе. Хозяйка приюта, в котором росла Элен, не отличалась доброжелательным характером, а, откровенно говоря, попросту была неуравновешенной психопаткой с ярко выраженными садистскими наклонностями. Воспитанники терпели регулярные побои и голодовки, однако трудности не сплотили ребят, ибо каждый из них знал, что самому слабому фрау Ангелия «поет колыбельную». Само имя этой женщины казалось жестокой шуткой, после которой ангелы обливаются кровавыми слезами и обрезают себе крылья. Элен навсегда запомнила тот день, когда впервые услышала их плач… В комнате царил полумрак, лишь слабое пламя керосиновой лампадки отражалось в стальных инструментах, развешанных по стенам. Их назначение оставалось неясным, однако холодный блеск внушал воспитаннице приюта легкий страх… Вид безумных, полных неисчерпаемой тоски, немигающих глаз отпечатался в сознании девочки и тесно сплелся с ощущением нестерпимой боли. Фрау Ангелия пела ей колыбельную, слова и мотив которой, подобно призраку, преследовали Элен и по сей день… *** Сперва врезающая в плоть игла просвечивает сквозь ноготь, но после тонет в темно-красных пятнах. Судорога сводит руки, но вырваться уже невозможно. Холод стали ощущается все сильнее, больнее, страшнее. Нельзя совершать движений - это лишь усиливает агонию, но тело не слушается. Сердце бьется быстрее, когда к кончику пальца прикасается вторая игла. Разрываемая кожа, лопающиеся капилляры, поврежденные нервы порождают нестерпимое жжение. Дикая, невыносимая боль медленно уничтожает рассудок, поражает психику, а вид торчащих из-под ногтей длинных спиц довершает дело. Сдавленный, неестественный вопль разрывает мрак комнаты, но не заглушает плавно льющихся слов старинной колыбельной. - Спи спокойно, девочка моя, - "мясник" остановился, когда жертва лишилась чувств. Как бы Элен ни старалась, ей не хватало сил, чтобы дослушать песню до конца, поэтому ужас повторялся изо дня в день… И вот тогда в ее жизни появился Фридрих. Парень не выделялся из толпы сверстников ни умом, ни смелостью, ни красотой… До некоторого времени. Такой же безликий и чужой, как и остальные воспитанники приюта, он - единственный, кто поднял голос в защиту Элен… Мальчишка боялся, но не опускал пылающего взгляда с противника, именно таким девочка запомнила своего спасителя. Фрау Ангелия, подобно взбешенному тигру, полностью переключила внимание на наглеца, осмелившегося ей перечить. Мятеж должен быть задушен в зародыше… Впервые за последние две недели Элен спала не на холодном каменном полу, а руки не сдавливали кожаные ремни, однако горячие слезы лились из ее глаз ручьем до самого рассвета. «Зачем он вступился? Я уже привыкла… Почему он поменялся со мной местами?» Девочка твердо решила, что, если в этом забытом богом месте еще остался человек с чистым сердцем, способный на сострадание и милосердие, он не должен мучиться и терпеть то, чего не заслужил. На следующий день Элен заговорила с парнем. - Больше никогда не вступайся за меня. - Почему? - Потому что мир жесток, и белой вороне в нем не место. Я сама справлюсь с трудностями. А свою жалость оставь при себе, это самое отвратительное чувство, которое можно испытывать к другому человеку. Не смей приближаться ко мне - ты противен... - после этих слов девочка развернулась и уверенной походкой двинулась прочь. Когда хозяйка приюта выбирала на вечер очередную жертву, ребята, потупив взгляд в пол, просили бога лишь об одном: «Пусть она пройдет мимо». Поэтому внезапно нарушивший тишину голос заставил всех вздрогнуть. - Фрау Ангелия, можете спеть мне сегодня колыбельную? – Элен сделала шаг вперед и одарила своих, построившихся в шеренгу, товарищей презрительным взглядом. Она почти сразу заметила «его». Парень нервно теребил пальцами подол рубахи и кусал губы. «Теперь ты понимаешь, что ждет впереди? Поэтому молчи и радуйся еще одному пережитому дню», - Элен медленно двинулась вслед за жестокой женщиной. Довольная улыбка украшала ее милое, но измученное лицо, руки болезненно тряслись, а страх постепенно перебарывал злость и чувство гордости. Вдруг послышавшийся позади топот маленьких ножек заставил