***
Следующие несколько дней работа на болотах кипела. Дело нашлось даже кучке высокородных трусов — хоть они и не скрывали, что не очень-то верят, что подобный сброд может обеспечить оборону, как люди образованные, о тактике они кое-что знали, и с нескрываемой гордостью своими познаниями делились. Филипп обучал тех, кто имел хоть какое-то понятие об оружии, держать меч, или, на худой конец, крепкую палку — в умелых руках даже она могла стать грозным оружием. Вот только на то, чтобы сделать эти руки умелыми, катастрофически не хватало времени. Впрочем, он эту деталь не озвучивал — среди оставшейся на Болотах знати сложилось своего рода негласное соглашение: они не говорили ничего, что могло напугать народ или заставить его паниковать. Им важно верить в собственные силы. После вопроса маленького тролля Малефисента сделала стену еще толще и непроходимее — сама по себе она была преградой немагической, хоть магией и создавалась, и даже если Дорика обратит терн в камень, ее людям придется долго через него пробиваться. Фея закрыла все ходы, через которые стражи проводили людей в топи. Все равно у замка, как она лично убедилась, свободомыслящих не осталось, а значит и в тайных ходах смысла нет. Стражей с той стороны она тоже отозвала — она не могла допустить, чтобы Бальтазар или кто-то из его сородичей тоже разлетелся на осколки... Малефисента прогнала навязчивые воспоминания, сейчас они только мешали. Раненое крыло послушно складывалось за спиной и раскрывалось, но все еще болело, так что держаться на лету было тяжело. Малефисента обходила свои бывшие владения пешком. Опять. Первое время куда бы она ни пошла, она всюду брала с собой кого-то из маленького народа — их болтовня отвлекала от собственных мыслей, — но вскоре обнаружилось, что как только те выговаривали все, что у них на уме, в феях всех мастей просыпалось любопытство, а стоило Малефисента отказывалась продолжать разговор, к любопытству добавлялась еще и жалость. Это было уже совсем невыносимо! Уж лучше ненависть и страх, что она вселяла раньше — они были отличной броней от чужой жалости. Но их она позволить не могла, им с Авророй еще вести фейри в битву. Так что просто предпочла одиночество. Она смертельно устала от борьбы, и в этом была даже некая ирония, ведь последние семнадцать лет именно борьба была смыслом ее жизни. Ну, по крайней мере бо́льшую часть этого времени. Сейчас же Малефисенте мечтала лишь, чтобы все побыстрее прекратилось, и даже не важно как... Она крепче сжала маленький осколок — самый кончик крыла, единственное, что она сумела подобрать во время бегства из замка — и отогнала очередную неуместную мысль. Она будет бороться столько, сколько нужно, она отомстит. Не за себя, так за других. Вот только что потом? У нее была Аврора, были Топкие болота, был волшебный народ, однако одиночество цепко угнездилось в сердце, и если прежде, после предательства Стефана, оно питало ее, придавая силу и злость, то теперь будто высасывало их, сколько бы Малефисента ни старалась их воскресить. Она только казалась сильной и воинственной. На деле же это теперь удел ее воспитанницы. Она забредала в самые укромные и неспокойные уголки волшебных болот, лишь бы выгнать из души это отвратное чувство, найти покой. Но оно не уходило.***
Вот уже несколько дней собравшиеся у терновой стены люди тревожно перешептывались и оглядывались, заслышав любой маломальский шорох. Стена двигалась и разрасталась, то тут, то там поговаривали про двигающиеся деревья и прочую жуть. Для бывалых солдат, штурмовавших Болота еще под командованием Стефана, подобное было не ново, да и рыцари Ракара принимали происходящее с ледяным хладнокровием. Только вот таких среди собравшихся можно было пересчитать по пальцам, основную же массу составляли крестьяне, к чертовщине не привыкшие. Нет, бежать они и не думали, но волнение не добавляло армии боевого духа, и чем дальше, тем больше охватывало оно народ — они жаждали видеть ту, ради которой терпят такой страх и готовы вот-вот пойти на смерть. И она пришла к ним. Толпа послушно расступалась перед ней, как, впрочем, и всегда, куда бы не пошла королева Дорика. По пятам за ней следовал один из рыцарей, несший в руках резной ларец. Несколько любопытных пытались было заглянуть в него, но сникали под предупреждающим взглядом. Она шла по узким полоскам жухлой травы в своем белоснежном платье, и край подола чуть запачкался от грязи вокруг — постройка боевых машин никогда не было чистым занятием. Однако шла она босиком, и завидев это, подданные еще ниже опускали головы, а некоторые даже пытались бросить ей под ноги плащи и другую одежду, чтобы Дорика ненароком не поранилась об острые щепки. Но Дорика не знала ни заноз, ни ран от создания природы, списывая это на небесное свое происхождение, так что и сегодня решила не отступать от привычного склада, хоть верный Фернан и уговаривал ее не рисковать. Все же болота подчинялись темным