23:58:30

14:56:14 | САМАЯ УЖАСНАЯ КВАРТИРА НА ТЕРРИТОРИИ КАМПУСА

— Так, ладно, вставай давай, чёрт, уже три часа дня. Я начинаю обратный отсчёт. Десять… девять… восемь… Итак, после сдачи своего последнего экзамена Тэхён спит двенадцать часов. И, да, он именно спит, а не спал, потому что имеется ввиду, что он делает так всегда. Для него это что-то вроде ритуала, или привычки, или стиля жизни, или ещё чего-то такого. И это на самом деле так. После сдачи своего последнего экзамена Тэхён спит по двенадцать часов, и этот раз не исключение, поэтому и сейчас, сдав, наконец, свой последний экзамен, он опять проспал целых двенадцать часов. Он бы проспал и все тринадцать, если бы Бён Бэкхён всё-таки заткнулся. — Пять… четыре с половиной… четыре с четвертью, четыре… три, запятая, один, четыре, один, пять, девять… — Нет, — рычит Тэхён в подушку. — Только не число Пи. — Хоп-хоп, — произносит Бэкхён, и его голос звучит настолько раздражающе весело, насколько таковым будет выглядеть его лицо, когда Тэхёну наконец удастся открыть глаза. — Солнышко светит, птички поют, и я собственноручно вытащу тебя из постели, если ты не встанешь через три, две… — Ладно, ладно, — Тэхён делает глубокий вдох и кривится из-за предвкушения солнечного света. Не ради всего этого он проспал до трёх часов дня, если сейчас, конечно, и правда три часа дня. (Если нет, то он точно вышвырнет Бэкхёна через окно. Подобное свинство непростительно даже лучшим друзьям). — Я встал. Нет, не встал. Проваливай. Мне… — Только что исполнилось двадцать лет, — перебивает его Бэкхён. — У тебя ведь день рождения, Тэхён. — Мой день рождения был вчера. — У тебя ведь день рождения, — не останавливается этот придурок, будто бы Тэхён только что и вовсе ничего не сказал. Сейчас, наверное, нет ни единой причины, по которой он вообще должен терпеть такое отношение к себе. Он же совсем недавно покончил с экзаменами, чёрт возьми. — Тебя сегодня ждёт охренительная поздравительная вечеринка. — Охренительная поздравительная вечеринка, — монотонно повторяет Тэхён. Глаза он, кстати, до сих пор не открыл, потому что опыт показывает, что когда держишь их закрытыми и просто игнорируешь возникающие проблемы, то эти проблемы исчезают сами по себе. Кроме тех случаев, когда проблема — это Бэкхён. Тут это правило не работает. — Охренительная поздравительная вечеринка, — говорит он. — Настало время для разогрева. Сначала сходи в душ, а потом приоденься и осознай тот факт, что в этом году ты больше не вернёшься домой. Тэхён приподнимает голову и поворачивается, чтобы одарить своего лучшего друга помутнённым взглядом. Бэкхён, как и ожидалось, стоит сейчас достаточно далеко от кровати, поэтому Тэхён понимает, что у него уж точно не получится попасть в него подушкой (не с его меткостью, во всяком случае), и Бэкхён, кажется, тоже это понимает, ведь выражение лица у него сейчас злобно-довольное. — Хоп-хоп, — повторяет Бэкхён, а Тэхён позволяет своей голове упасть, параллельно издавая громкий стон.

15:29:48 | СНАРУЖИ САМОЙ УЖАСНОЙ КВАРТИРЫ НА ТЕРРИТОРИИ КАМПУСА

Он не знает, кого именно стоит назвать неудачником: его или всех остальных, когда дело доходит до того факта, что среди его друзей нет ни единого человека, который бы реально его слушал. И это ещё не всё, ведь каждый из них не слушает его как-то по-своему, как-то по-особенному. Бэкхён, например, сперва напрямую протестует, улыбаясь во все тридцать два, а потом просто делает что-то, что прямо противоположно тому, о чём его попросил Тэхён, просто назло. А ещё есть Сокджин, который, на самом-то деле, еще ни разу не не слушал Тэхёна, но дело даже не в этом, дело в том, что у него какая-то такая аура, из-за которой Тэхёну вообще не хочется ему что-либо говорить. А ещё есть Юнги. — Не смотри так на меня, — повторяет Тэхён в четвёртый раз. Юнги всё равно продолжает так на него смотреть. Вот такой вот у Юнги подход к реализации в жизнь всего этого вот не слушания того, что говорит Тэхён. И это не совсем бунтарство с его стороны, он не пытается молча высказать свой неоспоримый авторитет, нет, ничего такого. Просто с ним всё именно так и работает: Тэхён говорит что-то, а Юнги его игнорирует. — Ты же сказал, что я смогу спокойно поспать, — произносит Юнги своим мёртвым голосом. — Ты ведь сказал, что мне можно просто прийти прямо на вечеринку. — Я знаю, но, так, правда, прекрати так на меня смотреть. — Сейчас же, эм, часов восемь утра, — говорит Юнги. — Ты хоть знаешь во сколько вчера закончился мой экзамен по микологии? — Эй, не у одного тебя тут сложная специальность, между прочим. Я… — В девять, — говорит Юнги. — Мой экзамен закончился одиннадцать часов назад. — Юнги, уже три часа дня, — говорит Сокджин, отрывая наконец взгляд от телефона. Когда Сокджин рядом, Тэхён хотя бы не чувствует себя по-глупому излишне одетым, как это обычно бывает в компании Бэкхёна и Юнги, которые не носят ничего, кроме спортивных курток и джинсов. Шарф у Сокджина будет побольше того, что у Тэхёна, и это можно назвать целым достижением, даже несмотря на то, что сейчас декабрь, да, самое главное — это то, что шарф у него точно будет побольше того, что у Тэхёна. — Именно, — отвечает Юнги. — Восемь утра. Я так и сказал. — Смотри, — говорит Тэхён, когда вдруг замечает, как за углом квартирного комплекса появляется жутковатая голубая машина, принадлежащая Бэкхёну. — Если мне пришлось встать, значит тебе тоже придётся. Ребят, я не собираюсь праздновать свой день рождения без вас. — Мы бы всё равно встретились у Джунмёна, — вздыхает Юнги, но Тэхён уже и так знает, что он одержал победу в этом споре, основанном на умении играть с эмоциями. В случае с Юнги, всё, что нужно, — это лишь парочка конкретных фраз. Растопить его сердце гораздо проще, чем кажется. — Я начну с бокала Айриш-кофе. Одно из немногих преимуществ дружбы с Бэкхёном — это то, что, благодаря ему, Тэхёна всегда приглашают на вечеринки к Ким Джунмёну. Учитывая их масштабы, оказаться на одной из них — это не такое уж удивительное событие, но если ты в числе приглашённых, то это значит, что ты сможешь получить дополнительное удовольствие от её подготовки. Тэхён живёт в самой ужасной квартире на территории всего кампуса (нет, ну правда; повешенные им постеры никогда надолго не задерживаются на стенах, а один из кранов постоянно протекает), так что переделанный пансионат Джунмёна, который словно воссоздали из какой-то манги, — это самая настоящая мечта. (— Он устраивает самые потрясающие новогодние вечеринки во всём кампусе, — сказал Бэкхён где-то неделю назад. — Отметим твой день рождения на денёк позже, ну что с того? — Даже не знаю, Бэкхённи. Не исключено, что я вообще не переживу экзамен по механике. — Давай-ка я перефразирую. Чондэ вернулся из Оса… — Окей, во сколько начало?)

