Договор

Давным-давно в одном прекрасном государстве жили-были мужчина и женщина. Оба прошли через многие трудности — сложное детство, отсутствие крова над головой, голод и холод, но преодолели все препятствия. Лишь встретив друг друга, они тут же влюбились и начали строить свое будущее вместе. А через год, когда у них уже были деньги и теплый дом, у них родилась прекрасная дочка… *** — Ну? А дальше что, дальше, мам? Ты сама не устала на этом месте сказочку-то обрывать? Что говорить, девочка выросла. У нее, конечно, возникали вопросы, но их было довольно легко отложить на потом, прикрывшись малым возрастом. Сегодня Руне исполнилось шестнадцать, и она с самого утра села за обеденный стол и отказывалась вставать без ответов. Ну, Лита предвидела это. А кто в этом доме к Лите вообще когда-либо прислушивался? Только не Адна. А именно Адна приняла волевое решение не объяснять Руне, как так вышло, что у нее две мамы, обе не родные и обе странные. Хотя ладно, кого она пытается обмануть: Адна предложила, сама Лита одобрила, потому что сложно это все и вообще. Но в такой ответственный момент о подобном как-то не думаешь, особенно если осталась с требующей фактов дочкой один на один. — Вот тебе реально так надо это знать? — попыталась в последний раз вильнуть Лита. — Реально, — угрюмо ответила девочка. Лита вздохнула, мысленно пожелав спящей в соседней комнате Адне всех благ этого мира и минус триста очков в карму. Нет, четыреста. *** Лита Руне фактически не врала. Ну, то есть как — приукрашала, но плотлайн почти не трогала. Она, например, не разъясняла, что у мужчины из сказочки были проблемы с «веселой водичкой» из таверен и карточные долги; что у женщины было в городе прозвище «Медведица» — за суровый, закаленный нрав и слухи, что подозрительным образом именно она оказывается рядом с ограбленными домами. Понятно, да? История приобретает не очень детскую окраску с самого начала. Но чем дальше — тем, ясное дело, интереснее. У идиотов мысли сходятся, и эти двое, еще не будучи знакомы, нашли одинаковое решение своих проблем с обществом — и это была, разумеется, не кропотливая работа над собой, а ведьма. Две ведьмы. Разных. По сути и по стилю. Единственное, что их объединяло (кроме связи с нечистым, ясен бубен) — прайс-лист за услуги. Короткий: одно решение проблем по щелчку пальцев — один твой первенец (что довольно иронично с учетом того, что первенец у тебя по определению один, а решений проблем по щелчку пальцев в течение жизни хочется иметь бессчетное количество). И оба согласились. А потом встретились. И поженились. И родили первенца. Одного, понятно. И понеслась. *** — А эта что тут делает?! Ариадна даже в ведьминском кругу, не отличающемся уважением к такту и манерам, считалась особой не самой приятной. Зато благонадежной. Ариадна мало к кому питала теплые чувства — лучше обстояли дела с врагами; если она кого-нибудь и ненавидела, то это вряд ли было невзаимно. Ну, на Аэлиту это не распространялось. Она, в свою очередь, считалась среди сестер по связям с нечистью чудаковатой, и побаивались ее даже больше, чем Ариадну — ну, потому что она типа добрая и все такое. Даже не пытается прислушаться к корням и создавать имидж фанатки жаб и крысьих хвостов — неслыханная наглость. А Ариадну она просто раздражала. Речами своими человекозащитыми на шабашах, мягкостью всей этой неестественной, а еще — фразой «мне тебя жаль», выплюнутой в лицо при одной из стычек на ведьминском сборище. Ариадне не надо было жалости. Вот уж чего угодно, только не жалости. И вот кого-кого она точно не ожидала увидеть, придя забирать свою зарплату, так это Аэлиту. Догадка была мгновенной и логичной. — Думаете, эта фея убережет вашего отпрыска? Вы ее по одежде выбрали или она просто забесплатно согласилась работать? Лита молчала, сжав губы. Ситуация выходила за рамки ее моральных принципов с самого начала. Она бы уже давно телепортировалась к чертям собачьим, но — вот незадача-то — не могла не выполнить договор. *** — В смысле — «не выполнить»? Ты о чем? Договор же заключили с тобой! — Ну, это… сложно объяснить. — Лита кусала щеку; разговор продолжать не хотелось — тем более без Адны, которая, между прочим, была причастна ко всему этому в равной степени. — Клятва на крови — она обычно как бы двусторонняя, понимаешь? Типа юридического договора, исполнение которого гарантирует… ну, «тот». — Лита небрежно ткнула пальцем вверх — Руна и без этого поняла, о «каком» речь. «Тот» решал в ведьминской жизни больше, чем всем хотелось бы. — И этот договор… — Чертовски хреново прописан. Адна встала в своем нормальном настроении — ужасном; она попыталась сделать вид, что день рождения Руны ее не касается, но Лита прекрасно знала, что ведьма просто по инерции пытается быть равнодушной. Ну, а еще — что Адна беспокоилась о шестнадцатилетии дочки больше, чем кто-либо, начав готовить подарок за полгода и продумывая все до мелочей. — А тебе бы лишь бы наехать, — даже не глянула в ее сторону Лита. — Доброе утро. — Было б доброе, — буркнула Адна. Она присела рядом с Литой на стул — напротив Руны, которая будто бы уже ненавидела вторую маму за прерывание такого важного рассказа. — Ну, и что ж не так с тем договором? — нетерпеливо спросила девочка, притопывая ногой под столом. — Ну… — Помолчи, фея, — опять перебила только что проснувшаяся мамаша. — Ребенку уже не пять, настало время слушать реальную историю, а не твою «версию для семейного