Пять мужчин Долорес

      Смутно помню то время.       Я действительно всегда была нервной, легко начинала плакать, волновалась. В доме Джейка всё стало только хуже, особенно после аварии брата, когда я поняла, что это не милый дом, это золотая клетка, а я и вправду райская птичка.       Я уговаривала себя, что у меня всё хорошо. Но когда однажды Джейк застал меня сидящей на полу кухни и рыдающей, то повел ко врачу. Он всегда считал меня очень эмоциональной, и я сменила несколько докторов, пока не нашелся тот, кто согласился с ним.       Помню, как случайно услышала сухой сдержанный голос Джейка:       — Выпишите ей что-нибудь, чтобы она стала спокойной. Я должен быть уверен, что моя спутница покорна, прежде чем жениться на ней.       Тогда я услышала только последнюю фразу. И возликовала: этот шикарный мужчина хочет жениться на мне! Он никогда об этом не говорил, но тут я даже пообещала себе, что стану такой, какой он хочет меня видеть. Джейк достоин идеала!       Я упорно пила таблетки, а в вязком вакууме, который меня охватил, даже мысли текли вяло. Так вяло, что однажды я забыла, что уже принимала таблетки и выпила еще и еще.       После скорой и врачей Джейк сказал:       — Ты почти идеальна, Долорес, но тебя нужно еще немного подлечить.       Ему нравилось укрощать меня. Нравилось, когда я глупо улыбалась после таблеток, а он водил меня под руку на приемах и рассказывал:       — Настоящая дикая кошечка, которая стала домашней рядом со мной.       Я почти не помню больницу, только одну яркую мысль: черт возьми, это же психушка! Но потом и она исчезла в таблетках и мягкой вязкости белого. Зато я хорошо помню, как вернулась в дом Джейка и поняла, что ничего больше не хочу, просто двигаться, как он говорит (ведь самой так сложно).       Джейк заговорил о свадьбе. Я подумала, что хочу умереть.       Кажется, именно это случайно и ляпнула, когда позвонил Колин. Я не помню точно, а он потом всегда уклончиво отвечал, что же я рассказала.       Достаточно, чтобы Колин заявился в наш дом почти ночью — даже не знаю, откуда узнал адрес. Но я сидела в углу кухни, сжавшись в комок, и просто ждала, когда они прекратят ругаться. Никогда не слышала, чтобы Джейк кричал, но тут он не позволял брату забрать меня.       — Ирландские выродки! Она должна быть благодарна, что я ношусь с ее дерьмом! Благодарна за то, что я дал.       Не помню, как конкретно произошло то, что случилось.       Помню только лужу крови, растекающуюся по плиткам пола, и свои мысли о том, как много придется вытирать. Остекленевший взгляд Джейка и кровавую вмятину у него на лбу. Я пыталась понять, чем его ударили, но потом увидела Колина.       Даже со своего места я заметила, как его бьет дрожь, он тяжело дышал и смотрел на мертвое тело.       — Колин? — тихонько позвала я, но он не реагировал.       В тот момент потерять брата показалось мне куда страшнее потери Джейка. Я переступила через мертвое тело и обняла Колина, он вздрогнул, но будто пришел в себя. Потащил меня прочь, позвонил кому-то по дороге.       — Мои друзья помогут.       Я никогда не спрашивала, кто они. Как и не уточняла, чем занимается Колин, куда уходит каждый день, почему у него теперь шикарная большая квартира.       Но в первые дни он оставался рядом, когда я осознала, что произошло. Когда эффект от таблеток начал отпускать. Колин не давал мне новые, чтобы успокоить, просто обнимал и приговаривал, что теперь всё будет хорошо.       Он не целовал меня первым. Это была я.       Единственный мужчина, который защищал и никогда ничего не требовал. Его губы — горький табак и осевшая в уголках ночь. Я скользнула между ними языком, мне хотелось проникнуть глубже, впитать в себя больше Колина. Я ощущала его возбуждение, но он отстранился. Твердо посмотрел на меня:       — Я не стану ничего делать, если не хочешь.       — Но я хочу.       