17:09:02 | WE’VE GOT CHEMISTRY, БАР

Вы можете назвать его ребёнком. Но одна из лучших особенностей, присущих таким людям, как он, — это то, как быстро в нём зарождается взволнованность, и тут даже неважно, насколько сильно он устал, или насколько отчаянно он из-за чего-то ноет. Возможно, в этот раз на это могло бы уйти чуть больше времени, если бы солнце и правда светило чересчур сильно, но последний день в году выдался достаточно зимним, так что темнеть начинает сразу после четырёх. Уличные фонари уже горят, из-за чего надетые ими пальто кажутся какими-то пыльными и золотистыми, а цвет волос Бэкхёна, безо всяких оправданий выбранный им для этой недели, — сверкающе красным. Бар находится на первом этаже химического факультета, и во всём кампусе только у него есть разрешение на продажу алкоголя, поэтому именно здесь все и собираются по вечерам. Вероятнее всего, тот факт, что у их университета лучшее химическое отделение, не имеет к этому никакого отношения, но это отнюдь не мешает Бэкхёну упоминать об этом дважды в день. Что-то про всемогущество органики и всякое такое; Тэхён отключается в те моменты, когда они разговаривают не о его тяжких учебных буднях. — Да, Суджон сказала, что приведёт остальных, — говорит Бэкхён в трубку в то время, как Тэхён бесцельно наблюдает за Сокджином. Он сейчас тоже разговаривает по телефону, и в этом не было бы ничего необычного, если бы он, вдобавок к этому, не улыбался. Юнги уже принялся за свой третий Айриш, и, хотя Тэхён думал, что тот упадет лицом в барную стойку сразу после второго, держится он весьма впечатляюще. Как, впрочем, и Бэкхён, учитывая, что он уже успел выпить бокал пива и два шота. (Смысл тут не в том, чтобы напиться, а в том, что они только что сдали экзамены. Малейшая провокация — и все они тут же заснут.) Тэхён вот, в свою очередь, остановил свой выбор на чае со льдом. Безалкогольном, потому что он хоть и взволнован, но не настолько. — Поверить не могу, что ты такой зануда, — произносит Бэкхён, отодвигая, наконец, свой телефон в сторону. — Сынок, это же разогрев перед празднованием твоего прошедшего дня рождения. — Ладно, — говорит Тэхён, слегка выпрямляясь и одаряя его холодной улыбкой. — Ты хоть в курсе, насколько стрессово прошёл мой экзамен по механике? Через три часа после сдачи кто-то даже запостил пародию на «Бункер». — Да, я в курсе, но он ведь уже закончился. И сейчас мы отмечаем твой прошедший день рождения. А ещё нам пора к Джунмёну. А ещё у нас кое-что есть для тебя. — Смотри, просто… погоди, что? — в этот раз он даже усаживается максимально прямо, и да, к чёрту всё. Он ребёнок. Подарки — это прекрасно, в любой день, но особенно это прекрасно на день рождения, потому что есть гарантия, что они были выбраны специально для тебя. (Он всё ещё не отошёл от того жутко-жутко мятного набора для бритья, который ему подарил брат Сокджина на рождество.) — Вы мне что-то подарите? — Позже, — усмехается Бэкхён. — Обещаю. Ну, теперь-то ты выпьешь что-нибудь? Тэхён, откровенно говоря, всё ещё плоховато соображает, но в этот раз его улыбка выходит более искренней. В конце концов, солнце уже заходит, а дом у Джунмёна просто огромный, и когда Бэкхён подвигается вперёд, закидывая свои руки на Тэхёна, его вес ощущается на нём таким же, как и всегда. Немного тяжеловатым, но, в то же время, достаточным для того, чтобы рассмешить Тэхёна, сколько бы экзаменов по механике он ни сдал. Именно в этот момент, когда за плечом Бэкхёна он замечает, как Юнги закатывает глаза, и как на лице Сокджина появляется улыбка, именно тогда он окончательно просыпается. Тэхён смеётся и хлопает Бэкхёна по спине, раздумывая, чего же ему хочется выпить. Дверь широко распахивается, пропуская внутрь холодный воздух, бармен включает-таки какую-то песню, и буквально за одну минуту его ленивый день превращается в день, когда после первого бокала пива на закате может случиться что угодно.

18:12:54 | ПЕРЕДЕЛАННЫЙ ПАНСИОНАТ БЭКХЁНА, КОТОРЫЙ СЛОВНО ВОССОЗДАЛИ ИЗ КАКОЙ-ТО МАНГИ

Как Тэхён уже говорил, дом Джунмёна — это, наверное, лучшее место из всех, что можно найти неподалёку от кампуса, и причиной тому являются далеко не его шикарные вечеринки. Ну, или далеко не только его шикарные вечеринки. (Да, Тэхён, конечно, и сам учится на такой специальности, на которую реакция вежливых людей состоит из чего-то вроде ооооу, и которую Юнги описывает, как что-то далёкое, но, даже несмотря на это, он, видя вечеринки Джунмёна, готов поверить лишь в то, что тот может изучать только что-то столь нереальное, как генная инженерия. Чёрт, его вечеринки.) На самом-то деле, дом у него и сам по себе вполне ничего, ведь с его наполнением уж точно никто не халтурил (хотя это, скорее всего, в большей степени связано с его тираном-бойфрендом, чем с ним самим). Сад, задний двор, деревья, произведения искусства. Это всё немного напоминает те самые дома, принадлежащие университетским братствам из американских фильмов, только этот дом всё ещё похож на пансион с раздвижными дверьми и периодически появляющимся тем или иным обдолбанным парнем, который готов поклясться головой своей матери и могилой своего отца, что он видел призрака на балконе на втором этаже. — Два года, — говорит Тэхён, пока Сокджин достаёт ключ из зажигания. — Прошло уже два года, а ты так и не научился параллельной парковке. — Помалкивай, — весело отвечает Сокджин. — И я, между прочим, уже пять лет за рулём. — Оу, ну так это же всё меняет, спасибо. Итак, в итоге Тэхён выпил полтора бокала пива (да, именно полтора, потому что оставшаяся половина второго бокала вылилась прямо к его ногам, когда Сокджин выезжал с парковки. Тэхён ни за что не будет это мыть), так что пьяным его пока не назовёшь, но сейчас ещё лишь чуть больше шести часов вечера, так что быть таковым всё равно немного рановато. До тех пор, пока Юнги остаётся в сознании после выпитого им кофе, и пока у них есть трезвый водитель, всё хорошо. Он ведь всё равно особо не надеется выбраться из дома Джунмёна живым. Как всегда и бывает в такие моменты, он нервничает, пока идет к крыльцу, и в этом нет ничего неожиданного. Каждый шаг даётся всё тяжелее, в голову закрадывается мысль о том, что сегодня его ждёт куча плохих идей, и что ни об одной из них он наутро не пожалеет, ведь именно это и есть то, из-за чего обычно стоит нервничать. Он про себя пересчитывает свои карманы: ключи лежат во внутреннем, который на замке, кредитки — в том, что с другой стороны, телефон заряжен на сто процентов, пальцы непроизвольно складываются в кулаки, ведь хорошо проведённое время вызывает привыкание ещё даже до того момента, когда оно начинается. (На плече у него сумка, в ней есть запасная футболка, зубная щётка и обезболивающее. Его ждёт длиннейшая ночь в его жизни, а ещё она будет лучшей.) Когда они заходят внутрь, он абстрагируется от спора между Юнги и Сокджином, который звучит где-то на заднем фоне, и готовится насладиться видом. Эта часть — его любимая во всех их вылазках. Сперва нужно разглядеть все эти огни; затем нужно прислушаться к происходящему, будь то звучание музыки, или болтовни, или скрип от перетаскивания мебели по полу; и потом, наконец, нужно сфокусироваться на людях, на каждом из них, понять, кто уже здесь, а кто — ещё нет. Эта часть — его любимая во всех их вылазках, эта часть — та, которой он наслаждается в полной мере. Именно поэтому он малость удивляется, когда вдруг пропускает первые два шага из этой строгой последовательности и замечает, что он уже, каким-то образом, на третьем. Прямо сейчас этот парень поднимает стол. Первое, что Тэхён замечает, — это напряжение в его руках, мышцы у него такие рельефные, что почти кажутся ненастоящими, хотя и видны они сейчас лишь до локтя, ведь всё, что выше, скрыто за его закатанными рукавами. Он стоит к ним практически спиной, но для Тэхёна и этого достаточно, чтобы понять, что он его не знает. Ужасно спутанные тёмные волосы, чёрные рваные джинсы, слишком большие Тимберленды. Стол маленьким совсем не назовёшь, но по парню не скажешь, что ему тяжело, во всяком случае, ровно до тех пор, пока тот не начинает идти. Он пытается протиснуться с ним через дверной проём, направляясь, вероятнее всего, в гостиную, но стол-то большой, и он наклонил его вверх, так, чтобы нести было удобнее. Поэтому, наверное, он не видит, куда нужно идти. Тэхён даже не успевает понять, что именно он делает, когда кидает сумку на пол (или Бэкхёну на ногу, если основываться на том, что тот сейчас во всю матерится) и подбегает к этому парню, останавливаясь возле противоположного от него края стола. — Так, давай-ка я… Он не знает, от природы ли у этого парня такие большие глаза, или тот просто шокирован, но это даже неважно, ведь Тэхён уже и так знает, что он не забудет то, что открылось его взгляду, когда он впервые увидел его лицо. Чёлка у него в таком же беспорядке, как и все остальные волосы, в одном ухе виднеется серёжка, губы у него розовые, рот раскрыт, глаза сверкают под огнями из гостиной, которая у Тэхёна за спиной. Он хоть и провёл последние десять дней, пялясь в конспекты про сопротивление материи, но даже это не мешает ему заметить, насколько… невероятно… мило… Тэхён хватается за свой конец стола, опускает его немного, задом проходит через дверь, пронося его внутрь. — Вот так, — говорит он, улыбаясь этому парню слишком широкой улыбкой, потому что он Тэхён, и это его фишка. — Спасибо, — отвечает парень, он всё ещё немного в шоке (но нет, глаза у него, по всей видимости, от природы такие большие, тёмные и настороженные). — Эм, да. Спасибо тебе. — Не за что, — говорит Тэхён в тот же момент, когда прямо за незнакомцем появляется Бэкхён со смертельно сердитым видом. — Эй, Ким Тэхён, — говорит он. — Ты туда чёртову наковальню засунул, что ли? Ты мне ногу сломал, блин. Как мне теперь танцевать с Тэён, если у меня нога сломана? Тэхён переводит свой взгляд с парня на Бэкхёна, придумывает какой-то остроумный ответ, поднимает сумку, но к тому времени, когда он оборачивается, незнакомца уже нигде не видно.

