Второе предупреждение – проигнорировано.
Под легкий джаз, в тонкой ветровке, в полном молчании, где нет место кондиционеру или же элементарной заботе. Вы чужие друг другу, и ты осознаешь это кристально чисто, что не скажешь о водителе. Ночное мерцание огней, скорость превышающая допустимую – это легкий кайф, который наталкивает на определенные мысли. - Порой хочется отправиться в путешествие и забить на все, - вслух парируешь ты свои мысли. - Это не так и сложно, - ты вздыхаешь от его наивности, потому что это говорит тебе человек, который имеет слишком многое, чтобы оставить это и просто сорваться, что не скажешь о тебе. - Вот только, от этого ничего не измениться, и как бы сейчас я избито не говорила, но… Дом – это любимые люди и любое место без них, будет уже не тем… пустым. Его дыхание утяжеляется, а ты уже все сказала. Можно было бы предположить, что ты делаешь ему больно в данный момент, но ты в это не веришь. Просто не веришь, по одной простой причине – у тебя уже есть такой человек. Легче прикрыть глаза на чужие чувства и эмоции, стать эгоисткой, чтобы не усложнять себе жизнь. И ты именно так и поступишь, потому что ты ничего к этому человеку не испытываешь, ты не готова ни подыграть, ни выдержать. И все же, это паскудное чувство скребется внутри тебя, потому что прощаться ты тоже не умеешь и не любишь. Молча и по-английски, звучит, как девиз по жизни. - Спасибо Тэхен. Ему ты тоже говоришь «спасибо», его ты тоже называешь по имени. И это всего лишь маленькое чувство благодарности за то, что не давит и не лезет к тебе. И пока он не ответил, наступает то самое время побега. Заброшка. Сырой воздух внутри и едкий запах спирта, будто здесь раньше была больница, но это не настораживает, так как в поле зрения попадает весьма знакомая фигура. Ты передаешь документы Сехуну, на удивление, не выслушав от него ни единой шутки, как это происходило обычно. - Ты приехала с хвостом, - смотря в окно, медленно проговаривает он. - Он все еще ждет? – вымученно уточняешь ты. Сехун кивает. – Тогда, устроишь мне последнюю поездку на своей детке? - Воспользуемся другим выходом, - улыбается брюнет, выбрасывая окурок одним щелчком пальцев. Тэхен упирается лбом о руль, пытаясь сдержать рвущийся смех. Грудная клетка колотиться от досады, потому что все, что произошло с ним сегодня – больше, чем нелепо. Он даже почти признался ей в чувствах. Он действительно сходит с ума… Темные глаза блуждают по заброшенному зданию, куда он отпустил ее, даже без какого-либо волнения. И почему-то знание того, что она сильная, его блядски возбуждает. Она как дикая кошка, только кровей, пожалуй, королевских. Ким не успевает отреагировать на байк, который проносится мимо, развевая темные волосы незнакомки на пассажирском сиденье ветром. Она вновь сделала это. Оставила его. Вкус горечи уже так приелся, как нормальная реакция, на самое обычное разочарование. *** Синяя папка до сих пор покоится в руках, и даже не хочется открыть ее и заглянуть на то, что, скорее всего, не понравится. По-другому, это называется доверием. Ты хочешь сжечь ее вместе с ним и расставить все по своим местам. Так проще начинать жить. Будто с чистого листа. - Юнги, - ты впервые произносишь его имя, сразу же зайдя в квартиру, не успевая дотронуться до боли желанного мужчины, который за такой короткий срок успевает стать почти всем, заменяя потухшую жизнь будущим. Час ночи, и он как обычно не спит. Ты опираешься о косяк двери, рассматривая его, а он рассматривает фотографии, доставая их из коробки, которой ты раньше не видела. Тебе это не интересно, ты просто ждешь и жаждешь заполучить все его внимание себе. Ты устала, так устала, что хочется упасть прямо на пол. - Мин Юнги, - чуть громче зовешь ты, и на этот раз он поднимает голову. Ты встречаешься с его рассеянным взглядом, который не сразу фокусируется на тебе, будто ты видение, призрак. Ты подходишь к нему ближе, забирая из рук две фотокарточки. Лениво сканируешь две картинки, на одной из которых Юнги со стайкой своих сумасшедших друзей, а на второй Юнги с девушкой. Протяжно тянешь через нос воздух и кладешь их обратно в коробку. - Я могу рассказать тебе, - ты не хочешь объяснений и слышать этот тон его голоса. - Просто ответь: это как-то касается нас? – смотря ему в глаза, задаешь вопрос ты, опуская ладони на его плечи. - Нет. - Это то, что может встать между нами? - Нет. - Тогда, мы можем забыть о прошлом? Вместо ответа он утыкается носом тебе в живот, отпихивая коробку под кровать. Тебе этого достаточно. Сейчас это больше чем ответ. Ты перебираешь пальцами одной руки его волосы.Третье предупреждение – проигнорировано.
