Танец смерти

— Я знаю, чего тебе не хватает, Чуя! — Скажешь что-то про рост — будешь есть на улице. Землю под но… — Романтичности. — молчание повисло в комнате на какое-то время, пока рыжий удивлённо и слегка нахмуренно смотрел на шатена, а тот, мечтательно вздыхая, подпирал щеку рукой, — Ну, знаешь, поцелуи под дождём… Или, скажем, прекрасный танец в свете луны, прямо на набережной. Ты бы смог держать розу в зубах ради меня? — Ты просто придурок. «А я, видимо, совсем конченый придурок» — проносится в мыслях, когда уже который день подряд Накахара запирается у себя в кабинете и репетирует чёртово танго, будь оно неладно. Буквально час, и все ради чего? Чтобы угодить Осаму? Нет, конечно нет, он просто хочет доказать, что лучше напарника во всем. По крайней мере Чуя пытается убедить себя в этом, иначе будет слишком стыдно. Ручку двери дёргают, после по дереву скребут ногтями — этого достаточно, чтобы Накахара быстро создал видимость работы — слышен недовольный скулеж, бормотание и просьбы пустить, но Чуя точно знает, что нет необходимости подниматься с кресла — пришелец уже нашёл отмычку и прямо сейчас точно взламывает замок, чтобы войти, даже если его здесь не ждут. Настойчивость — одна из причин, по которой Осаму Дазай так высоко поднялся. — Почему ты не открывал мне, Чуууя? — недовольно тянет он, входя в чужой кабинет и тут же закрывая за собой дверь, — Неужели не рад меня видеть? — Представь себе. — закатив глаза, рыжеволосый перекладывает бумаги с одной стопки на другую, быстро пробегаясь по тексту взглядом, — Зачем пришёл? — Босс просил передать, что через пять минут машина, в которой мы с тобой должны быть, отправляется. — шатен свободной походкой рассекает комнату и, обосновавшись на диване, рассматривает потолок с улыбкой явно нашкодившего ребёнка. — Что? Почему он не предупредил раньше? — Накахара сперва не осознает услышанное, после резко подскакивает из-за стола, чуть ли не роняя стул на пол, — Какого черта ты разлегся? Нужно собираться! — О, не переживай, Чуя, я собрался, — за последующий смешок голубоглазый готов был придушить ублюдка, но все же остановил себя — во-первых, они опаздывают, во-вторых, пусть договорит, — Я то знал обо всем с самого утра. — …Я убью тебя! *** Сложенные руки на груди, немного вздернутый нос, хмурые брови, поджатые губы — все признаки темной ауры вокруг обладателя рыжих волос. Накахара буквально молнии метал в сторону напарника, который, в свою очередь, улыбался и поглядывал на шляпника из-под полуприкрытых век в ответ, из-за чего Чуя фыркал и отворачивался на время. Они сидели так в машине около часа, пока за окном бесконечно сменялась картина, пока солнце медленно двигалось к горизонту, и пока водитель не остановился за чертой города возле склада, с виду давно заброшенного. Осаму мгновенно прекратил дурачество, вышел из машины и огляделся, пока ждал, когда к нему подойдут остальные члены группы. Раз Мори Огай отправил на это дело не только Двойной Черный, но и отряд Ящериц, значит, перестрелки с жертвами и ранеными не избежать. Противники сильны. — Дазай-сан, все ждут ваших указаний. — Чуя снова фыркает, наконец выбираясь из машины — больно уважают подчиненные эту безмозглую Скумбрию, — Что прикажете делать? — Полная боевая готовность. Вы услышите, если переговоры не дадут результата, тогда открывайте огонь. Накахара молча шагает в сторону склада — от него до временной базы мафиози метров пятьсот-семьсот. Дазай догоняет чуть позже, следуя рядом и пребывая явно в хорошем настроении — он точно знает, что после такого задания босс даст выходной, который закончится возмущениями рыжего о том, какой Осаму несдержанный и как ему надоело скрывать алые пятна на шее. — Что ты лыбишься, придурок, они могут начать стрелять прямо сейчас. — раздраженно бросает голубоглазый, держа руки в карманах