***
Синяки не сходят больше недели, и, когда они с Максом встречаются в следующий раз, Даня в очках. Это очередная командная встреча, без камер, слава богу, Летаю скоро батлить против Майлза, они в нормальных отношениях, но пиздюк точно доебался бы до синяков. – Всем привет, – улыбается Микси, жмет руки пацанам, а Летая крепко обнимает. Долго. Даня, конечно, свободных нравов, но это со стороны наверное смотрится дико и спасибо, что тут нет тигров, иначе было бы вообще неловко. – Ты как? Данька отпихивает его и не отвечает. Нет, бля, он не обижен, просто он без понятия, что говорить. У него все слиплось в кашу, и теперь непонятно, что думать, прав был радар или его выкинуть пора, потому что срок годности истек? Макс такая личность – ее ни один радар, сука, не берет. Летай смотрит ему в глаза и мысленно немного злорадствует, потому что Микси его глаз не видно. Пока. Но он сдирает с него очки рывком и прикрывает рукой свои губы. – Ебаный в рот, – сквозь пальцы проговаривает он. Даня возвращает очки на место. – Это после меня так? – Неа, в косяк врезался. – Слушай, бро, ну прости меня. Я не думал, что так сильно… – Ты вообще не думал, Макс. Они оба затыкаются, потому что из тачки выходит Окси и, улыбаясь, направляется к ним. Он каждого хлопает по плечу, спрашивает, как жизнь, жмет руку и приобнимает даже, до Дани доходит последним и таращится. – Блатным и ночью солнце светит? – спрашивает он с доброй издевкой. Даня в курсе, что солнца нет, идите на хуй. – Типа того. Мирон посмеивается.***
Даня жаворонок, он любит утро. Найдите нормального рэпера, который любил бы утро. Их нет, он единственный, так что да, в какой-то степени уникальный. Он готовит себе завтрак из двух кусочков вкусного хлеба с семечками, сыра и сладкого чая. Он не большой фанат кофе, потому что и без него чувствует себя бодрым по утрам. В восемь тридцать звонка в дверь Даня не ждет. Удивление сменяется любопытством, и он пересекает прихожую, открывая дверь. Если бы глазок не был выдран с корнем предыдущим жильцом, то, наверное, Даня посмотрел бы в него и не впустил раннего гостя, но так как безвыходуха, он обессиленно отходит в сторону. – Я не фанат гостей по утрам. – Я с подношением. Микси показывает на пакеты в своих руках, как будто это должно Летая впечатлить. Он вздыхает обреченно и кивает в сторону кухни головой. Макс выкладывает продукты на стол: – Короче, я купил колбасу и ветчину, не знал, что ты ешь, тут еще булочки, масло, джем вишневый, джем клубничный, сосиски, яйца, сок, правда, говно, но другого не было, апельсины, черешня, мороженко, чай в пакетиках и простой чай, и еще вот какая-то херня, я без понятия что это, но продавщица сказала, вкусно. Ставь чайник. Летай таращится на гору продуктов на своем столе и вскидывает брови. – Это все нахрена? – Думал, может ты из-за синяков из дома не выходишь, голодаешь тут. – Я не голодаю, Макс. Стоило бы конечно продолжить на него дуться, ведь он бесит, но там в куче вкусного еще и мармеладные медведи лежат. Даня смотрит на них и медленно оттаивает. Он ставит чайник и идет распихивать жратву по холодильнику. Макс топчется за его спиной, как будто у него жопа отвалится, если он сядет. – Макс, стул видишь? – спрашивает Даня, обернувшись через плечо. – Садись. – Не говори так со мной, – слышится в ответ. Наверное, его тон не должен так умилять, но он словно щеночек, который нагадил хозяину в тапки и теперь добивается прощения. Ебаное сравнение, конечно, вряд ли Макса оно обрадует, но кто ему скажет, правда? Они в молчании пьют чай. Даня наворачивает бутерброды, Макс мнет в руке конфетку и ни черта не жрет. Иногда они встречаются взглядами, и каждый раз оба отворачиваются. Нет, ну школьники на первом свидании, честное слово. – Так, все, давай поговорим, – заявляет Летай, забрасывая в рот мармеладного мишку. Макс смотрит на его рот, будто он съел живого котенка, после чего вскакивает на ноги. – Я… Я вообще-то домой собирался, пора мне уже. И, не дав Дане слова вставить, срывается в прихожую. Летай идет следом за ним. У него в груди закипает злость. Сука, надо ж было так вляпаться в натурала-девственника. Отпускать его не хочется. Вот закон подлости. Неказистый, смущающийся и огрызающийся без надобности, он