- Что это у тебя? – отстраняясь, указывает он на папку. Ты выбрасываешь ее на пол и ногой отправляешь к той же коробке. - Прошлое, которое не для нас. Давай жить настоящим Юнги, - он поднимается с кровати, чуть возвышаясь над тобой и мягко взяв в ладони твое лицо, обхватывает своими губами твои. Спазм проходится по всем частям тела, бьет по эмоциям. Снова на грани, с куплетом новой песни в сердце. И когда ты стала таким романтиком… Ты отстраняешь его от себя, потому что слезы подступают к горлу. Это похоже на безысходность, но ты не можешь не сказать ему, ты не можешь им воспользоваться, просто не можешь. Ведь ты ни на минуту не забыла, что твоя жизнь все еще полное дерьмо. Яма отходов, в которую ты погружаешься все глубже. Судьба – сука, не так ли? Но как тогда конкретней обозвать твою жизнь? - Мне плохо Юнги, я вспоминаю о ней в такие моменты. Почему эта дебильная ситуация коснулась и меня? Может это семейное? – он смотрит внимательно и выжидающе, а ты отходишь все дальше. Садишься на диван и зарываешься пальцами в своих волосах, опустив голову. - Мина, я всегда выслушаю тебя, - вполне спокойно пропускает Мин через себя, занимая место рядом с тобой. Ты чувствуешь, что он рядом, но не дотрагивается, потому что чувствует, что это сейчас лишнее. Господи, это так по-дебильному прекрасно, когда тебя понимают без слов, когда тебя выучили, как гребаную молитву… - Я… Сегодня был разговор о замужестве, - выпаливаешь ты. – Я добью тебя еще больше, если скажу, кто стал этой кандидатурой? - Говори, - напряженно выделяет слово Мин. - Ким Тэхен, - шепотом отвечаешь ты, ощущая, как он сдавливает твои ребра, раскрывая для тебя свои объятия. – Ты должен был знать. - Это неприятно знать, - признается он, не в силах отпустить тебя. Вам больно обоим. – Это произойдет? - Нет, я лучше умру. Моя мама когда-то лишилась всего, выступив против воли собственного отца, но у меня ведь ничего и не было первоначально. Я просто Шин Мина, дочь своего отца, который посвятил себя мечте, и легкомысленной, но такой веселой матери, которая навсегда останется самым дорогим воспоминанием в моем сердце… Шепот заканчивается, а стук часов звучит все громче. Ваши дыхания тяжелеют, но постепенно успокаиваются. Легче не становится, но уверенность появляется… - Тогда мы можем просто отпустить это? Ты не ответишь на его вопрос, а Юнги и сам знает, что от этого пятна не избавиться так быстро. Оно тяжело въевшееся, все портит, почти под выброс, но разве ты можешь опустить руки, когда он целует твое запястье, когда заставляет сердце трепетать до остановки и запускает лишь одним своим прикосновением вновь. Он кладет твои руки себе на шею, позволяя прикоснуться к себе. Припадает к твоим губам самозабвенно, пропускает свои прохладные руки тебе под футболку, вырывая тихий стон, и пользуясь этим, проникает своим языком в рот, полностью подчиняя себе твой разум. Все пустеет, все становится крохотным и неважным. Вы задыхаетесь, вжимаясь друг в друга, не оставляя ни единого миллиметра. Мешает только одежда. Юнги стягивает с тебя майку, покрывая кожу на шее новыми поцелуями и ранами. Твои ожоги никогда не сойдут, потому что это уже отпечаталось в памяти, ярким следом забвения. Ты обхватываешь ее бедра ногами и он поднимает тебя, не разрывая поцелуя и, пошатываясь, несет к кровати. Ты издаешь смешок, когда он цепляется за ножку кровати и роняет тебя, Слава Богу, уже на мягкий матрас, а сам матерится, но также быстро избавляется от своей футболки. Ты приподнимаешься, чтобы он стянул с тебя джинсы. Облегающая ткань с его рыком поддается на минутную манипуляцию и отбрасывается в сторону. Его тело накрывает твое – приятная тяжесть. Каждое его исследование твоей кожи сводит с ума, как и его светлая бархатная кожа, при естественном освещении одинокой полной луны. Его хочется касаться, касаться, касаться… Кричать: «мой, мой, мой…». И чтобы это не прекращалось, потому что любить это прекрасно…