наконец

      Кейси тихо вздыхает, аккуратно положив голову на плечо Денису, а это точно он со свойственными только ему очками, сверкающими под обычной лампочкой не хуже, чем на солнце, складкой по меж бровей и идеально выглаженной рубашкой. Он напрягается на мгновение, замирает, прекращая дышать. И так же быстро отмирает, улыбается едва заметно, одними уголками губ, смотря на уснувшую Кейси. Она не дрожит, не всхлипывает.       Кейси сквозь сон льнёт к его горячей ладони, ловя его руки сухими губам. В бедро ей упирается пружина, наравясь проткнуть тонкую бархатистую ткань обивки и впиться ей в не менее тонкую кожу, диван под желтым светом лампы кажется непонятного оливкового цвета; было бы интересно взглянуть на его сочетание с кровью.        Он заправляет ей прядь за ухо, заставляя отвлечься от этих мыслей, а она пытается понять, кто перед ней; очки отложены в сторону, а на стекле пятна от чуть засаляных пальцев. Кейси распахивает глаза полностью, стряхивая остатки сна резким движением ресниц. Сухими пальцами оглаживает обжигающе горячую ладонь, встречаясь с таким же разбитым взглядом, осколки поразительно острые, кожу и ему и ей разрежут без труда. Но у нее шрамов достаточно, у него — один, на плече белый и рваный; она касается его иногда, водит пальцами, задевая ноготками розоватый рубец, очерчивает круг снова и снова.       Ей это позволяет только Кевин, заранее пресекая любые извинения тихим, я сам тебя просил и поцелуем целомудренно в лоб. Деннис же прячет его, как может, под глухими воротниками, стыдится любого несовершенства; но зацеловывает ее шрамы, называя их совершенными, и клянется, что новых не появится. И Кук тонет в его обещаниях, уходя камнем ко дну; слова его для нее сравни постулату.       Она переплетает пальцы с Кевином, его ладонь горячее ее в несколько раз; по телевизору крутят одно и тоже — противную ругань в ток шоу и выдуманные проблемы, поэтому громкость стоит на тройке, едва различаемая сквозь чужое дыхание. Выключить его совсем почему-то нельзя, без него все рассыплется, растворится без остатка, лампа под потолком мигает время от времени с резким гулом, а обои отбивают тем же оливковым. Кейси хочет поклясться, что сейчас действительно счастлива, и надеется что Кевин тоже.       Спросить не успевает, Патрисия ворует свет, как всегда, не вовремя, выпрямляя спину, у истинной леди осанка должна быть идеальной, но руку не одергивая. А еще Патрисия прячет свой настоящий колючий, уколешься и не заметишь, взгляд за патокой жеманства, лучше чем кто-либо другой, известный Кейси. — Ох, деточка, — Кук вздрагивает от её голоса, убирая голову с чужого плеча, — Неужели ты вправду спала так? — возмущение звенит в воздухе наравне с гудящим телевизором. — Ты так не наберешься проблем с позвоночником. Ложись уж лучше ко мне на колени. — Кейси следит за руками, разглаживающими ткань брюк с грациозным пренебрежением; Патрисия борется с желанием переодеться в привычную юбку миди и кашемировый свитер, — Ложись, не бойся. — и Кейси слушается, аккуратно ложась к ней на ноги. — Спасибо. — она улыбается чуть заметно, но Патрисия видит и отвечает нежной улыбкой. — Не за что, Кейси. Не за что. — пальцы гуляют в девичьих волосах, приятно поглаживая кожу; мурашки бегают по затылку от уха до уха. — Но спать со включенным телевизором, я не позволю. — Конечно — Кейси не спорит, шепотом соглашаясь со всем. — Я его выключу. — чуть слышный гул замолкает, лица людей сменяются чернотой экрана; пряди волос просачиваются сквозь пальцы. — Спи.       И Кейси уснет, убаюканная заботой, и Кейси не присниться ни одного кошмара;

наконец.