Элен вздрогнуть и обернуться… - Можно мне с вами? Я тоже хочу послушать колыбельную, – Фридрих держал девочку за руку и, нахмурившись, сверлил взглядом безумную женщину. «Жалость, действительно, ужасное чувство, но она тут ни при чем. Я просто хочу быть рядом с тобой, не только в радости, но и в горе», - его слова навсегда остались лучиком света в израненном, утонувшем во мраке страданий сердце Элен. Любовь – это то, что делает нас людьми. Ни одно другое живое существо не способно на сострадание, милосердие… Любовь - чувство, являющееся квинтэссенцией всех человеческих достоинств, толкающее нас на великие и самоотверженные поступки. Любовь к друзьям, к семье, к родной стране и к девушке заставляла сердце Фридриха биться и придавала огромные силы. После того поступка отношение Элен к парню изменилось, ведь Фридрих никогда бы ее не оставил, потому что он был послан ангелами… Шли годы, и деяния фрау Ангелии не могли долго оставаться не замеченными. Очень скоро приют распустили, а безумная старуха попала под следствие, продлившееся меньше недели. Садистке вынесли смертный приговор, приведенный в исполнение в тот же день. Многих из ребят взяла под свою опеку школа при монастыре. В числе счастливчиков оказалась и Элен. Когда девушке исполнилось восемнадцать, Фридрих сделал ей предложение. Спустя пару месяцев, вдали от посторонних глаз, священник соединил узами брака два любящих сердца, наконец узаконив длившиеся более пяти лет отношения… Мальчики становятся мужчинами, девочки - женщинами. Для влюбленных время как вода, которая утекает сквозь пальцы, оставляя на ладонях мокрый след. Элен устроилась моделью в один из популярных журналов и неплохо преуспела в данной профессии. Фридрих так же прилагал значительные усилия, стараясь обеспечить своей семье безбедное существование. Хотя он и не блистал особыми дарованиями и медленно продвигался по карьерной лестнице, убивая дни напролет на текстильном заводе, его спутница жизни никогда не смотрела на мужа с презрением… И все же многое изменилось после появления в их жизни еще одного человека. Рождение дочери заставило Элен уйти с работы. В тот же год, двадцать восьмого июня, был застрелен эрцгерцог Франц Фердинанд… Германия вступила в войну. Когда план стремительного наступления не был реализован, всем стало очевидно, что для империи настали тяжелые времена. Многим концернам удалось нажиться за счет производства военного обмундирования, вооружения и техники, поэтому, даже в ухудшающихся с каждым годом условиях, Фридрих оставался востребованным специалистом и продолжал обеспечивать свою семью. - Откладывай деньги, скоро все может измениться, - повторял он жене едва ли не каждый день. Фридрих не говорил, что именно должно измениться. Впрочем, Элен слишком хорошо знала своего мужа и догадывалась, какие планы тот вынашивал… Тридцатого марта тысяча девятьсот семнадцатого года Фридрих отправился добровольцем на западный фронт. Российская империя перестала существовать, а установившаяся большевистская власть не желала продолжения войны, что ослабило силы противников на восточном направлении, однако параллельно возникла угроза вступления в войну Америки. Характер боевых действий сменился с агрессивно-захватнического на оборонительный, свидетельствуя об ухудшающемся положении дел и ослаблении позиций немецкого государства. И хотя глава семьи не одобрял политику властей, позволить чужим сапогам топтать родную землю он не мог, как когда-то не смог оставить девушку в лапах бездушного чудовища, фрау Ангелии… Элен считала мужа безрассудным, однако именно таким она его и полюбила, поэтому, не сумев переубедить однажды, повторно даже не стала пытаться. Лишь взяла обещание перед уходом, что тот непременно вернется. - Я говорил, что хочу всегда быть с тобой и в радости, и в горе. Так есть и сейчас, поэтому у меня не получится не вернуться, - улыбка, украсившая в тот миг лицо Фридриха, до сих пор стояла перед уставшими глазами. «Он не мог соврать… Он просто задерживается». За последующий год по стране прокатилось несколько мобилизационных волн, под ружье встали даже подростки. Элен