Sunset at Saint-Cloud

      Поднеся бокал к губам, Филипп попробовал вино, позволяя себе прочувствовать его и медленно сглотнуть, ощущая, как алая жидкость скользит по горлу. Месье мог наслаждаться вином, только когда его брата, всегда вызывающего горький привкус, не было рядом.              Опустив бокал на стол, он взглянул на Шевалье, который с особым изяществом опускал виноград в рот, прежде касаясь его языком, чтобы опробовать, а после медленно кусая несколько вызывающе, ну или все, что Филипп представлял, было вызывающе. Шевалье и «вызывающе»… идеальная гармония, когда это совмещается.              — Нам стоит прогуляться, — сказал Шевалье, взглянув сквозь две огромные стеклянные двери с видом на сад Сен-Клу.              — Снова на улицу, второй раз за день, ты ли это? — ухмыляясь, произнес Филипп.              — Я нахожу, что многие вещи становятся лучше, если делать их дважды в день, — ответил тот, подмигнув. — И, если честно, иногда это приятно, чувствовать касание ветра. Кроме того, в последнее время я полюбил природу.              — Тюрьма помогла тебе в этом, — Филипп бросил на него многозначительный взгляд, и Шевалье улыбнулся.              — Что ж, мы идем на улицу или остаемся здесь и продолжаем рассуждать о новых способах, которыми твой брат досаждает тебе?              — Мой брат будет досаждать мне, даже если мы на улице.              — Твоего брата на улице нет, так что позволь ему сейчас остаться в Версале.              Филипп фыркнул и поморщил нос, будто насмехаясь.       — Он повсюду. Слышал ли ты, что он путеводная звезда в центре вселенной?              Шевалье вздохнул и постарался подавить зевок. У них были подобные разговоры уже два или три раза с его возвращения во Францию.              Мужчина приблизился к Филиппу и осторожно взял его за руку, легко потянув его к дверям. И Месье ощутил внезапный прилив радости от касаний и жестов Шевалье.              — Хорошо, если ты этого хочешь.              Шевалье щелкнул пальцами, и через мгновение слуга был рядом с ним. Ему жестом было приказано снять их обувь, и Филипп вскинул бровь от абсурдности ситуации.              — Мы собираемся гулять босиком?              — Живи моментом, Филипп. Разве это не то, к чему мы всегда стремимся?              Шевалье открыл двери, и они ступили в ранний прохладный вечер. Их одинаковые рубашки слегка трепал тихий ветерок. Они вышли вместе, рука об руку, делая медленные шаги, пока, наконец, не достигли ряда живых изгородей, расположенных удивительно гармонично. Филипп взглянул на своего возлюбленного. Пышные и непослушные кудри Шевалье теперь ниспадали по его рубашке, и он выглядел расслабленным, надежным, игривым и взъерошенным. Филипп зачастую желал, чтобы другие могли разглядеть в нем то, что видел он, не просто трусливого, безответственного и фривольного придворного, но храброго, романтичного, ранимого, всесторонне развитого человека, которого он видел перед собой каждую ночь. Шевалье заставлял его чувствовать себя живым, как будто мир был всего лишь местом для игр, как будто все было возможно, как будто он не был всегда вторым и имел достаточно мужества, чтобы сиять и быть замеченным.              Филипп вытянул руку и вытащил веточку, запутавшуюся в кудрявых волосах Шевалье. Сделав это, он провел пальцами по его щеке, и мужчины внимательно посмотрели друг на друга.              — Ох, как я скучал по этим глазам, — сказал Шевалье с глубоким вздохом. — Отчаянные глаза. Глаза, которые не хотят сдаваться.              Филипп усмехнулся, но постарался не подарить своему возлюбленному удовольствия от осознания этого.       — Они не говорят этого.              Шевалье широко улыбнулся, обнажая в этой игривой ухмылке зубы и свой «вызывающий» язык, который показывался так часто.       — Что говорят мои глаза?              — Они говорят, что ты поглощен безумием и чертовски пьян.              Шевалье, как часто делал в такие моменты, отвернулся, откидывая волосы за спину.       — Конечно, я не мог ожидать от тебя мыслей о подобных вещах, когда твои мысли так сильно заняты Версалем и бьющимся сердцем придворной жизни.              Филипп схватил Шевалье за горло и оттолкнул его.       — Ты посмел заговорить об этом снова?              Шевалье споткнулся о собственную ногу, но тут же выпрямился, гордо расправив плечи и разметав волосы по плечам.       — Я посмел заговорить об этом, потому что ты об этом думал, а я хорошо знаю, о чем ты думаешь, Mignonette*.              Они молча смотрели друг на друга в течение нескольких секунд, тяжело дыша, не зная, были ли они действительно злы и полны гнева или просто переполнены жгучей страстью.И каждый не смел первым пошевелиться и показать, что он думал и чувствовал на самом деле.              Наконец, Филипп смягчился и коснулся щеки мужчины.       — Мой дорогой милый Шевалье, возможно, мысленно я обращаюсь к тому месту. Но я не уверен, что это потому, что хочу вернуться туда.              — Однако оно зовет тебя, — Шевалье легко провел пальцами по плечу мужчины и достиг основания шеи. Филипп закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Он наслаждался ими и хотел его. Он всегда хотел его.              После Месье поднял взгляд на небо, купающееся в оранжевых оттенках.       — Солнце садится.              Шевалье отвел взгляд от Филиппа и посмотрел вверх, неожиданно понимая, что есть еще что-то стоящее его внимания, кроме возлюбленного.              Месье видел отражение красок в глазах Шевалье.              — День кончается, любовь моя, — сказал тот почти шепотом. — Но начинается ночь. Твое время, Филипп, твое.                            * — Милый (фр.)