18:46:19 | ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ЗАДНИЙ ДВОР ДЖУНМЁНА

Учитывая тот факт, что совсем недавно Тэхён назвал его тираном, у Кёнсу так-то очень даже доброе сердце. Ну, в том плане, что, если Джунмён, скажем, захочет пригласить к себе на барбекю половину кампуса, тот никогда не скажет ему нет. В то же время, он, обычно являясь самым низким во всех компаниях, каким-то образом всё равно умудряется привлечь внимание тех самых пятидесяти процентов населения, которые были приглашены Джунмёном. Обычно он делает это для того, чтобы сказать что-то вроде «если тебя стошнит на мой ковёр, то завтра утром ты проснёшься скрученным в нём», или какую-нибудь другую приятненькую фразу, которая делает атмосферу вечеринки ещё более идеальной. Первый и второй шаги, которые он пропустил какое-то время назад, наконец возвращаются к нему. Или даже не так: они вернулись к нему спустя три минуты после того, как очарование того парня исчезло из поля его зрения (да, именно так). Солнце сегодня заходит просто невероятно долго, хотя, может быть, дело вовсе и не в нём, а в Тэхёне и в его двенадцатичасовом сне. Но жаловаться ему не на что; оранжевый солнечный свет, пробирающийся в дом Джунмёна через распахнутые двери к заднему двору и приземляющийся гладкими блоками на отбелённые стены, создает впечатление, будто он сейчас в монохромном режиме. От всего падают огромные тени, они повсюду: одна половина бутылок стоит в сине-серой темноте, другая — сверкает перед его глазами от крышки до самого дна. Слышны привычные звуки того, как толпа ребят, которым примерно по двадцать с лишним, перекрикивается друг с другом, начиная от «здесь маловато водки» и заканчивая «и засунь чеддер спрей куда-нибудь подальше, знаешь же, что Исин в прошлый раз утворил»; если прислушаться, то можно услышать и тот самый скрип от двигающейся по полу мебели; из ноутбуков раздаются звуки ударных, а видео на Youtube сменяют друг друга ещё до того, как успевают закончиться, ведь каждый в этой чёртовой комнате думает, что у него лучший вкус в музыке. Он слышит всё это даже тогда, когда садится на одну из ступеней, ведущих в почти полностью высохший сад. Ещё слишком рано, так что тут пока собрались далеко не все; сейчас здесь те, кого Джунмён любит называть самыми близкими и самыми дорогими, подразумевая, в основном, тех, кто готов терпеть Кёнсу с его армейским командованием, и тех, кто не против забраться на стол, чтобы поправить проводок от одной из колонок. Что-то вроде этого. Тэхён не совсем подходит для подобных вещей, тем более здесь всё равно есть такие ребята, как Минсок и Эмбер; он скорее из тех, кто создаёт веселье. Он всегда тот, кто первым призывает к шотам, тот, кто обычно подскакивает и хлопает в ладоши, крича, чтобы кто-нибудь включил, наконец, какую-нибудь нормальную песню. Он прекрасно осознаёт, какой он; Господи прости, как бы он вообще смог поистине наслаждаться жизнью, если бы не осознавал этого? Есть только одна вещь, которая лучше того, что он обожает общаться с людьми, и это тот факт, что он знает, что он это обожает, обожает разговаривать со всеми подряд, обожает заводить друзей. Оглядываясь назад, становится ясно, что этот парень, на первый взгляд, совсем не похож на того, кто здоровается первым, поэтому Тэхён совсем не удивляется, когда тот подсаживается к нему, не произнося ни слова. Уже достаточно холодно, поэтому незнакомец тоже накинул куртку: ярко красную, с маленьким белым лого Puma слева. Тэхён замечает бутылочки с пивом лишь тогда, когда тот молча ставит одну рядом с ним. Она уже открыта, пена добралась до середины горлышка, её видно через насыщенное голубое стекло. Он усмехается и берёт её, морщась от того, насколько холодной она ощущается в его пальцах. — Привет, — говорит он, понимая, что от незнакомца этого можно не ждать. Он вновь смотрит в его сторону. — Привет, — говорит парень и улыбается, совсем чуть-чуть. Тэхён чувствует, как удары в его груди задерживаются секунды на две, но это сейчас не так и важно. На него падает всё тот же самый оранжевый свет, падает в каком-то спиральном городском пейзаже прямоугольников. Он милее, чем Тэхён, и волосы у него темнее, и всё вот это просто прекрасно сочетается с закатом. Он не смотрит на Тэхёна; его взгляд устремлён на землю в нескольких шагах от них, после чего он медленно перемещается на голые деревья, увешанные случайными незажжёнными бумажными фонариками. Тэхён приятно удивлён: он бы ни за что не подумал, что строгий, практичный Кёнсу окажется одним из тех, кто украшает растительность, но, может быть, это лишь очередная романтичная черта Джунмёна. Он просто надеется, что позже найдётся хоть кто-нибудь, кто будет достаточно трезв для того, чтобы зажечь их, не спалив весь дом дотла. Незнакомец держит своё пиво обеими руками, что, если уж на чистоту, как-то чересчур храбро для Тэхёна, в такую-то погоду. Сам он продолжает осторожно придерживать свою бутылку двумя пальцами и вновь смотрит на лицо парня. — Кстати, — говорит он. — Меня Тэхён зовут. Дело в том, что Тэхён любит это. Он любит заводить друзей, разговаривать с людьми, любит узнавать, что нужно сделать, чтобы они засмеялись. Именно так он и подружился с Юнги и Сокджином, именно так они с Бэкхёном и решили синхронно ворваться в жизни друг друга, с криками и смехом, пьяные в стельку, они стали лучшими друзьями с первого мгновения. Это, наверное, можно назвать своего рода зависимостью. Это затягивает; есть что-то такое во всей этой атмосфере. Оранжевый свет на лице незнакомца становится всё холоднее и холоднее, прямо как и температура, а в воздухе сейчас словно витает особый гул, появляющийся за мгновения до начала празднования. Тэхёну исполнилось двадцать лет, и, чёрт, он может полностью забыть про стресс на ближайшие несколько недель. И хотя этот парень совсем не похож на того, кто здоровается первым, он всё равно уж точно не из тех, кто мог бы проигнорировать Тэхёна. На часах сейчас по-прежнему лишь шесть с лишним, у них ещё куча времени впереди. — Чонгук, — отвечает парень, и Тэхён улыбается. — Чонгук, — повторяет он, решая испробовать это имя, ему нравится, как оно звучит. — Чонгук, — повторяет тот. После этого Тэхён поднимает своё пиво и тянется им в сторону Чонгука. Он наконец поворачивается к нему, их взгляды встречаются ещё раз, и, хотя предыдущий раз случился лишь час назад, предыдущий раз случился час назад. Беда ещё никогда не приходила так стремительно, как сейчас, а ведь Тэхён обычно сам принимает её с распростёртыми объятиями. (Это как обратная сторона медали. Он обожает обратные стороны медалей.) — Чокнемся? — спрашивает он, и на лице Чонгука вновь возникает улыбка. Она добирается до его глаз, и Тэхён не может перестать смотреть на него даже тогда, когда их бутылки стукаются друг о друга, и в зимнем, хрустящем воздухе раздаётся их звон. Он открывает рот, собираясь добавить сам не зная что… — Ребята, — слышит он и тут же поворачивается к двери. Он успевает заметить, как Чонгук слегка поникает, но тут Эмбер зовёт их обратно внутрь, проводя одной рукой по своим коротко постриженным белым волосам. — Шоты! Мы начинаем, пойдёмте. Тэхён — один из тех, кто создаёт веселье: именно он всегда первым требует выпивку, просит включить музыку и начинает дружбу. Он поднимается и смотрит вниз, на Чонгука, протягивает ему руку. Чонгук сперва непонятливо моргает, а затем берётся за неё и, опираясь на Тэхёна, встаёт на ноги. Рост у них одинаковый, но Чонгук более худой, и из-за этого он по-несправедливому кажется капельку выше. Тэхён намеренно держит его за руку чуть дольше, чем необходимо, и улыбается. После, он отстраняется и проходит внутрь, сразу же посвистывая своим друзьям и мысленно выбирая, что он будет пить. Он не оглядывается. Дом у Джунмёна, конечно, большой, но не настолько же.