и немного сутулясь, — Хотя ты и рад будешь, если тебя подстрелят. — Если застрелят, ты хотел сказать. — шатен посмеивается, убирая руки в карманы подобно напарнику, и, прищурившись, рассматривает склад повнимательнее, — Сегодня умирать я не собираюсь. — Я уже знаю, о чем ты думаешь. Собираешься затащить меня в постель сразу же, как только… — Чуя, осторожно! — Накахара от растерянности не может сообразить, откуда донесся выстрел, но Осаму успевает подхватить его под спину и резко наклонить так, чтобы пуля прошла мимо. — Тебе в голову целились, неужели не видел? — Идиот! — рыжеволосый, кажется, даже пугается на мгновение, но явно не показывает этого напарнику. Они так и остались стоять в такой позе, будто два танцора закончили свой танец красивым выпадом на завершении музыки. — Ты лишил меня способности, как теперь… — Ночь, луна… не хватает набережной и розы в твоих зубах. Прекрасно, как думаешь? — Ч-что? Тебе мозг прострелили, и ты не заметил? — раздаются еще несколько выстрелов, Накахара оглядывается, однако Дазай реагирует быстрее, будто он дирижер и знает заранее, откуда и куда стреляют. Резко выпрямившись, он притягивает напарника к себе за талию, второй рукой хватая ладонь, облаченную в черную перчатку, и вытягивая вперед — нутром чувствуется, как две пули вновь обошли их мимо с двух сторон. — Я приглашаю вас на танец, — два шага вперед, резкий наклон, выстрел — Чуе остается только рефлекторно вспомнить собственные уроки и следовать за шатеном, — Отказы не принимаются, если вы только не хотите быть убитым. — Ты конченный придурок, Дазай. — Знаю. А ты умеешь танцевать. — …Потом объясню. Раздаются выстрелы с другой стороны — теперь в море шумов можно запросто потеряться и нарваться если не на пулю врага, то на пулю своих людей. Крики, звуки бьющегося стекла, взрывы и два силуэта в центре всех событий, кружащихся в настоящем танце смерти. У Чуи голова кружится от обилия резких разворотов и наклонов, а Дазай, внимательно следя за всем вокруг, зажимает в зубах украденный у напарника нож — имитация розы — и явно наслаждается происходящим. Оркестр смерти играет свою музыку, и шатен, прислушиваясь, следует ему: крик-выстрел-поворот, выстрел-взрыв-наклон, и раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре… Накахаре остается лишь удивляться тому, как его напарнику удается уклоняться от всех залпов, когда вокруг них уже горы трупов, раненых и умирающих. Прохладный ветер развивает рыжие волосы, шляпу он давно уже где-то обронил. Небо усыпано миллионами звезд, на которые они потом, когда все закончится, будут смотреть, лежа на траве и отдыхая после очередной выматывающей ночи. В свете луны видно все вокруг: и яркие голубые глаза, и аристократично бледную кожу, и слегка сжатые губы в явном напряжении и, возможно, испуге. (все вокруг для него — это он) Когда склад взрывается руками мафиози, игра объявляется завершенной. Среди десятков трупов два танцующих силуэта резко прекращают свой танец, оба дышат тяжело и смотрят друг другу в глаза с яркой смесью эмоций: один явно осуждающе, удивленно и, возможно, немного благодарно, а второй нежно и хитро одновременно, словно лис-обольститель, который поймал в свои сети рыбку, и не простую, а с умением сделать такое выражение лица, которое так и твердит: «Я хочу придушить тебя, но только после того, как поцелую». Оба сохраняют молчание какое-то время, не двигаясь, оставаясь в той же позе, пока Осаму медленно не тянет руку к чужой щеке, мягко стирая с нее каплю чей-то крови, случайно попавшей на кожу. — И что это было? — почти шепотом произносит рыжеволосый, на мгновение опуская взгляд на ладонь напарника, после вновь смотря в его глаза. — Танец смерти. — растянув губы в ухмылке, отвечает шатен, наклоняясь чуть ближе, чтобы коснуться чужих губ своими и поставить точку над этим безумством.