просмотра». — Лита фыркнула, но промолчала. — Так вот, ты можешь, конечно, придуриваться, но ты вроде как уже знаешь, что большая часть текстов сделок давным-давно прописана, чтобы избежать нахождения «дыр» в контракте. В договоре с участием первенца все капец как строго — чтобы от греха подальше: родитель отказывается отдать в течение такого-то времени… — Полугода, — сдержанно дополнила Лита, смотря исключительно на свои лежащие на столе руки. — Почему именно полугода? — Потому что после полугода энергетика ребенка сольется с родительской, и перестроить ее на ведьму-получательницу невозможно. — Отлично, мини-урок ведьминского искусства от феи, — фыркнула Ариадна. — Я продолжу, если никто не против. *** В контракте с участием первенца все и вправду прописано четче, чем двум ведьмам на тот момент хотелось бы. Помимо обязанности родителя передать младенца в положенные руки, сторона-получательница обязывалась проживать с ребенком под одной крышей до его ведьминского совершеннолетия — это до двадцати одного года — и передавать ему все свои знания, для чего первенца, собственно, и запрашивают. Родители всегда так рыдают, будто ребенка собираются разобрать на органы для черного рынка, ей-богу! Устаревшие стереотипы о ведьмах, подкрепляющиеся их образом, заставляют представлять судьбу дитяти кровавой, жестокой, с — при самом благополучном исходе! — подметанием полов в старой, прокопченной избе колдуньи-карги и сном на тряпье в углу. Это довольно глупое представление, на самом деле: ведьма — она же ведьма, нет? На кой вообще хрен ей, в таком случае, сдался человеческий ребенок, да еще и первенец, если она умеет… не знаю, колдовать? Это ж какая форма садизма должна быть и каким воздушно-капельным путем она должна распространяться в ведьминских кругах? Короче говоря, все сложнее. Каждой ведьме нужно иметь преемника — иначе ее сила выплеснется во вселенную бесконтрольно, чем не принесет никому ничего хорошего: аномалии там всякие, катаклизмы в особо тяжелых случаях, ну нафиг. Родить себе такового довольно сложно — ведьму мало кто способен по-настоящему полюбить, а ребенок, сделанный не в любви, энергетически слабее и чаще всего силу не выдерживает. То же самое касается большинства вторых, третьих, пятых, десятых и так далее детей в семье — большая часть родительской энергии отдается именно первому, последующие отпрыски ее наживают сами, а там уже как пойдет. Еще есть слухи о силе седьмого ребенка (и седьмого ребенка седьмого ребенка), но таких найти посложнее в наше время. Ну, в общем, запутано все. Главное — выбора у Аэлиты и Ариадны не было, ведь они обе, слушаясь закона, для клятвы на крови использовали именно специально прописанный Сообществом текст договора. И с ведьминской стороны он был такой же строгий, как и с родительской — дабы избежать бесконтрольного отбирания первенцев у людей, о правах которых тоже как бы старались заботиться. Родители — о чудо — даже почти не расстроились. Ариадна отметила про себя, что не удивлена — Аэлита явно с самого начала понимала, что этому первенцу вне этой семьи точно не будет хуже. *** — Хотите сказать, что мои настоящие родители — засранцы? — Ну… — Да, — в очередной раз отрезала Адна. — Ты абсолютно не была им нужна. Впрочем, бездетными они не остались, не переживай. Адна даже не заметила, как спалилась на подглядывании за настоящими родителями Руны — убедиться, что они не ищут дочку. Впрочем, их дочерью ее с самого начала нельзя было назвать. *** — Ну нет, — на выдохе возмутилась Ариадна. — Я не буду с ней жить. Не надейтесь. — Не думаю, что у тебя есть выбор, — резонно заметила Верховная ведьма, наблюдая за своими посетительницами поверх очков. Лита почти ни слова не проронила с самой встречи в доме незадачливых родителей; Ариадна настояла на походе к Верховной сразу же, без промедлений — и плевать, что за собой надо было тащить колыбельку с малышкой. Сейчас она тоже сидела молча — знала, чем все кончится. Уж что-что, а теорию своего ремесла она понимала. — Нет, ну должен же быть выход, — не унималась Адна. — Приходить по утрам и уходить по вечерам, например… — И нарушить клятву на крови, — тихо напомнила Аэлита. — Дерзай. Мне же лучше. Ведьма хотела ответить что-нибудь колкое, но не нашла ни одного аргумента в свою защиту. Вызов «тому» никто не решался бросать. *** — И вы просто стали жить вместе? Лита и Адна переглянулись. — Ну, как — «просто»… *** «Просто» не было ничего. Пока Ариадна тяжело хлебала поданный в резиденции Верховной чай, сама Верховная отвела Аэлиту в сторону — для «дружеского разговора». — Послушай, дитя мое… Вы с Ариадной попали в довольно неприятную ситуацию, которую закон не мог предугадать, и мне очень неприятно видеть, как она реагирует на… трудности. — Верховная смерила ведьму осторожным взглядом, который свидетельствовал о том, что ничего приятного далее не последует. — Но послушай, в конце концов, ты ведь тоже не лыком шита… я имею в виду, с учетом, как ты росла… По крайней мере закономерно с моей стороны было ждать от тебя большей… реакции. Лита бы не отвечала опять, если бы Верховная не наступила на самое больное. В ее серых глазах вспыхнула гордость и искреннее желание отомстить за нанесенную обиду. — Под реакцией вы подразумеваете паническую беготню из угла в угол и отсутствие контроля над своим речевым аппаратом? Как вы успели заметить, меня растили в ценностях, которым противоречит бессмысленное метание перед неизбежным. Я