19:29:40 | ГОСТИНАЯ

Если основываться на опыте Тэхёна, то можно сказать, что именно так вечеринки всегда и проходят. Сперва идёт разогрев, который начинается либо в шесть вечера, либо в два часа дня, и зависит это от того, насколько близки вы к Бён Бэкхёну. (А он-то уж точно близок; однажды они решили зайти на пиво в We’ve Got Chemistry после лекции, начавшейся в полдень, и закончилось это всё тем, что в час ночи они, спотыкаясь, вышли из бара, оставив внутри знатную часть своих денег и своей чести.) После этого наступает черёд шотов. Как правило, всё, что ведёт к ним, можно просто считать либо водой, либо соком (или, в случае Юнги, завтраком). Разогрев получил такое название потому, что он имеет место до начала самой вечеринки. Так что он не считается; и даже если ты вдруг резко пьянеешь лишь после второго раунда шотов, то можно даже не пытаться оправдываться выпитыми ранее бокалами пива или коктейлями. В каком-то смысле, Тэхён считает, что столь беспощадными могут быть лишь лучшие друзья. Именно к шотам, в основном, все и подтягиваются. Вокруг небольших столиков обычно устраивается достаточное количество людей для того, чтобы забить на тот факт, что пить шоты надо как бы из рюмок, а не из стаканчиков. (Кёнсу ведь всё равно один из тех, у кого всегда найдутся стаканчики для эспрессо; а это ведь одно и то же, верно?) Тут всё по-честному, особенно, в такие великие ночи, как сегодня, когда начало и конец перемешиваются друг с другом, сливаясь в ослепительный, волнительный беспорядок. Эти вечеринки, те, на которые приглашают на словах, говоря что-то вроде «ты просто обязан прийти, только попробуй не прийти», — одни из тех, на которых всё всем заходит; одни из тех, где никто никогда не отказывается даже от самых глупых идей, где на каждое предложение все отвечают «я — за, если ты — за» и «а к чёрту, давай». Каждый раз, когда Тэхёну предоставляют право принять решение, они обычно начинают с текилы. К счастью, сегодня как раз один из таких вечеров. Суджон мастерски нарезает лимон, а её парень в это время передаёт всем соль. Когда очередь доходит до Тэхёна, тот, как оно всегда и бывает, показушно облизывает свой большой палец, на что Юнги, как оно тоже всегда и бывает, морщится с отвращением. Восторг от их собственных традиций и инсайдерских шуточек перекрывает друг друга, а на его губах всё ещё остаётся смех, когда он высыпает немного соли себе на кожу. Тут уже куча народу. Кругом слишком много знакомых лиц, поэтому сосредоточиться на каждом из них оказывается как-то сложно, тем более он ведь и так знает, что может просто улыбаться и улыбаться всем подряд; это же так просто. Поэтому именно это он и делает, он улыбается даже тем, с кем не знаком; и, может быть, это как-то слишком, но ведь сейчас у всех в руках выпивка, так что какая разница? Да, разницы никакой нет, особенно тогда, когда он поднимает взгляд и осознаёт, что ему даже не нужно фокусироваться, чтобы понять, что Чонгук смотрит на него. Да, будь он проклят, но он вообще никак не думал, что в столь важную ночь его ожидает подобного рода отвлекающий фактор. Сейчас последний день в году, и меньше, чем через пять часов, пробьют куранты, безвозвратно сменяя дату, но вот он — Тэхён — стоит и покусывает свою губу, чтобы не перестать улыбаться, но это никак не связано ни с одной из вышеперечисленных причин. — Ну, давайте же, чёртовы черепахи, — громко говорит он, чтобы сказать хоть что-нибудь, и под сауднтрэк из восхищенного смеха, который ему всегда удаётся создать в толпе, Суджон начинает раздавать всем дольки лимона. Именно так вечеринки всегда и проходят. Кто-то кричит, чтобы включили музыку, и если Тэхёну дают право принять решение, то они обычно начинают с текилы. В горле чувствуется горечь от алкоголя, в голове раздаётся: «давай, давай». Порой, когда нужно прийти в себя, кое-что помогает ему даже получше лимонного сока; кое-что вроде чьего-то мимолётного, броского взгляда из другого конца комнаты.