старалась успокаивать себя тем, что муж принял правильное решение, когда сам ушел на фронт. На текстильных предприятиях освободились места, и, хотя скопленные деньги еще не закончились, Элен поспешила одной из первых устроиться на работу. Однако упавшие до критического показателя зарплаты заставляли озлобленный и оголодавший народ бунтовать. Весной того же года с фронта пришли новости о прорыве линии блока и выходе третьей армии к Парижу, ликование наполнило сердца уже отчаявшихся людей, и мятежи прекратились. Но триумф продолжался недолго. Летом в Европу прибыли американские солдаты… Восьмого августа началось контрнаступление союзных войск, завершившееся уже в ноябре свержением монархии и подписанием перемирия между бывшей Германской империей и ее противниками. Разоренное и обессиленное государство оказалось на краю гибели, но все же не это угнетало Элен: ее муж так и не вернулся… С тех пор прошло четыре года. Однако женщина по-прежнему отказывалась воспринимать людей, начинавших свое обращение с «фройляйн». - Я замужем, - она мгновенно прерывала речи незадачливых ухажеров, воспринимая подобные слова как оскорбление. Казалось, что время не властно над красотой Элен, поэтому претендентов на место кавалера не убавлялось. Но какое ей было дело до бессмысленных ухаживаний, в то время, как единственная дочка лежала с чахоткой? Судьба подкидывала несчастной сюрприз за сюрпризом, словно испытывая на прочность. Все отложенные деньги были пущены на лечение, не принесшее никаких результатов. Состояние девятилетней малышки ухудшалось с каждым днем, и надежда медленно покидала молодую мать. *** Элен уже второй день не ела, курение оставалось единственной привычкой, в которой она не могла себе отказать… Пачки хватало буквально на сутки. Спать Элен приходилось не более трех часов, все ее остальное время проходило за книгой. Мать в прямом смысле не отходила от постели дочери, читая больной девочке сказки, а когда та забывалась беспокойным сном – молитвы. - Кто этот человек? – Элен подняла усталые глаза на старика, бывшего священника, который сейчас работал в госпитале, по мере своих возможностей выполняя незначительные поручения. В этой войне погибло более трех миллионов немцев, а число раненных превышало данный показатель вдвое, поэтому многие «служители бога» сочли своим долгом находиться рядом с теми, кто нуждался в их помощи. - Маркграф Матис Крист, - шепотом произнес седобородый мужчина. - Он не немец? И при этом носит столь высокий титул? - Матис – редкое, древнее немецкое имя, оно означает «подарок бога», - священник многозначительно хмыкнул и плавной походкой вышел из палаты. - А Крист… Кажется, так себя называли первые христиане, - буркнула себе под нос Элен и продолжила изучать незваного гостя, сидевшего напротив открытой двери. – Зачем он снова здесь? Молодой человек на вид лет двадцати пяти уже давно стал ее постоянным спутником. Он приходил только по ночам и всегда тихонько устраивался на скамейку напротив палаты, где лежала больная девочка. Персонал не обращал внимания на мужчину, и Элен всерьез считала незнакомца плодом своего воображения, пока однажды медсестра не споткнулась о его лакированные туфли. С тех пор наблюдение стало взаимным. Элен старалась не показывать возникшего интереса и прятала свой взгляд под длинной челкой… Однако она оказалась вынуждена признать, что любовалась красивым лицом маркграфа, его гордой осанкой, тонкими аристократическими ладонями и глубокими голубыми глазами. Темные, отливавшие красным волосы завивались в локоны и выбивались из-под коричневой короткополой шляпы. Матис не носил пиджака, как требовала мода, вместо этого он накидывал на плечи длинный плащ и закатывал рукава рубахи, при этом не снимая тонких замшевых перчаток. Весь его образ нес отпечаток легкой «изысканной небрежности». Элен не стремилась познакомиться со странным гостем, хотя и чувствовала витавшее в воздухе мистическое очарование, источником которого она считала Матиса. Так проходили дни… Книга выскользнула из ослабших пальцев и с глухим стуком ударилась об пол. Однако Элен продолжала