готова воспитывать девочку сама, готова вдвоем, втроем, вчетвером — я по крайней мере не пытаюсь отказаться от своих слов. Но мое спокойствие — это, конечно, проявление неуважения к предкам, которые слова «сдержанность» вообще не знали. В следующий раз постараюсь быть истеричнее, чтобы не заставлять вас нервничать. Лита говорила с ровной, почтительной интонацией, которая была еще хуже, чем самый острый сарказм. Верховная не ответила — лишь в очередной раз пронизала ведьму взглядом и гордо удалилась, показывая, что здесь ловить нечего. А Лите не нужны были разговоры. Лите просто хотелось, чтобы на месте Ариадны оказался кто угодно другой. Истеричка — горе в доме. *** Первой и самой насущной задачей был выбор дома для жилья. Ариадна безапелляционно заявила, что свои манатки переносить никуда не собирается, так что «фее» придется перебираться к ней на окраину. Лита опять отмолчалась, хмыкнула — на том этапе жизни составление слов в предложения в круг ее хобби точно не входило; взяв только что уснувшую малышку на руки, она ступила в милостиво приготовленный сестрой по несчастью переход. Новоиспеченную дочку Ариадна на руки брать пока то ли брезговала, то ли боялась — это Литу тоже раздражало. Лишь только увидев свой потенциальный дом, Аэлита поняла — хочет Адна или не хочет, а переехать придется. Изба была истинно ведьминской, так сказать, «винтажной»: деревянной, со всякой дрянью, сушащейся в самых неожиданных местах, парой картинок на стенах и запахом мышей. Потолок был закопчен, котел стоял прямо на полу — никакой речи о пожарной безопасности не шло; еще пара котлов, прутья, корешки, деревяшки-амулеты — все вперемешку, все где попало, и не то чтобы Аэлита боялась беспорядка — но она знала, насколько опасным может быть такое поведение с магическими артефактами и насколько тут будет ненадежно даже после уборки. — Не вороти нос, фея, — проследила настроение Литы хозяйка дома. — Это барахло не опасное, я свое дело знаю. Когда идет рабочий процесс, сложно следить за порядком… Ее оправдания Литу не слишком волновали; не успела Ариадна договорить, как она на секунду освободила руку, которой держала голову Руны, и щелкнула пальцами. Барахла — ни опасного, ни не очень — тут же не стало. — Ты что?! *** — Потому что терпеть энергетический бардак я не была намерена, — отрезюмировала Аэлита. — Если кто забыл, — косо взглянула она на сопящую Адну, — целью всего мероприятия было обучение колдовству, которое бы очень осложнилось постоянной неразберихой с балансами. — Я уже тебе говорила — энергетически сильные вещи я всегда хранила отдельно. — Я живу с тобой шестнадцать лет, можешь даже не притворяться, что это так. Адна отвернулась, а Лита прыснула. Руна изнывала в ожидании продолжения. *** Впрочем, ничего страшного не произошло — Лита просто решила проблему с переносом «манаток». Все вещи из дома Адны материализовались у нее во дворе. — Ну нифига ж себе замок, — присвистнула Ариадна, осматривая дом с торца. — В наследство достался, — сухо отрезала Лита. — Заселяйся. Что нужно — заноси, что не нужно — нейтрализуем и сожжем. — А не слишком ли фея обнаглела — распоряжаться моими вещами? — Не слишком. — Она хотела добавить что-то уже у самой двери, но в последний момент передумала. *** Процесс нейтрализации был их первым общим делом — пока что девочкой занималась только Аэлита. Малышка была довольно спокойна с учетом обстоятельств — почти не ныла во время переходов и перемещений, из бутылочки пила без капризов, охотно давалась Лите на руки. Последняя с самого начала не сопротивлялась материнским чувствам в сторону рулетика из нескольких пеленок, изредка тихо поскуливающего от голода или страха. Аэлита не выказывала усталости от изнуряющего дня, нейтрализуя один амулет непонятного предназначения — результат «экспериментов» — за другим. Двигалась четко, быстро, уверенно шептала нужные заклинания, чертила тонкими пальцами в воздухе знаки; костер тоже развела сама, дав Ариадне понять — доверять ничего не собирается, даже ее собственные вещи. В свете кострища Ариадна мимоходом заметила, насколько у Литы сутулые плечи и впалые щеки. Интересно, что у этой феи такого случилось, что она недоедает. *** — Нам с тобой нужно установить границы. — Да что ты? Лита как была усталой с вечера, так и осталась — всю ночь нянчила Руну, которая ощутила себя уверенней в спокойной обстановке. Непричесанная, в домашней теплой одежде, она пыталась выглядеть убедительной и внушительной, но у Ариадны вызывала лишь смешки. — Да. Очередность сна с Руной, например. — Что, не по зубам оказалось? А была бы сама — не с кем было бы меняться. — Заткнись, ладно? Сегодня за маленькой следишь ты. Ариадна пожала плечами — ей не в лом. Лита кивнула и встала. — Я приготовлю завтрак. — Ты? Да ты сейчас уснешь стоя. Не надо мне такого завтрака, сама разберусь. Не то чтобы Ариадне было жаль сожительницу — просто не хотелось наблюдать ее тщетные попытки оставаться в вертикальном положении. А с ребенком не так уж и трудно справиться, так? Ведьма она или кто? *** — И что, справилась? — скептично поинтересовалась Руна. Лита многозначительно закатила глаза; и без того уже пристыженная Адна окончательно потеряла терпение и встала — видимо, поискать себе чего-нибудь съестного. Руна, конечно, любила Адну, но далеко не за ее материнские таланты. *** Больше Лита Ариадне ребенка не доверяла — как и не собиралась ничего доверять с самого начала. Та будто бы