20:00:21 | КУХНЯ

Обратная сторона (обратной стороны) того, что организацией большинства их встреч занимается До Кёнсу, заключается в том, что, если что-то вдруг идёт не так, как он запланировал, то это сразу становится очевидным. Поэтому, как думает Тэхён, это славно, что практически всегда всё идёт именно так, как он и запланировал. Напитки стоят в отведённом им месте, музыка играет именно настолько громко, насколько и должна, во всех уголочках каждой из комнат, в которые обычно все рано или поздно забредают, можно найти воду и подушки. Также довольно неплох тот факт, что единственный момент, в котором кто-то налажал с полученными инструкциями, обернулся ему на пользу. Он на все сто процентов уверен, что всю вот эту потрясающую еду нужно было вынести в гостиную вместе с чипсами и конфетами, но Чанёль, по всей видимости, забыл об этом. (Когда не знаешь, кто виноват, виноват Чанёль.) Всё это значит, что гости даже и догадываться не будут обо всей этой еде до тех пор, пока не проголодаются и не выстроятся в очередь к холодильнику, что, в свою очередь, означает, что вся эта прелесть пока достанется только Тэхёну. — Оу. Эм, ну, ладно, может, не только ему, с сожалением думает он, пока поворачивается к двери, но тут же успокаивается, когда замечает, кто именно там стоит. Тэхён вовсе не хочет драматизировать, но он вполне себе уверен, что променял бы этот импровизированный сэндвич, над которым он сейчас колдует, на то, чтобы провести в компании этого парня хотя бы пять минут. — Привет, ещё раз, — говорит Тэхён и машет рукой, в которой сейчас нет измазанного сыром ножа, потому что в нём ещё осталось хоть какое-то чувство собственного достоинства. Чонгук просто моргает, смотрит на него, а затем улыбается. Даже шире, чем в прошлый раз. — Привет, — легко говорит он. — Проголодался? — Думаю, не меньше, чем ты, — отвечает Тэхён и подзывает его вглубь кухни. Освещена она, по очевидным причинам, немного ярче, чем гостиная. А ещё, через какое-то время, она, скорее всего, будет одним из самых чистых мест во всём доме. Столешницы тут сделаны из мрамора, а пол выложен плиткой, люстра излучает ослепляющий жёлто-белый свет, и посередине стоит островок с, на первый взгляд, недостаточным количеством еды на нём, но Тэхён ведь уже и так проверил, что, помимо этого, есть ещё под завязку набитый холодильник. В сверкающем свете и на фоне тусклых стен Чонгук выглядит слегка бледновато, но, когда он вновь улыбается и подходит к противоположной от Тэхёна стороне островка, освещение сменяется, и он вдруг опять выглядит точно так же, как и в момент, когда Тэхён впервые увидел его несколько часов назад. Он просто малой. (Милый малой.) — Хочешь сэндвич? — Нет, спасибо, я лучше чипсы возьму, — говорит Чонгук. Он тянется за пачкой Doritos, аккуратно раскрывает её и ныряет внутрь. Тэхён на какое-то мгновение зависает, его взгляд неосознанно приковывается к движению его рук; изящные кисти с парочкой мозолей тут и там. — Чипсы можно было бы найти и в гостиной, — рассеянно говорит он. — Если Чонин их, конечно, ещё не съел. — Нет, не съел, — отвечает Чонгук, посмеиваясь. Он делает это коротко и застенчиво, и его смех тут же становится таким же милым, как и всё остальное в нём. — То есть… Ну, там как-то шумновато. А, один из таких людей, значит. Возможно, это перебор, возможно, это даже слегка неуместно, но первое, о чём подумал Тэхён, это то, что теперь он знает, где следует искать Чонгука во время вечеринок. На кухне, на заднем дворе, на балконе и даже в ванной, если все остальные места оказались заняты. Дело в том, что Тэхён уже умеет распознавать тех, кто вообще в принципе не хочет ходить на вечеринки, и тех, для кого в какой-то момент всё становится как-то слишком даже несмотря на всё их искреннее желание ходить на них. Будучи тем, кому никогда не бывает достаточно шума, и смеха, и общения, то есть, будучи тем, кому никогда не бывает достаточно всех тех вещей, которые могут заставить кого-нибудь замкнуться в себе, Тэхён, фактически, считает это одним из своих священных долгов — убедиться, что всем комфортно. Именно поэтому он так сильно любит обращать внимание на то, что же заставляет других людей смеяться. — И почему же ты считаешь, что я один не смогу создать столько же шума, сколько создает эта толпа ребят в гостиной? — говорит он, и Чонгук поднимает на него свой взгляд, между пальцами он держит парочку чипсов, глаза у него широкие и удивлённые. Он замирает на мгновение, а потом опять начинает смеяться, громче. Застенчивость, 0. Тэхён, 1. — Не думаю, что у тебя получится быть громче того парня, который сейчас завывает в караоке, — произносит Чонгук через какое-то время, и губы Тэхёна растягиваются в улыбке ещё до того, как он полностью осознает, что именно тот сказал. Он улыбается потому, что Чонгук пытается. Его глаза вновь устремлены на столешницу, и создаётся впечатление, будто он совсем не знает, как именно нужно вести светскую беседу, и из-за этого улыбка Тэхёна становится ещё шире. — Какого парня? — Оу, ну, он в магистратуре уже учится? Миниатюрный такой, что ли, но вполне себе гром… — Чондэ, — говорит Тэхён, выпрямляясь и выпуская из руки нож. — О господи, Чондэ уже здесь? Если уж начистоту, то именно обещание того, что Чондэ будет на вечеринке, и убедило Тэхёна забить на своей после экзаменационный смертельный кризис и прийти-таки на неё. С таким сплочённым кампусом, как у них (где у всех студентов научных специальностей наблюдается особая неприязнь к ребятам с медицинского факультета и слабость к первокурсникам-технарям), слухи очень быстро перерастают в своего рода городские мифы, а некоторые люди и вовсе становятся живыми легендами. И одним из таких людей уж точно можно назвать Ким Чондэ с его кошачьим ртом, высоким голосом и татушкой на спине в виде птицы, увидеть которую удостоены были лишь несколько избранных. И если Тэхён — это тот, кто создает веселье, то такие люди, как Чондэ (а еще Чонхён и Минхо, когда они наконец-таки появляются), — это те, кто поддерживает в этом веселье жизнь. Они те, кто тут же вливается в любую шумиху и берет всю ответственность за сохранение атмосферы на себя, подбрасывая её, как конфетти и пластиковые трубочки для коктейлей. Именно поэтому Тэхён выпускает из руки нож и подлетает к дверному проему, чтобы заглянуть в гостиную: Чондэ стоит прямо перед большим плазменным экраном, достаточно близко к задней двери, так что Тэхён даже малость переживает за него и его (фантастическую) задницу, ведь он сейчас в одной лишь футболке. Он поет так же, как и всегда: с закрытыми глазами, наклоняясь