этой квартире задает уют и даже вроде как светлее с ним становится. Но Даня себе на глотку наступает и ждет, когда тот натянет кроссовки. Хрен он попросит его остаться. Пусть идет на хер. – Это было странно, но пока, – говорит Даня. Макс поправляет капюшон, поворачивается к нему, произносит: – Пока. И потом Даня сталкивается спиной со стенкой. У Макса дрожат руки и голос, он стискивает воротник Данькиной футболки в длинных пальцах одной руки, а второй забирается под одежду, трогая живот. – Не знаю я, как с тобой… Нужно. Даня дает ему три секунды. Ровно три, чтобы он передумал, отстранился и ушел. Макс не уходит. Приходится встать на носочки, чтобы схватить его за шею и рвануть на себя. Губы сплетаются с яростью, с агрессией, и непонятно от кого она исходит. Даня в жизни не вспомнит того поцелуя, после которого получил пиздюлей, зато этот впивается в подкорку сразу, с первого мазка языка по губам. Макс открывает рот и, сделав маленький вдох, отвечает, и рука на животе у Дани становится мягкой, ласковой, он ведет ею вверх, к соскам, аккуратно сжимает их, потом спускается вниз, к резинке штанов. Летай прихватывает губы Макса и чувствует, как спадает злость, подобно шелухе. Он делает паузу – на полсекунды, и проводит ладонью по чужой щеке. Он ждет реакции, и Макс дает ее – он улыбается. И дальше все становится намного проще. Даня целует с напором, ему отвечают податливо, ласково, он даже не думал, что агрессивный Микси способен на такую вот нежность. Они целуются не меньше пяти минут в прихожей и, когда отстраняются друг от друга, у Дани футболка задрана к подбородку, а стояк Макса, хоть и не совсем очевидный, упирается ему в живот. Они смотрят друг на друга. У Микси взгляд мутный, серый, но глаза не блуждают пьяно по лицу Дани, а смотрят так, словно впитать хотят каждую морщинку, каждую клеточку кожи. – Как себя чувствуешь? – спрашивает Летай осторожно. Он не думает о своих желаниях сейчас, а желания у него довольно банальные – переместиться отсюда в комнату, хотя бы на узенький диван. Макс дрожащими пальцами прикасается к его губам. – Круто. Потом тянется и целует веки Дани и область под глазами, где заживают уже бледно-золотистые синяки. Даньку от ощущений подкидывает, и он не дышит, позволяя трогать себя, целовать, гладить и сжимать. – Пойдем в комнату. Макс шагает за ним, как завороженный, и не разжимает рук, которые сейчас стискивают Данины запястья. Ему страшно, это видно, но он смело идет, словно готов на все. Летай кладет руки ему на плечи и мягко разминает их. – Расслабься. Я не собираюсь с тобой спать. По крайней мере, сегодня. Макс тихонько выдыхает и улыбается. – А не сегодня – можно? Вот же экспериментатор дурной. Даня прикусывает губу. – Можно.***
– Не хочешь сходить прогуляться? – спрашивает Даня, размазывая сперму Макса по его животу. – Нет. Он выглядит так, словно ничего уже не хочет. Лицо довольное и удовлетворенное. Улыбка скользит по тонким губам. Даню его вид завораживает: раскрасневшиеся от поцелуев губы, ресницы, что то и дело опускаются – Макса клонит в сон. Они не занимались сексом, как Летай и обещал, но он не смог удержаться. Как же красиво Макс стонал во время минета. Как будто сейчас задохнется. – Дань, – тихо зовет Микси. – М? – А как ты понял, что я… Ну… Блять. Вот точно – попался на его голову. Чувак даже говорить об этом стесняется, как с этим жить-то? – Помнишь, на первой встрече команды, ты всех просто обнял, а меня сжал, что я скрип своих костей услышал? Что это было? Макс улыбается и открывает глаза. Они смотрят друг на друга – Даня наполовину лежит на нем, и это самая удобная поза из всех возможных. – От тебя круто пахло, – улыбается в ответ. Кончики его ушей краснеют, и Даня тянется, чтобы осторожно коснуться их губами. Ему не хватает волос. Придется заставить его избавиться от лысины. Будет круто зарываться в его мягкие волосы пальцами и тянуть. Даня уверен – понравится им обоим. – Ну вот. Ты сам себя сдал. Они молчат. Под ладонью Летая быстро колотится чужое сердце. Он думает о желтых кругах у себя под глазами, о теплых коленках, о ветчине и колбасе в холодильнике. «Не знал, что ты ешь». Он думает «что мне с тобой, горе луковое, делать?». Микси крепче прижимает его к себе.