силам, и природа здесь могла оказаться чуждой, злой. Королева лишь отметила, что верный рыцарь неправ, природа едина везде, как и ее суть. Дорика остановилась лишь у самой стены, так близко, что толпа охнула и готова была кинуться ей на выручку, если один из шипов только заденет нежную кожу. Она повернулась к своим подданным и заговорила: — Знаю, вы боитесь, но я пришла успокоить вас — наше дело правое, а значит высшие силы не оставят нас. Когда-то я не понимала, почему Создатель отправил меня на землю с ее несовершенствами, практически лишив сил исправить их? Но вскоре я узнала, что ошибалась, просто не всегда силы, которые нам даны, исходят изнутри. Мне дана была сила, слишком губительная для обычных людей, но подходящая для созданий высшего рода. И сегодня вы увидите всю мощь этого дара. Она протянула руку к рыцарю, и тот поспешил склониться перед ней, чтобы правительнице удобно было дотянуться до его ноши. Она положила ладонь в ларец, и из него тотчас вырвалась голубая искра, и устремилась к стене. Она разрасталась, и вот уже целое пламя плясало на терновнике, и грозные иглы чахли и ссыхались там, где оно касалось их. Когда причудливый голубой огонь прогрыз путь на несколько метров, армия возликовала. Дорика отступила, давая своим отважным воинам дорогу. Лишь об одном попросила она их — оставить болотную ведьму невредимой. Той предначертано было занять место в ряду статуй, осмелившихся бросить вызов Ракару. За последние дни стена разрослась, стала толще и гуще, но пламя пожирало ее метр за метром. Но вот что-то пошло не так. Пламя начало угасать. Сначала народ только обрадовался этому, решив, что выход близко, но когда последние искры потухли, они оказались перед все таким же густым терном. Люди озадаченно заозирались, не нашел ли огонь лазейку, но стена была лишь обожжена, не более. Но не могла ведь королева допустить ошибку, подобная мысль сама по себе казалась кощунством. Выход должен быть близко! И вот один из воинов — молодой крестьянин, всего пару дней как взявший в руки меч, с диким криком кинулся на стену и вонзил острие в ближайший стебель. Тот уже пострадал от магического пламени, так что легко поддался. Тогда и бывалые воины, воодушевленные, что стена не дает отпор, как когда-то, присоединились к юноше и начали безжалостно рубить и кромсать толстые ветки. Первый рубеж — обожженные ветви — был уже пройден, топоры и мечи вонзились в свежие, неповрежденные стволы. Стена зашевелилась. В первый момент возбужденные успехом люди даже не заметили этого, осознание происходящего пришло к ним только когда один из стенорубов так сильно замахнулся топором, что по инерции развернулся — как раз вовремя, чтобы увидеть, как две растущие и наливающиеся на глазах ветки переплетаются, закрывая им обратную дорогу. Он вскрикнул и бросился к новой цели, но она оказалась не одна — по всей длине выеденного огнем туннеля ветви пробивались сквозь обожженных сестер и латали брешь. Люди оказались в ловушке посреди живой стены, созданной лишь для одного — не пропускать врага. Они быстро оставили попытки выбраться — это было уже невозможно — и собрались в круг в центре оставшегося у них уголка, пытаясь не подпустить к себе ползущие ветви. До некоторых добирались молодые побеги, и они падали замертво от укола зачарованных шипов, но большинство продолжало бороться. Надо только продержаться, пока королева не придет и не освободит их... Дорика наблюдала за происходящим совершенно бесстрастно, лишь чуть поднятая бровь выдавала ее удивление. Когда она только увидела молодую поросль, выбивающуюся по краям прожженного туннеля, она тут же вновь опустила руку в ларец. Ничего не произошло. В первый момент она сама поверила, что огонь сделал свое дело, и ее армии осталось лишь внести последние штрихи, однако она ошиблась — огонь погас не поэтому. Неужто твари с болот нашли чары, способные противостоять силе кристалла? Молодые ветви уже приняли прежнюю толщину и начали чернеть, а в глубине за ними раздавались отчаянные вопли и мольбы о помощи. — Жаль. Каждая утраченная жизнь — невосполнимая потеря, — произнесла она оцепеневшим солдатам, оставшимся сторожить оружие. — Однако редкая битва с тьмой обходится без жертв. Но не волнуйтесь, я узнаю, что за черное колдовство на сей раз применила ведьма. Я даже знаю, кто сможет ответить на этот вопрос. Жизни, потерянные сегодня, не останутся неотомщенными. Поле огласили восторженные крики — все знали, если королева сказала, значит, так и будет. За каждую отнятую сегодня жизнь болотные жители заплатят сторицей! Сейчас никому из них невдомек было, что через нескольких дней, когда эйфория от встречи с самой прекрасной женщиной на земле поугаснет, страх перед топями разыграется с новой силой. Не знали они и того, что по ту сторону стены беглые люди и волшебный народ, вооруженные самодельными луками, с неменьшей тревогой ждали, что защищавшая их терновая стена вот-вот рухнет.