сидеть без движения, оставляя без внимания лежавшую у ее ног Библию. Бедняжка уснула, не закончив молитвы. Таинственный гость беззвучно поднялся на ноги. Он тихо вошел в палату, взял в руки упавшую книгу и перелистнул несколько страниц, после чего опустил свой грустный взгляд на больную девочку. Матис отлично понимал, что сейчас чувствует Элен, однако помогать «мертвецам» он не имел права. Ведь у малышки уже «выросли крылья»... *** Выпустив струйку дыма и отправив непогашенный окурок в засыпанную снегом урну, Элен поднялась по скрипучему порогу деревянного здания, переоборудованного под госпиталь. Удивительная картина открылась ее взору на входе в палату: девочка, несколько минут назад страдавшая от сильного жара, сейчас мирно дремала. Стоявший рядом с постелью Матис гладил девочку по растрепанным волосам и улыбался. Мать медленно приблизилась к незваному гостю... Или званому? Разве могут молитвы отчаявшейся остаться без ответа? - Сначала я считала, что ты ангел… Матис поднял свои красивые глаза на Элен. - Потом думала - смерть… – мать поправила краешек одеяла, плотнее укутав девочку. - Кто же ты на самом деле? - Ни то и ни другое, - голос Матиса прозвучал мелодично. Однако от его слов легкий холодок пробежал по спине слабой женщины. – Я не призрак, но и не человек… Ты единственная видишь и понимаешь… - Зачем ты тут? – Элен грубо прервала своего собеседника. - За тобой… Такого ответа молодая мать, приготовившаяся, подобно волчице, защищать свое дитя, не ожидала. - За мной? Матис молчал, он лишь присел на краешек кровати, но спустя минуту вновь нарушил тишину: - Самое святое, что есть на свете - любовь матери. Я должен сказать тебе кое-что… Идем, - он тихонько поднялся и протянул Элен руку. Элен не понимала, зачем она шла следом за этим странным человеком, увлекавшим ее все дальше по темным больничным коридорам. Дверь на крышу почему-то оказалась не заперта, и вскоре спутники очутились на засыпанной снегом площадке. Пушистые хлопья плавно опускались на шляпу и плечи Матиса. Элен молча смотрела на стоявшего к ней спиной маркграфа, ожидая, что тот объяснит, зачем ее сюда привели. Наконец молчание было нарушено: - Я могу спасти твою дочь… Она умирает, ты знаешь. Услышанные слова заставили Элен вздрогнуть: - Да, знаю… – она не понимала этого человека, но была готова принять помощь из чьих угодно рук и согласилась бы на любую цену. – Почему ты замолчал? Выдержав короткую паузу, Матис продолжил: - Это действительно мне под силу… Но что будет, если я скажу, что я вампир? - Тогда я спрошу, чего ты хочешь? – женщина приблизилась и коснулась ладонью спины маркграфа. Возможно, он лжет, тогда ничего не изменится, но если лишь чудо способно спасти ребенка, то любая мать поверит в него и достанет звезду с неба. - Я очень долго наблюдал и теперь хочу, чтобы ты пошла со мной, - Матис обернулся, его глаза излучали голубое сияние. Вампир растворился в воздухе. В следующую секунду его голос раздался уже за спиной Элен. - Ты больше никогда не увидишь ни свою дочь, ни свет солнца… Но она будет жить, я могу обещать это. - Дай мне десять минут, - Элен не колебалась с ответом, она спокойно развернулась и направилась к двери, ведущей в помещение. - Знай, что мама тебя очень любит. Я всегда буду рядом… Спи, ангел, храни тебя господь, - поцелуй горел на лбу малышки, крепко спавшей в своей постельке. – Помни обо мне и проживи жизнь так, чтобы тебе было нечего стыдиться. Она, гордо подняв голову, медленно поднималась по лестнице, ведущей на крышу здания, откуда открывался прекрасный вид на гамбургскую пристань. Элен вспоминала мужа, ужасы, пережитые в приюте, войну… В ее сердце не оставалось места сожалению, главное, что теперь малышка непременно будет жить. - Ты готова? – вампир приблизился и протянул своей спутнице руку. - Да… *** Это был необычный декабрьский вечер. Однако в канун рождества портовые рабочие занимались привычным трудом: погрузкой на борт корабля товаров, разбавляя рутинную работу обильной руганью. Все забыли о пришедшем в город празднике. Однако в окнах двухэтажного особняка горел свет… Матис, устроившись в