обиделась и стала пропадать где-то с утра до вечера; Лита жила с ней всего какую-то неделю, так что не знала, входит ли подобное в норму, и молчала — не до того было. Малышка полностью признавала Литу мамой, и от этого слегка щемило сердце: в конце концов, с биологической матерью она провела раза в три больше времени. Пока Лита была занята Руной, она не замечала, что количество продуктов в доме не уменьшалось. Адна и сама молчала — стыдно было признаваться, что ей стыдно, как бы иронично ни звучало. Она, в конце концов, тоже как бы подписалась на то, что сейчас денно и нощно выполняет Аэлита — а сама оказалась не способна даже покормить Руну толком. Зато она фактически кормила Литу, это утешало. По крайней мере, можно было чувствовать себя причастной к чему-то правильному. В кои-то веки. *** Аэлита свыклась с детским плачем по ночам почти сразу же, что не могло не радовать. Она уже не ворчала о недосыпе и прочей ерунде — как бы смирилась со своей участью; в конце концов, это не навсегда, потом станет легче — а там и Адна поможет, если повезет… Но — господи, это не отменяло того, что в какой-то момент от звуков плача хотелось убиться об стенку. Она только-только погрузилась в сон, как тут — на тебе. Иногда кажется, что лучше бы и не заключала тот злосчастный договор, ей-богу. Но когда она встала той ночью, плач стих почему-то еще до того, как она ступила на порог комнаты, наскоро переоборудованной под детскую. — Ну, что ж ты, совсем слов жалости не знаешь… фея уже два раза за ночь вставала, ты хочешь со мной один на один остаться, когда ее доведешь? Поверь — лучше не рисковать… тс-с-с… «Фея» ненадолго зависла, осмысляя услышанное, а затем просто ушла обратно в комнату. Думать не хотелось, хотелось спать. *** Зато утром думать захотелось. В конце концов, не каждый же день сталкиваешься с тем, что Ариадна… типа заботится, или как еще этот странный ночной порыв было назвать. За завтраком обе вели себя, как обычно: Адна дулась, Лита, уже привыкшая, лишь следила, чтобы не убежало молоко и чтобы малышка не заскучала. — Как спалось? От внезапного вопроса Ариадна аж перестала выглядеть угнетенной всеми тягостями мира. Они с Литой все несколько недель сожительства находились в состоянии пассивной агрессии, когда никто никого старался не трогать, а о праздных вопросах вообще не шло никакой речи; о попытке поговорить напоминала выжженная полоса на деревянном полу кухни — «граница, которой ты так хотела», как ее окрестила Ариадна, прежде чем тогда удалиться. Лита лишь покачала головой, сообщив сидящей на руках (слегка прифигевшей) Руне, что «говорила же — истеричка». Так что ответить Адне было тяжеловато: она и без того не очень умела общаться с людьми, а сейчас — так и вовсе даже не представляла, с какой интонацией следует говорить. — Мало, — сообщила она в своей обыденной манере и, по правде говоря, тут же себя возненавидела. Жить же все-таки, дошло до Ариадны наконец. Еще лет двадцать с лишним жить, не меньше. — А тебе как? — Мало, — усмехнулась Лита. Адна попыталась усмехнуться в ответ — так же вроде делают? В тот самый момент все-таки убежало злосчастное молоко, и стало не до разговоров. Впрочем, сделай первый шаг — и, как говорится… *** — …дорога появится сама собой. — Мам, это не объяснение того, как вышло, что вы начали… ну, того-этого. — Что ты, позволь, имеешь в виду под «того-этого»? Ариадна, стоящая у шкафа с крупами, сделала руками недвузначный жест; Руна, которая это увидела, прыснула, Лита, не будучи дурой, обернулась и запустила в ведьму яблоком. — За что?! — А чтобы не показывала гадостей всяких у меня за спиной. Лита усмехнулась — любила все-таки чувствовать себя хозяйкой в доме; Адна, в свою очередь, ухмыльнулась — любила осознавать, какое на эту «командиршу» имеет влияние. *** — Чего стоишь на пороге, как не своя? Адна ухмыльнулась в сторону леса — так, чтобы Лита в дверях не увидела: своя ли? Странные меланхоличные настроения иногда настигали ее, и она предпочитала переживать их в одиночестве — чтобы не сболтнуть лишнего. К тому же, мало кто имел глупость навязываться ей в жилетки и — мерзость какая — жалеть, поглаживая по головке. — Стою. — Можно с тобой постоять? — Ты хозяйка, делай, как заблагорассудится. И Лита встала рядом — как заблагорассудилось, не слишком близко, их локти на перилах были метрах в полутора друг от друга. Ариадна уже ждала вопросов — и дождалась, но не совсем того характера, о котором думала: — Тебя малая не будит по ночам? Здрасьте, приехали; это что, получается, она пришла разрушить такую лирическую атмосферу ради бытовухи? — Бывает иногда. — И прибавила: — Ребенок, что поделаешь. — Ну да. Вот и поговорили. Повисла неловкость; Ариадна, внезапно решившая брать инициативу общения в свои руки, отчаянно искала, что бы такого сказать. Но не могла найти ни одной ниточки. Потому что абсолютно ничего об Аэлите не знала. Потому что даже не представляла, что может происходить у этой фееподобной ведьмы в голове, какие тараканы и в каких количествах должны водиться под этим слоем каштановых кудрей в пучке, чтобы она была такой странной: вроде доброй, но молчаливой и неумолимой в своих решениях. Обычно о ведьмах — почти как о мертвых: либо однозначно, либо ничего; именно этим Аэлита пугала — добротой, о которой ходили слухи, но которая абсолютно не ощущалась в ее действиях во время обычной, не-ведьминской деятельности. — Что с тобой не так? — наконец-то сформулировала