вперед, затягивая «let’s fly» из песни «Rocketeer», и причина, по которой он стал легендой, состоит в том, что никому, кроме него, ни за что не удастся заставить всю эту кучу людей почувствовать себя самыми настоящими ракетчиками всего за каких-то пять секунд. Именно так вечеринки всегда и проходят. Тут есть люди, которые создают веселье, такие, как Тэхён, и есть люди-фейерверки, люди, которые не позволяют этому веселью угаснуть. А ещё есть нерешительные, запинающиеся, смущающиеся люди, такие, как Чонгук, люди, которым очень хочется быть частью всего происходящего, но только вот для этого им порой нужно, чтобы кто-то подержал их за руку. — Итак, откуда ты знаешь Джунмёна? — спрашивает Тэхён, когда возвращается к своему сэндвичу, поднимает нож и придвигает к себе сыр. — Я тебя раньше здесь не видел. — Я первокурсник, — отвечает Чонгук. Он по-прежнему не достаёт больше двух чипсин за раз, он вежлив даже в этом. (Человека, держащего тебя за руку, иногда можно заменить парочкой шотов, так что Тэхён уже готовится к тому, чтобы налить их Чонгуку.) — Есть просто одно дополнительное занятие по выбору, на которое я хожу вместе с Чонином и… Чимином, может, ты его знаешь? Тэхён однозначно когда-то слышал о каком-то Чимине, но прямо сейчас имя и лицо не складываются у него в единую картинку. Он уверен, что, рано или поздно, он всё равно сегодня с ним пересечётся, так что это не особо важно. — А, понятно. И что же ты изучаешь? — Программирование, а ты? — Ты ни за что мне не поверишь, — говорит Тэхён. Он наклоняется вперёд, вскидывает брови, желая подлить масла в огонь, и довольно ухмыляется, когда из Чонгука опять вырывается смех, уже в сотый раз за последний час, наверное. — Угадай. — Не знаю, патологию? — Попробуй ещё. Взгляд у Чонгука чуть-чуть сужается, а его улыбка как-то меняется. И сейчас для Тэхёна это лучшее подтверждение тому, что он даёт ему зелёный свет; Чонгук, как и ожидалось, освобождает немного места на островке и садится на него, слегка побалтывая ногами и по-прежнему держа в руках оранжевую упаковку. Он ещё секунду аккуратно смотрит на Тэхёна, а затем выпрямляется. — Органическую химию, — говорит он. Тэхён мотает головой и начинает смеяться, когда Чонгук нахмуривается. — Сдаёшься? — Да ни за что. Ну... Нет, не геологию ведь, да? — Неа. У тебя ещё две попытки. За дверью вдруг резко увеличивается количество кричащих людей, из-за чего Тэхёну и остаётся лишь предполагать, что Суджон и Чонин, наверное, уже захватили танцпол или, может быть, кто-то просто открыл очередную бутылку Смирнова. Ему уже так и хочется вернуться обратно, ведь в этой относительной тишине как-то беспокойно, но он же не один, а для Чонгука можно сделать и исключение. Кушать чипсы на кухне в одиночестве совсем не весело. — Физику? — пробует Чонгук. — Уже теплее. — Термодинамику? Тэхён запрыгивает на другую столешницу и откусывает большой кусок своего сэндвича, пережевывая его намеренно медленно, так, чтобы Чонгук понял, что он над ним издевается. Возмущение на его лице так быстро покоряет Тэхёна, что это даже немного настораживает. Нет ничего необычного в том, чтобы по-настоящему подружиться с кем-то на вечеринке; это самое не необычное из всего возможного. Но с ним такое случается редко. Он не мажор и не ведёт себя как полный засранец, просто дело в том, что многие люди, впервые встречаясь с кем-то, кто столь же общителен, как он, обычно проникаются к такому человеку гораздо быстрее, чем он — к ним. Заканчивается это, в основном, тем, что он даёт всем этим людям свой номер, и в какой-то период своей жизни он уже совсем отчаялся найти кого-то, чей номер он сам захочет заполучить, первым. Впрочем, он бы совсем не отказался от этого номера, что и удивляет его приятнее всего. У него даже есть шанс одержать победу над застенчивостью со счётом 2:0. — Не угадал, — говорит он после того, как проглатывает свой сэндвич. — Хочешь, скажу? — Да, — Чонгук теперь опускает в пачку всю руку целиком, как ребёнок. — Ракетостроение, — шепчет Тэхён и начинает смеяться, когда Чонгук издаёт смешной звук и откидывается назад. — Говорил же, что ты ни за что мне не поверишь. — Ракетостроение, — повторяет Чонгук. — Ты уверен? Без обид, но по тебе не… — Знаю, — ухмыляется Тэхён. — Это моя любимая часть. Видел того парня, с которым я пришёл? У него ещё волосы обесцвечены, а выражение лица так и говорит, что он здесь лишь потому, что его заставили. — Эм, Юнги, кажется, да? — Да, я про него. Так вот, этот чувак ботанику изучает. По нему это скажешь? — Обалдеть можно, — выдыхает Чонгук, и Тэхён смеётся еще раз. — Ну, то есть, я не сомневаюсь, что он любит растения всей своей душой, но… Из-за этого Тэхён начинает смеяться ещё сильнее, так, как ещё рановато смеяться, только не после трёх случайных шотов и пива. Но ему вовсе не чужда эта головокружительность в воздухе, эта малость пугающая скорость, с которой люди иногда начинают тянуться друг к другу, когда им так хочется узнать больше, ещё больше, но только не что-то фундаментальное, а всякие мелочи. Именно за сэндвичами и Doritos люди сперва рассказывают о своей любимой породе собак, а не о том, сколько у них братьев и сестёр; о том, что им нравится и не нравится в фильмах Тарантино, а не о том, где они выросли. Это своего рода современный подход к сближению, особенный вид разговора, который каждый раз забрасывает Тэхёна в торнадо улыбок и смеха, во время таких разговоров на заднем плане всегда слышна музыка и болтовня друзей. Он ещё раз кусает свой сэндвич и пережёвывает его, быстрее в этот раз, замечает, как Чонгук пытается придумать, что спросить. Как только его колебание сменяется на откровенное волнение, Тэхён вновь берёт инициативу на себя. — Может, у тебя… Дверь в кухню беспощадно распахивается, поэтому он сперва морщится в её сторону и лишь потом — в сторону спины того, кто только что решил на неё опереться. Взглянув туда во второй раз, он обращает внимание, что это какой-то парень в свитере, так что можно не беспокоиться о занозах от тонкого дерева, из которого сделана дверь. А вот на девушке, с которой он целуется, — это, кажется, Санён, но он не уверен — одна лишь майка, так что он просто надеется, что они будут осторожны. Затем он смотрит на часы и театрально охает. — Всего-то в восемь вечера? Так рано? — вздыхает он, а Чонгук смеётся, слезая с островка. Тэхён уже хочет шагнуть к нему, но тут его нож падает на пол. Он сгибается, чтобы поднять его, а когда выпрямляется, Чонгука уже нет. Тэхён, 1. Застенчивость, 1. Он трясет головой, досадливо посмеивается и возвращается в толпу.