Сильный, сжатый, будто пружина, он любил меня нежно и трепетно. Если Джейк раздевал так, будто я доставшийся ему на Рождество подарок, то Колин — как цветок с хрупкими лепестками, чтобы добраться до сердцевины.       Его пальцы оказались шершавыми, язык — горячим. Он пах табаком, а его волосы казались совсем темными в полумраке комнаты.       Он ласкал и выводил большими пальцами круги вокруг моих сосков. Пересчитывал пальцами ребра и проводил носом вдоль ключиц.       Я зарывалась в его волосы, которые теперь совсем не казались похожими на мои собственные. Касалась заживающего шрама под глазом — кажется, его оставил Джейк. Других отметин на его теле после аварии и драк. Я раскрывала тело и душу.       Он стянул трусики, но не полез сразу впечатывать меня в кровать. Его пальцы осторожно провели у меня между ног, коснулись клитора, нажимая, лаская, то ускоряя, то замедляя движения. Я ждала, что он войдет в меня, но Колин продолжал, пока я извивалась и стонала, умоляя остановиться — и молясь, чтобы он не сделал этого.       Он дошел до конца — до моего конца, когда я до крови вцепилась ногтями в его плечи, исступленно шепча «боже» и «блядь».       В тот день он не сделал ничего больше. И это снова была я, когда следующим утром подскочила к нему сзади. Он стоял в одних джинсах у плиты и готовил завтрак, косые лучи солнца падали на его торс и взлохмаченную голову. В одной руке он сжимал неизменную сигарету.       Скинув платье, я подошла к нему сзади, обняла обеими руками, чувствуя, как он замер.       — Долли. Что ты делаешь?       Его голос был хрипловат, и я только убедилась, что хочу именно его, сейчас. Поэтому расстегнула молнию, скользнула руками внутрь, сжимая его член.       — Долли… пожалуйста, не надо.       Но его слова звучали так же, как накануне мои собственные. Как мольба продолжать.       Недокуренная сигарета полетела в раковину, Колин уперся руками в кухонный столик и опустил голову, пока я продолжала ласкать руками его член. Когда он простонал сквозь зубы, я поняла, что скоро он будет готов.       Колин развернулся, легко подхватил меня и усадил на стол, смахнув с него солонку, салфетки и еще какую-то ерунду. Он сам походил на лесного зверя, пахнущий табаком и нагретой солнцем кожей, возбужденный. Но даже надевая презерватив, даже разводя мои ноги в сторону, он замирал, смотря мне в глаза.       Он уточнял, хочу ли я этого. Готова ли.       Я сама притянула его, обхватила ногами и выдохнула стон ему в рот, когда он вошел в меня. Колин держал меня крепко и умело, а у меня темнело в глазах от удовольствия — оказывается, можно не смотреть на нарисованные звезды, когда они скачут у тебя перед глазами.       Когда я кончила, прильнув к вспотевшему Колину, сливаясь с ним воедино, то ощущала его движение, а потом наконец-то и он отпустил себя, и его стон казался хрупким, ломким, как будто он еще неказистый подросток, а не взрослый мужчина.       Завтрак в тот день, конечно же, подгорел.       Я осталась жить у него. Вновь восстановила контакты с друзьями, рассказывая легенду, придуманную Колином: мы с Джейком расстались, он собирался куда-то уехать.       Ни разу я не спрашивала, что случилось с телом. Мне было плевать.       Я снова встречалась с друзьями, постепенно прошлое становилось дурным сном.       А пару дней спустя Колин принес стол и ноутбук. Коротко сказал:       — Пиши.       Не знаю, было ли то вдохновением или чем-то еще, но первую книгу я написала меньше, чем за месяц. Приключения уставшей принцессы, которую ее верный рыцарь вырвал из лап злобного колдуна. Местами наивно, кое-где блекло, но я хотела говорить о своей боли и отпускать ее.       У Колина были какие-то друзья… не знаю, как они это устроили, но, когда я заканчивала вторую книгу, у меня на руках был договор об издании первой.       Это было счастливое время. Те несколько лет стоят всей моей предыдущей жизни. Или последующей. Потому что потом появился Марк и всё разрушил.