все это в пяти словах Адна. Она ожидала удивления в Литиных глазах, но та лишь пожала плечами: — Опекунша странная попалась. Аэлита замолчала, Адна жаждала подробностей, но не представляла, как спросить. В итоге Лита это поняла и продолжила сама, еле заметно вздохнув: — Она была странной теткой. Взяла меня в позднем возрасте, года два мне было; все говорили — не выйдет, энергетика не та, останешься без наследника, она — ни в какую. Взгляд суровый, хватка железная, учить меня начала уже в четыре — без поблажек, как взрослую. Каким образом она еще умудрялась при этом учить меня любить — ума не приложу: не помню даже, чтобы она толком улыбалась. Зато помнится, как она обрабатывала мне рассеченные коленки: «Не реви, — говорила, — заживет», с сосредоточенным взглядом таким, уверенным, ну точно как ровеснице, и мне всегда становилось очень спокойно: она никогда ничего не спрашивала и лишнего не говорила — создавалось впечатление, будто она всегда знает, что делать. Я у нее спросила, как так вышло, что она взяла именно меня — ответила, глядя в книгу: «Потому что я полюбила тебя». Я тогда ошалела от такой откровенности немного — в конце концов, от нее такое не каждый день можно было услышать. А когда я подросла, я узнала, что она в Сообществе — довольно важная шишка, могла бы стать Верховной, да вот я подвернулась; мне рассказали, что она ни разу не заключила договора на первенца — ждала «того самого». Где она нашла меня — не знаю; подозреваю, что в не очень хорошем месте, потому что… Она запнулась. Ариадна заметила, как Лита нервно затеребила свое запястье — там, где кисть переходит в предплечье. — Почему? — неожиданно тихо спросила ведьма. — Да так, — ответила Лита. — Просто… кажется. В общем, она была чудной, все признавали, что она чудная, но дело наше знала и вполне себе пристойно меня воспитывала — прививала моральные ценности, которые в слиянии с моим — видимо, наследственным — максимализмом гипертрофировались и стали тем, что мы сейчас имеем. На самом деле со мной все так, просто… ну, я странная. Это закономерно, когда живешь с вот такой вот старушкой, которая перспективу стать Верховной променяла на очень шаткую возможность того, чтобы передать свою силу тому, кто, возможно, вырастет человеком, который ей понравится. Даже сформулировать нормально не могу, — неожиданно прыснула. — А что с ней… ну, сейчас? — Нет ее уже сейчас, — отмахнулась Лита. — И домина этот тоже ее был. Зачем именно таких размеров — понятия не имею, больше двоих людей тут никогда не жило, насколько знаю и помню. Зато вид хороший. И учиться есть, где. Адна кивнула. Задумалась. — Сочувствую. — Да поздновато уже сочувствовать, два месяца уже как. Да и думать обо всем этом особо некогда с вами. Два месяца? Ну, приехали. Путем несложных вычислений Адна поняла, что месяц назад наезжала на человека, который пережил смерть матери почти только что, а Лита просто молчала и делала то, что должно. Да уж, воспитала ее та ведьма хоть куда. — А с тобой что? — В смысле? — Ну, не знаю… с тобой в детстве что-то случилось или как? Ариадна наморщила нос. Сейчас начнется — поплачутся взаимно, пожалеют друг друга, еще подругами станут не ровен час. — Эй, так нечестно, — окликнула ее Лита. — Я тебе все рассказала. Они не могли видеть лица друг друга — лампочка из-за двери светила им в спины, а в лицо смотрела темная полоса леса. Аэлита не разглядела, как у Адны зашевелились желваки. — Это было давно, на самом деле. Мне шестнадцать было. Сиротой не была, семья многодетная, дела особого никому ни до кого не было. Шла себе по улице в школу, а тут меня за руку схватила женщина, карга старая: помоги, говорит — нужно. Я, глупая, пошла — выглядела она дружелюбной. А она меня в дом к себе затащила — дальше помню плохо, сама знаешь, как себя после ритуала чувствуешь… Глаза Литы расширились от неожиданности. — Она провела… ритуал? Тот, в смысле? — Угу. Сообщила уже по окончании. — А дальше что? — Ну, что… исчезла. Прям в воздухе растворилась, с помощью какого-то зелья, видимо. Сообщество несанкционированный ритуал отследило, кто бы сомневался — прислали пару уполномоченных ведьм, они на меня посмотрели — от ужаса даже не придумали, что сказать. Привели к Верховной — она похлопала по плечу. «Мне жаль», — сказала. «Жаль» — и больше ничего. По факту, оставили помирать, мол, все равно толку не выйдет — не выдержит… Будто мне чем-то поможет это «жаль». Ненавижу. — А родители что? — Не то, чтобы им тоже было какое-то дело. Так и сказали — разбирайся сама. А я-то что могла? Сила распирала, делать почти ничего не было возможно. Села на улице под каким-то домом, ждала, пока оно меня прикончит. Тогда меня и подобрали… ну, друзья мои будущие. Обогрели, вытянули, научили всему, что я знаю… А потом так уж вышло — попала на глаза Сообществу, ну и стала его членом. Обещали защиту, которой мои друзья дать не могли, уверенность в доходе и вообще в будущем — не врали, система работает, не спорю. Правда, друзья отказались — но я их не виню. — Что ж это за друзья-то такие? — грустно усмехнулась Лита. — А то пока по рассказу — прямо-таки настоящие Охотники, ей-богу. Повисло многозначительное молчание. Аэлита до последнего ждала, что Адна отшутится в ответ, но увы — та молчала, не поворачивая головы, опершись о перила, по своей дурацкой привычке тяжело дыша. — Только не говори, что я права. — Потому и молчу. — И продолжила, предвосхищая вопрос: — Да, я тоже это