21:22:01 | ГОСТИНАЯ (СНОВА)

Именно так вечеринки всегда и проходят. На каждой из них есть какой-то момент, в который все думают:«Вооот, вот это уже совсем другое дело». Для Тэхёна на этой феноменальной новогодней вечеринке у Джунмёна этот самый момент, когда начинается совсем другое дело, происходит в два этапа. Первый — это когда он выпивает очередной шот, который превращает его легкое раздражение из-за того, что алкоголь ещё не начал действовать в полную силу, в широкую улыбку, появляющуюся после того, как со стуком ставишь рюмку обратно на стол и оглядываешься по сторонам. Пьяный, ну наконец-то. Ракетостроение — это отнюдь не лёгкая специальность, и даже несмотря на то, что он не устаёт напоминать об этом всем вокруг, после чего часто чувствует себя оскорблённым, ведь кто-нибудь обычно спрашивает, почему же он тогда не выберет что-нибудь попроще, несмотря на всё вот это вот, ему всё равно мало. Он нуждается в выпивке и вечеринках, так что последние два года он наслаждался ими по полной, но это чувство ему никогда не надоест. Тут, можно сказать, есть даже какой-то научный интерес. Он знает, как это происходит, химические основы и всё такое, но его по-прежнему восхищает то, как напитки всевозможных цветов и вкусов вперемешку с какими-то другими ингредиентами могут сделать трезвых людей пьяными, заставить их больше смеяться, или больше плакать, или танцевать так, словно для них неважно, что на них сейчас, возможно, все смотрят, или так, словно они жаждут, чтобы на них все смотрели. И нет, зависимостью это далеко не назовёшь; это не то же самое, что общаться с незнакомыми людьми. Нет, это лишь старое-доброе наслаждение. Так что, да, в этот раз, первый этап совсем другого дела — это когда выпитый им алкоголь наконец ударяет ему в голову после того, как он ставит на стол рюмку, совсем недавно наполненную идеально сбалансированным соджу со вкусом голубики, а второй этап — это Чонгук. Благодаря делу случая, которое в подобных местах проходит сквозь них, словно стук сердца в груди, он, оборачиваясь после опустошения той самой рюмки в компании Минсока, встречается практически лицом к лицу с Чонгуком и его глазами, сверкающими из-за выпивки. — Привет, — произносит он на одном дыхании, а Чонгук усмехается в ответ, прям по-настоящему усмехается. Он показывает все свои зубы, а глаза у него блестят, они так близко. Он вспотел, чёлка вся мокрая, он нетерпеливо смахивает её в сторону, толстовки на нём больше нет, а отныне полупрозрачная белая футболка липнет к телу. Тэхёну очень хочется протянуть руку, дотронуться, почувствовать всё самому, но он решает ограничиться взглядом на губы Чонгука. — Вот мы и снова встретились, — добавляет он. — Да, вот мы и снова встретились, — говорит Чонгук, голос у него стал слабее, ниже, а дыхание сбилось лишь наполовину по сравнению с тем, насколько оно сбилось у Тэхёна, хотя тут и очевидно, что именно он, а не Тэхён, только-только вырвался с танцпола. — Мистер ракетостроение, верно? — Именно, — говорит Тэхён. — Доел свои чипсы? — Да, доел, — говорит Чонгук, а потом слегка поворачивается в сторону, когда в поле зрения Тэхёна появляется кто-то ещё. Этот кто-то примерно одного с ними роста, у него широкие плечи, и вспотел он так же сильно, как и Чонгук, и при этом он по-прежнему продолжает неосознанно двигаться в такт музыке. Этот парень, в отличие от Чонгука, ещё не дошёл до своего собственного совсем другого дела, но для него это, кажется, совсем не имеет значение. — А, это… — Чимин? — предполагает Тэхён. — Его бойфренд, вообще-то, — говорит этот парень с широкой, лёгкой улыбкой на лице. Тэхён мгновенно расслабляется в компании этого бойфренда Чимина с его непростительной кепкой на голове, восхищённым взглядом и низким голосом. — Я Хосок, приятно познакомиться. Хосок с Чонгуком, как оказалось, искали Чимина. Но после того, как Тэхён убедил их выпить по шоту, Хосок решил продолжить поиски. И сейчас уже совсем не важно, осознанно он это делает или нет, потому что Тэхён совсем не теряет времени и, взяв Чонгука за запястье, отводит его обратно на танцпол. Только потому, что дом у Джунмёна не настолько большой, это ещё не значит, что он откажется от шанса, упавшего прямо к его ногам. Ночами, как эта, всё решает дело случая; сперва парень в кепке, а потом шёпот засохших листьев на заднем дворе. Тяжёлое небо, обещающее снег, и ритм музыки. Тэхён уже тоже давным-давно избавился от своего шарфа и пальто. По-прежнему робкие руки Чонгука лежат у него на талии, капельку ниже кромки его футболки, слегка касаясь его кожи прямо над краем его джинсов, и это заставляет Тэхёна рассмеяться и притянуть Чонгука ещё ближе. Чонгук спокойно придвигается, опускает руки немного ниже, нажимая большими пальцами на самый низ его спины, а Тэхён, в свою очередь, просовывает свои пальцы в петли для ремня на джинсах Чонгука. — Предупреждаю тебя, — говорит Тэхён, но делает это слишком тихо (это его особый трюк); Чонгуку приходится наклониться настолько близко, насколько это возможно, поворачивая к нему своё ухо и складывая губы в безмолвном вопросе. От него пахнет остатками парфюма, перемешанными с резким ароматом текилы, все возможности этой ночи ещё сильнее укрепляются в руках Тэхёна. — Предупреждаю тебя, я умею лишь ноги переставлять, не больше. — Это неважно, — громко произносит Чонгук, пока один трэк сменяется другим. — Ты говоришь, а я танцую, так что всё по-честному. Это его «ты говоришь, а я танцую» проявляется в том, что он берёт контроль над талией и руками Тэхёна, ведёт их в центр комнаты и толпы, туда, где музыка звучит со всех сторон, туда, куда не добирается холод. Всё настолько идеально, насколько и должно быть: у них есть свой собственный кусочек танцпола, на котором все думают, что, кроме них, здесь никого больше нет. Время и алкоголь сделали разговор проще. У Чонгука есть старший брат, который сейчас в армии, он никогда не катался на американских горках, ему нравится запах волос Тэхёна, тёплая сирень. Застенчивость, –4. Он не перестаёт посматривать на толпу за плечом Чонгука. Чондэ сидит на диване, на коленях у него миска с попкорном, Бэкхёну удалось-таки заполучить танец с Тэён, во время которого он не теряет ни минуты и перестаёт контролировать свою истинную сущность, превращаясь в самого настоящего приставучего засранца. Эмбер руководит состязанием по армрестлингу, параллельно комментируя происходящее. Тут сейчас так шумно, что Тэхёну приходится постоянно держать свои губы прямо у уха Чонгука для того, чтобы тот слышал, что он ему говорит. Соблазн так велик, что его старания удержать свои руки при себе — это самая настоящая пытка. Они уже достаточно близко, так близко, что Тэхён может просто взять и полностью обхватить Чонгука своими руками, прижать его к себе так, чтобы их тела прикасались, чтобы они могли не слышать, а чувствовать голоса друг друга. Он даже разок дотрагивается губами до серёжки Чонгука, и это сейчас для него самый сильный магнит, какой только можно придумать. — О господи, — смеётся Чонгук, и, вот, правда, ещё один шот — и он прямо в лицо ему скажет, что это лучший смех, который он когда-либо слышал. — Хосок нашёл Чимина, смотри. И ещё до того, как Тэхён может хоть как-то среагировать, Чонгук уже разворачивает его и прижимает спиной к своей груди, поднимая одну из его рук и указывая ей в сторону Хосока, и впрямь танцующего с каким-то парнем. На шее у того красуется массивная цепочка, он одет в майку без рукавов, джинсы с низкой посадкой и ботинки с развязанными шнурками. Тэхён, наверное, уделил бы им ещё больше внимания, если бы Чонгук сейчас не продолжал вести его в танце, двигая своими бедрами прямо рядом с ним и не убирая руку с его талии. В отличие от них, Хосок с Чимином хотя бы целуются, растворяясь в музыке и огнях. Тэхён даже не знает, хочет ли он передвинуть ладонь Чонгука себе на живот, или, может, повернуться обратно, но прежде чем он успевает сделать одну из этих двух вещей, на его запястье появляется ещё чья-то рука. — Тэтэ, — произносит Сокджин, в его голосе звучит смех, который немного высоковат для того, чтобы считаться трезвым. — Пойдем, ты просто обязан это увидеть. Юнги там устроил рэп-баттл на кухне с тем гением, что на музыкального продюсера учится. — Это Намджун, — говорит Чонгук у него за спиной, и на какое-то мгновение Тэхён словно разрывается между двумя руками, держащими его, но потом Чонгук вдруг посмеивается и мягко подталкивает его вперед. — Иди же, он и правда гений. Чонгук не идёт за ним следом; остаётся стоять там, словно прикованный к полу, смотрит на Тэхёна с широкой, открытой улыбкой на лице, а грудь его вздымается и опускается как-то слишком быстро.