удобном кресле напротив камина, любовался танцем язычков пламени. - Разве мама не говорила тебе не играть с едой? – появившаяся в дверях, невысокая темноволосая красавица недовольно хмыкнула. - Я тоже рад тебя видеть, сестренка. Как все прошло? - Ну надо же. Деловой! Не переживай, все выполнено по высшему разряду. - Девочка не мучилась? - Ну я ведь не такая бессердечная, как ты, - девушка уверенной походкой приблизилась к креслу. – Вот нахал! Даже не поцелует любимую сестру, - с этими словами она упала на колени к брату, потеснив огромного черного кота, спешно спрыгнувшего на пол. - Сайлас, прости эту невоспитанную дурочку, - Матис с грустью посмотрел в полные презрения глаза животного. - Ну-ну. Припомню! А ну, иди сюда! - сестра обхватила шею вампира своей худенькой ручкой и, приблизившись к его лицу, нежно поцеловала в губы. - Пусти, - процедил сквозь зубы Матис. - Не-а, - сестра кусала его за нижнюю губу, не давая вырваться. - Больно, - вампир наконец исхитрился освободиться и сейчас, довольно улыбаясь, вытирал со рта кровь. - Вот ответь честно, почему тебе нравится все так усложнять? Обязательно было разыгрывать эту комедию? - Когда человек сам предлагает свою жизнь, вкус его крови до последнего не будет осквернен страхом... - Ты такой жестокий, боже… Обожаю тебя, - удобно устроившись на коленях у брата, девушка довольно болтала ножками. – Впрочем, знаешь, у детей тоже особый, незабываемый привкус. Ты непременно должен как-нибудь попробовать нечто молоденькое. - Всенепременно! Но хватит о еде... Что удалось узнать о недавнем восстании? - Ты про восьмое декабря? Да ерунда. Банда фашистов во главе с каким-то Гитлером старалась захватить власть, однако их никто не поддержал. Думаю, не выгорит… Я бы поставила на коммунистов, на их стороне весь Гамбург. - Нет. Они уже пытались в этом году, и ничего не вышло. Не хватало нам только власти народа… - недовольно буркнул Матис. – Дай мне десять лет, и я посажу этот кусок идиота на престол. Так и передай милорду… - Он сейчас в Нью-Йорке. - Тем лучше, нам потребуется финансирование… У французов большой долг перед Соединенными Штатами, если на них надавить, то «лягушатники» закроют глаза на многие пункты Версальского договора, что позволит нам вливать в Германию средства на вполне законных основаниях. Чтобы вампиры полностью подчинили себе человечество, нужна еще одна война… - Ну ладно, надеюсь, ты и в этот раз не ошибаешься, - сестра вампира насупилась и потерла пальцем свой аккуратный, слегка вздернутый носик, после чего спрыгнула на пол и невозмутимой походкой двинулась в сторону двери. - К слову, - внезапно Матис окликнул ее. – Мать и дочь похоронили на одном кладбище? - Ага. Жалко их, одна умерла от лихорадки, вызванной чахоткой, а другая от нервного и физического истощения. Еще бы! Столько курить, при этом не есть и не спать, - коварная улыбка разлилась по лицу девушки. - Действительно печально. Но Элен сама виновата, она потеряла веру и искала спасение не у тех сил... - Ты, что священник? - Нет. Просто с некоторых пор я задаюсь вопросами религии... Если дьявола, равно как и бога, создал человек, то наверняка сотворил он его по своему образу и подобию. Лично я не встречал святых, равно как и абсолютных грешников... - И не удивительно - их нет. Согласно библии даже Люцифер когда-то был ангелом, так что это не доказательство бытия... - А кто говорит о доказательствах? К слову, может, став дьяволом, он эволюционировал? Тогда я всего лишь следую достойному примеру. - Приравниваешь себя к отцу лжи? Эгоизм зашкаливает: верить в высшие силы только для того, чтобы противопоставлять себя им... - Почему бы и нет? Ведь не будь таких, как мы, возможно, и нужда в боге отпала бы, - его слова проигнорировали. - Я ушла! - стук захлопнувшейся двери вызвал у Матиса злорадную усмешку. *** Одинокая фигура человека, опиравшегося на костыль, мокла под холодным февральским дождем. Мужчина средних лет сжимал в руках букет белых лилий. Наконец он сделал неуверенный шаг вперед и положил цветы на землю под деревянным крестом. - Прости меня… - Фридрих вернулся домой из плена.