умею, да! А как еще было выжить на улице?! Скупщиков Силы — пруд пруди, можно довольно неплохо кормиться, а минимальный риск — так, побочные жертвы… — А как же… ну, моральная сторона вопроса?.. — Мертвым все равно, что с их силой делают. Можно сказать, мы очищаем атмосферу от лишних вибраций. Аэлите очень, очень не понравилось нынешнее время в последнем предложении. — Только не говори, что ты все еще продолжаешь. — Молчание. — Господи, Ариадна, ты…— Запнулась, не находя слов. — Только не смей начинать жалостливую песенку. — …ты еще большая идиотка, чем я думала. Черт с тобой, но ведь ты можешь навлечь беду и на нас с Руной! А если отследят?! Если поймают, если придут с обыском, меня сообщницей посчитают… Ты хоть имеешь представление?!.. Адна закатила глаза, еле сдержавшись, чтобы не пристыдить — ты у меня, если что, на шее сидишь, так-то. Лита внезапно решила не устраивать сцен — просто ушла в дом, оставив после себя совсем уж неловкую тишину. Ариадне не было стыдно — спекулировать отловленной Силой было единственным, что она умела, и плевать на риск «принять» эту Силу самой: в конце концов, она соблюдала все предосторожности. *** — Стой. Лита была бледной, с темными кругами под глазами — явно так и не уснула; Ариадна остановилась в дверях, молча наблюдая, как сожительница подходит к ней и протягивает что-то в кулаке. — Держи. — Что это? Аэлита фыркнула и почти с ненавистью на лице повесила содержимое ладони Адне на шею — нежно-зеленый камень, привязанный к куску бечевки. Если хорошо приглядеться, можно было заметить, как он легонько светится изнутри. — Ничего себе, — признала Адна, рассмотрев неожиданный подарок. — Кто заговорил? Лита не ответила — развернулась и ушла в комнату. Если бы не спящая малышка — явно бы хлопнула дверью. Адна так и осталась стоять, слегка шокированная произошедшим. На один такой защитный амулет ведьме нужно было потратить немерено сил — неудивительно, что Аэлита так плохо выглядит… Удивительно лишь одно: что она не оставила все, как есть, подчиняясь своим пресловутым «моральным принципам». Но времени на раздумья особо не было — по надежным каналам поступила наводка, что буквально этой ночью умерла очень сильная ведьма. *** Лита всю неделю выглядела не очень — с теми же кругами под глазами, бледностью и еще большей молчаливостью. А на восьмой день фактического бойкота она не встала утром из постели. Адна, ясное дело, позвала врача сразу же, как узрела эту печальную картину; тот не сообщил ничего хорошего — заболела серьезно, лечить буду, но ничего не обещаю. А на фоне настроения Литы это «не обещаю» приобретало угрожающий оттенок. И вроде бы — подумаешь: медицина и не такое лечила, а Лита еще и ведьма — выкарабкается, но Адна, на которую легли все заботы о Руне, чувствовала сокращающейся в груди мышцей — не будет так, загнется: стоит только отследить ее безразличный взгляд человека, смирившегося уже со всем. Руна приникла почти как в первый день своего пребывания в этом доме, будто чувствовала, что все не так. Адна не заметила, как начала с ней говорить, подбадривая то ли ее, то ли себя. Справлялась она неплохо — куда денешься с подводной лодки; медленно начинала привязываться к малой с той же силой, что Лита, и абсолютно не сопротивлялась. Но ощущала, что обязана что-то сделать. И даже знала, что. *** — Лита… Лита, ты как? Ведьма не откликнулась, лишь странно зашевелила плечами, будто попыталась сесть в постели. Это укрепило в Адне решимость сделать то, за чем она так поздно пришла в комнату больной сожительницы. — Только тихо, ладно? Дай руку… — Не получив почти никакой реакции, Ариадна сама нашла холодную ладонь среди нескольких одеял. Она готова была поклясться, что пальцы Литы еле заметно пошевелились, будто сжимая ее руку в ответ; вздохнула — все хорошо, сейчас все это кончится, нужно только не передумать. — Все будет хорошо. Сейчас… В последний раз вздохнув, она вложила в ладонь Литы камень — тот самый, нежно-зеленый, но сейчас светящийся уже ярче и теплый — нагретый не столько теплом держащей его руки, сколько силой, помещенной внутрь него. Помогла Лите сжать камень — точнее, сама сомкнула ее ладонь, и наблюдала, как капля за каплей свечение сквозь пальцы растекается по ее телу, а сама Лита часто и прерывисто дышит. Вскоре ведьма начинает подрагивать, но Адна не забирает камень — боится «недодержать» еще больше; опомнилась, когда Лита сжалась и замерла. Уже холодный камень забрала быстро, не боясь теперь самой отхватить Силы. Лита лежала неподвижно десять самых мучительных секунд в жизни Адны, за которые она успела пожалеть обо всем, что когда-либо сказала не так, за каждое «фея», произнесенное в Литин адрес, за каждое из острых слов, за ту черную полосу на полу кухни, за то, что Лита вставала по ночам к Руне сама, за то, что пришлось тогда заговаривать камень, лишь бы ничего не случилось… А потом Лита глубоко вздохнула и перевернулась на бок во сне. *** Все медленно возвращалось на круги своя: Лита — с Руной, почти с прежними силами, Адна — не дома целыми днями, правда, все реже и реже на Охоте как таковой — в основном, наблюдая за людьми на улице и размышляя на глубокие экзистенциальные темы. Врач развел руками, мол, чудеса случаются, и прописал Лите всякие там витамины и восстанавливающие травки. Сама Аэлита ничем не выказывала даже догадки о том, что ее исцелило, скорее всего, ничего и не помня. Адне так даже было легче. *** А еще Лита ненавидела себя за странные инстинкты, которые не должны были в ней просыпаться. Ладно бы она помогла один раз — тем злосчастным амулетом, на который потратила почти все свои силы — и успокоилась, отдавшись злобе с головой; так нет же, блин. На часы постоянно смотрит — отследила, когда Адна обычно возвращается. Еле сдерживается от вопросов, есть почти заставляет (правда, одним взглядом). Вот уж никогда не представляла, что порыв «укрыть-защитить-обезопасить» в ней проснется по отношению к бронебойной с виду ведьме, которую она с самой первой встречи невзлюбила. Подумать только, ведь Адна всем своим видом кричала, что ей не нужно ни любви, ни жалости — абсолютно всем, от невзрачной одежды темных тонов до неаккуратной стрижки «под мальчика», которую — Лита была уверена — подравнивала сама перед зеркалом. Потому что Адне никто не нужен. И нравиться она никому не намерена. И угораздило же пропитаться сочувствием к такой стерве. *** А потом произошла не совсем понятная белиберда, которая немножко подвинула события. Дело в том, что к ведьмам ворвался разбойник. Зачем — непонятно: хоть дом и выглядел богато, но красть в нем было нечего, и любой более-менее опытный и наблюдательный вор это бы мгновенно отстрелил. Этот любитель ворвался с ножом прямо во время завтрака, когда Лита кормила дочку с ложечки; стал кричать всякую ерунду о том, что он вооружен, опасен и «несите сюда свои деньги». Адна осталась спокойна, как скала, и отпустила какое-то ироничное замечание. Парень оказался не из терпеливых — тут же рванулся к ней, так неудачно сидевшей ближе всех. Ариадна даже среагировать не успела. В отличие от Литы, для которой время, казалось, на секунду стало течь будто медленнее. *** Словом, парниша остался калекой — потерял руку, из которой мощным ударом выбила нож Аэлита. Ударом, понятно, необычным. Произойди это с кем угодно другим при любых других обстоятельствах — жертв ограбления бы оставили в покое, еще бы и моральную помощь оказали; но увы, Адна и Лита были не из тех, с кем случаются нормальные вещи. — Аэлита Вуд, осознаешь ли ты, за что сегодня предстала перед судом? Лита физически ощущала на себе по меньшей мере три десятка взглядов, а сама смотрела в пол — не ожидала, что вообще попадет в эту ситуацию, и тем более — через каких-то пару часов после происшествия. Она знала, что Сообщество относится к ней с недоверием, но не настолько же, ей-богу. — За самооборону, — глухо ответила она Верховной, сидящей перед ней. — За злоупотребление правом на самооборону, — поправила Верховная. — По сути, парень всего лишь угрожал — и то, как ты ранее засвидетельствовала, не тебе. — Он не угрожал, он пытался пырнуть. Это разные вещи. Повисло молчание. Казалось, будто суд поставили в неловкое положение. — Хорош ломать комедию! — внезапно произнесла одна из ведьм, которые наблюдали происходящее. — Мы все знаем, почему она тут. Лита даже оторвалась от пола. Это что еще за новости? — Да! — поддержал еще кто-то. — К чему эти увороты? При чем тут вообще парень? Вы лучше о Силе ее спросите! У ведьмы внутри все будто опустилось. — Простите, что?.. — Сила, которой ты вылечилась. Что, вспомнила? Где ты ее отловила? Или послала соседку свою, вторую мамашу? За первой ведьмой начали подтягиваться другие голоса; кто-то, очевидно, не понимал, о чем речь, и просил объяснить; те ведьмы, которые были в курсе, неразборчиво брызгались ядом. Верховная этого не пресекала, будто такой галдеж был обычной частью судебного заседания. У Литы перед глазами все поплыло. Господи, она… — Это я сделала! Я сама! Голос Адны вырвал ее из собственных мыслей. Что она вообще тут делает? Разве не должна быть с Руной? И зачем, дура, признается?! — Я… не могла позволить ей умереть, — вела дальше Адна, вырвавшаяся вперед — на ту же площадку, где стояла Лита. — И решила, что рискну. Не обвиняйте ее. Она ни при чем. Я ее не спросила даже… она не знала. Тем временем у Литы внутри происходил самый настоящий взрыв, который было поздно гасить. — Ты решила? Ты решила?! Да по какому, к черту, праву ты такое решила?! Верховная прокашлялась, привлекая к себе внимание. Еще не до конца разошедшаяся, Аэлита обратила к ней взгляд, дав Адне небольшую отсрочку. — Ситуация принимает статус дела… личного характера. Я предлагаю суду признать Аэлиту Вуд невиновной до выяснения всех обстоятельств. Голосуем. *** — Она решила! Подумать только — решила! Ты вообще понимаешь, насколько это… ты хоть понимаешь, как сильно ты нарушила… — А еще я спасла тебе жизнь, дура, — тихо перебила Адна. — И вернула Руне маму. Я только пыталась помочь. — Больше не пытайся! — злобно выкрикнула Лита, глядя Адне прямо в глаза. — Видимо, у тебя это от природы не получается! Поняла, что сказала, только после хлопка двери. *** — Прости меня. Я виновата. Адна не отвечала, только стояла, опершись локтями о те же перила на том же крыльце. Лите казалось, что она сейчас в обморок упадет от такого количества эмоций за день. Она чувствовала, что именно этот момент очень значим, и даже догадывалась, чем. Поэтому стала с ведьмой рядом. Именно рядом — в том смысле, что близко, почти вплотную. — Адна, скажи мне… ради тебя когда-нибудь нарушали то, во что ты свято веришь? — Она и не ждала ответа — вела дальше: — Кто-то, за кого ты волнуешься. За кого ты очень переживаешь. — Умолкла, подождала реакции, которой так и не последовало. Решила идти напрямик. — Адна, тебе не стоило этого говорить на суде. Что угодно, только не это. Тебя же могли посадить прямо там, дура ты глупая… и что бы я делала тогда? — Помолчала, перевела дух. — Думаешь, я не ценю того, что ты делаешь? Еду, которую ты приносишь, не замечаю? Просто ты такая истеричка ужасная — тебя и благодарить охота отпадает, и что угодно, Ад. Еще и феей меня постоянно обзываешь… Чем я заслужила-то хоть? Я же совсем на фею не похожа, зачем ты так постоянно? В конце концов, мы же с тобой по одну сторону… и силой управляем одинаковой, и дочку делим одну… — Хорошо хоть, кровать у нас не одна, — внезапно решила сострить Адна. Лита от удивления чуть через перила не перекинулась. — У кого что болит — тот о том и говорит, — фыркнула. А Адна неожиданно серьезно пожала плечами. И Лита, как ни странно, этот жест расшифровала абсолютно правильно. *** Вот так как-то туповато это и получилось — после ссоры, из-за шутки, все по классике. Последующие несколько дней Лите казалось, что она вообще никогда Адну из дому не выпустит — дорвалась, идиотка гиперопекающая, до своего права сказать «мое» и посадить под замок. На Охоту Адна ходить перестала: как и Лита, стала промышлять оказанием помощи беспомощным людишкам (и теперь они наконец-то установили очередность ухода за дочерью для равноправия вкладов в семейный бюджет). Впрочем, Адна на Лите тоже периодически срывалась — но это обычно всегда перерастало в те ссоры, которых Лита по-мазохистски с замиранием сердца ждала. *** Лита вышла из минутного ступора, в течение которого прокручивала все те события в голове. Вместо долгого рассказа сообщила просто: — Мы обе были дурами, а там оно как-то само вышло. Руна требовательно уставилась на маму. Та пожала плечами, мол, кукиш тебе, а не интимные подробности: — И вообще, иди в школу. — Что?! — То, что тебе шестнадцать, не значит, что можно отсиживаться дома. Ты и так опоздала. Давай, чеши. Руна в полном шоке встала, разминая затекшие от долгого сидения ноги; поняв, что промедлением маму не задобрить, молча пошла собираться. Ариадна с яблоком в руках хихикнула, Лита хихикнула в ответ. *** Отдать Руну в обычную человеческую школу было одним из тех спорных решений, в принятии которых Лита использовала весь свой авторитет. — Поверь мне, вечеров и выходных ей хватит, чтобы перенять нашу науку. Наша девочка все-таки не дуб-дерево, ей знаний хочется, а не этого бесконечного «зажги-погаси», «не трать зря, я тебе только на один раз передала»… Я от одних и тех же фраз тоже подустала, честно говоря. Адна просто согласилась — чувствовала, что Лита права, пусть все нутро и сопротивлялось. В конце концов, Лита тоже хочет дать девочке нормальное детство, хоть о ее собственном единственным напоминанием служит шрам от рваной раны на запястье. Они вообще в плане обучения во многом не были согласны; Лита передавала дочке ровно столько силы, сколько ей должно было понадобиться для одного упражнения — именно чтобы «зажечь-погасить» свечку, из такого разряда. Адна была щедрее, учила вещам более радикальным, и Литу это раздражало — она боялась, что если Руне дать больше, чем нужно, она натворит глупостей или покалечится. Руна могла — Адна повлияла, что удивительно, даже больше Литы. Но сколько бы несогласий у них ни было — с самого раннего детства Руна уяснила одно: если это не любовь — любви не существует. *** После хлопка входной двери обе ведьмы вскочили и стали готовиться к празднику: шестнадцать лет — не шутки, нельзя отметить, как обычно — втроем, тихо. Когда Лита присела, чтобы отдохнуть, пока не закипит вода для очередного блюда, Адна пристроилась на стуле рядом. — Слышишь… мне тебе кое-что сказать надо. — Ну жги, — спокойно отозвалась Аэлита, проигнорировав напряжение в ее голосе. — Я заключила договор на первенца. Сказала почти обычным голосом, будто бы и ничего важного; но Лита отреагировала так, как она и ожидала: — Зачем? — спросила тихо, глядя Адне в лицо с удивлением. — Мы же обе понимаем, чью силу заберет Руна. Не хочу неизвестности, что станет с моей. — Почему ты считаешь, что Руна заберет мою силу? — Потому что ты ее мама, Лит. Ты сделала для нее больше, чем я. Ты заслужила. — Ну тогда уж пусть она сама выбирает, кто сделал для нее больше! — Взвалить ей на плечи такой выбор? Лит, перестань. Я хочу этого. — Это чего? — Ну… всей этой материнской глупости. Чтобы за меня никто по ночам не бегал, чтобы я сама несла ответственность. Понимаешь? — И добавила с горечью: — Если не хочешь… можешь не иметь к этому ребенку отношение. В конце концов, это я решила, не ты… Лита перебила — повернулась к ней и обняла очень крепко, настолько крепко, насколько умела. — Заткнись, а? Мы с тобой вдвоем одну Руну вырастили — и в следующий раз вырастим. И никаких «не хочешь». Тем более, что тебе одной ребенка доверять, мягко сказать, опасно. Адна обняла ее в ответ, правда, слегка задумчиво. — Ты уверена, что ее саму можно отпустить? Я не доверяю поездам, Лит. — Кто тут гиперопекающая, я или ты? Нормально все будет. Она до тринадцати лет без одной из нас из дому не выходила, пришло время ее отпустить хоть куда-нибудь. — Вот потому и волнуюсь, что не выходила… — Она сможет за себя постоять. В конце концов, не на край света же отпускаем, а в столицу. — На две недели! — Сама придумала такой подарок, не жалуйся теперь. И Адна перестала жаловаться — слушалась. Лита была из тех, кто производят впечатление, будто всегда знают, что делать. А на деле Лита знала лишь одно: пока они вместе — все будет хорошо.