22:03:45 | СУПЕР СЕКРЕТНЫЙ КАМИННЫЙ ЗАЛ

— О боже, — говорит Тэхён. — Боже, это же самый настоящий камин. — Да, это он, — говорит Чонгук. — И я был бы тебе очень благодарен, если бы ты помог мне его разжечь. (— Это как-то не гигиенично, — сказал Кёнсу уже в третий раз, ведь у Тэхёна, очевидно, обнаружились какие-то проблемы с пониманием того, что ему говорят. — И плюс — вы пьяные. Повторяю ещё раз: уединитесь вы уже наконец, что ли. — Я не пьяный, — ответил Тэхён сразу, как понял, что именно сказал ему Кёнсу. — И я ведь и так один, а ещё я очень приличный. Так что для чего, по-твоему, мне нужно где-то уединиться? — Ты уже больше пяти минут глаз не сводишь с этого малого, который с Чонином знаком, — произнёс Кёнсу. — Ты не пялишься на него только тогда, когда он сам на тебя пялится. И, как по мне, лучше б вы зажимались где-нибудь, а не сверлили друг друга взглядом. — Мы… эм. Уединиться — это… как-то... — Тэхён, 3. Застенчивость, 4. — Ну, то есть… — Ой, да забей. Я имел ввиду каминный зал.) Каминный зал — это ещё один городской миф, когда-то появившийся в их компании. Вполне себе естественно, что переделанный пансионат, по которому, возможно, снуют призраки, идёт в комплекте с парочкой мест, в которые Вход Воспрещён, Если Вы, Конечно, Не Хотите Познать Священный Гнев Джунмёна. Одним из таких мест и, даже, возможно, самым важным из таких мест всегда был каминный зал (это если не учитывать подвал, где, по слухам, можно найти гробницу матери Принца Тенниса). Запрет на его посещение так строг, что многие уже даже начали сомневаться в его существовании где-то там, в конце коридора на первом этаже. Поэтому, когда Кёнсу протянул ему ключи, Тэхён тут же спросил у него, что будет, если Джунмён, вдруг, узнает об этом. (— Я вторая, более полезная, половинка Джунмёна, — ответил ему Кёнсу. — Считай, что ты получил моё разрешение, потому что мне вот, если честно, плевать. Иди уже.) — Тэхён, — говорит Чонгук, возвращая Тэхёна обратно в настоящее. — Ты бы мне хоть газетки подал, ну честное слово. — Поверить не могу, что это настоящий камин, — произносит Тэхён, пока тянется за скрученными газетами, лежащими рядом с ним, чтобы передать парочку Чонгуку. Он думает, что до этого уже говорил что-то такое, ну, про то, что у него в голове не укладывается, что это самый настоящий камин, но он не особо уверен, поэтому решает повторить ещё раз. — Это же настоящий камин. — Да, ты уже говорил, — говорит Чонгук, одновременно с раздражением и с нежностью в голосе. И Тэхёну это нравится. Тэхёну Чонгук нравится. — Это настоящий камин. — Ну вот теперь ты точно специально это повторяешь. — А что, если и так? — Продолжай, — Чонгуку удаётся разложить газеты, куда надо, после чего он поворачивается к Тэхёну с улыбкой на лице. Бумага искрит; свет вдыхает жизнь. Тэхён опирается спиной на диван и растягивает ноги на толстом ковре, рука его оборачивается вокруг бутылочки пива, парочку которых ему удалось умыкнуть в последний момент. Голову он опускает на край диванной подушки и лениво осматривается. Деревянный пол спрятан под ковром, из окон открывается вид на задний двор, хотя всё, что можно разглядеть с этого ракурса, — это лишь ветви деревьев под лунным светом. Диван и кресла, подушки, которых уж точно больше, чем им двоим может понадобиться, низенький стеклянный столик. Камин совсем не затейливый; спереди у него установлено специальное стекло, и больше нет ничего особенного. Усевшись напротив него, Чонгука словно обмывает слабым золотистым светом от настенных светильников и оранжевыми искрами от зарождающегося пламени. Он всего в шаге от Тэхёна, концентрируется на чём-то, но не на нём, и этот вид наполняет Тэхёна какой-то почти безотлагательной болью, которую он вовсе не должен чувствовать, учитывая то, что он знаком с Чонгуком всего ничего. Он знаком с Чонгуком всего ничего; учится на программиста, носит Тимберленды, смеётся так, что у Тэхёна сердце прямо-таки вырывается из груди. Ему этого мало. Ему этого мало. — Эй, — говорит он. Его голос даже ему самому кажется слишком охрипшим. — Иди сюда. Чонгук бормочет что-то, но ещё где-то с минуту не сдвигается с места, и за это время Тэхён, в попытке занять себя хоть чем-то, выпивает половину бутылки. И он уже даже открывает вторую, когда к нему на ковёр наконец подсаживается Чонгук, скрестив ноги и протягивая руку, чтобы потеребить край шарфика, который Тэхён каким-то образом стянул с подлокотника. Пальцами он порой касается бедра Тэхёна, но всё равно не перестаёт это делать. — Привет, — говорит Чонгук в этот раз. Голос у него ниже, чем прежде, хотя, может, всё дело в алкоголе. И это приветствие, такое тихое, удалённое от шума, который всё ещё слегка слышен через дверь, накрывает Тэхёна, словно одеяло. Он чувствует какую-то изолированность от происходящего. Но только в самом хорошем, из всех возможных, смысле; на случай, если им станет скучно, там по-прежнему есть целая толпа людей, но прямо сейчас они от неё достаточно спрятаны, так, что Тэхён может погладить своим большим пальцем руку Чонгука, и это даже не затеряется во всём этом хаосе. — Ты пьяный? — Пока нет, — говорит Тэхён. — Эй, ты красивый. — Ты же сказал, что пока нет, — смеётся Чонгук, но его щёки наполняются цветом, и это — лучшее, что Тэхёну когда-либо доводилось видеть. Чонгук слегка ударяет его по руке, когда он пытается до них дотронуться, но в то же время он прикусывает губу, стараясь сдержать улыбку, и, погодите, нет, вот это вот — это лучшее, что Тэхёну когда-либо доводилось видеть. — У тебя часы всё ещё с собой? Фейерверк уже скоро? Тэхён оттягивает рукав рубашки и поднимает руку, щурится, стараясь наполнить циферблат смыслом. — Эм, два часа. Ещё два часа. — У тебя есть какая-нибудь цель на следующий год? — Почитать про программирование, — тут же отвечает Тэхён, наклоняет голову и смеётся, когда начинает смеяться Чонгук. — Ладно, я даже не знаю. Может, пить больше воды? Каждую неделю пробовать новый вкус мороженого. — Звучит неплохо, — говорит Чонгук. — Я хочу начать ходить в тренажёрку с Чимином. — То есть, ты хочешь сказать, — он отпускает ладонь Чонгука и хлопает его по руке чуть выше локтя, обхватывает её и усмехается, — что это у тебя появилось без тренажёрки? Чувак, да мне что-то уже даже как-то страшно. — Ну, я, конечно, немного занимаюсь сам, — произносит Чонгук, а потом возмущенно фыркает, когда Тэхён вскидывает брови. — Эй, ты бы вылез из своей пещеры, что ли, мистер ракетостроение. — Ладно, ну, а теперь серьёзно, скажи мне кое-что, — говорит Тэхён после того, как они вдоволь насмеялись. — Что было самым безумным, что ты сделал в своей жизни? Чонгук наконец-то поднимает своё пиво, и, по мнению Тэхёна, как-то чересчур медленно его пьёт, но потом он вдруг понимает, что тот лишь копирует то, что он сам ранее провернул на кухне. Вот же засранец, прям чудо, какой засранец. Когда он ставит бутылку на пол и смотрит на него, блеск в глазах Тэхёна, должно быть, выдаёт его, но он уже, если честно, слишком много выпил, — а ещё слишком сильно запал на него — чтобы беспокоиться по этому поводу. — Хорошо, — говорит Чонгук. — Но обещай не смеяться. — Обещаю. — Ну, короче, этим летом я пошёл в Lotte World и… Именно так вечеринки всегда и проходят. Дело случая здесь переходит из одних рук в другие, словно откупоренные бутылки с выпивкой; оно стучит по стенам и пульсирует в сабвуферах. Тэхён держится того, что ему по душе. И потом, иногда, — или, может, лишь в этот раз — прямо ему на голову сваливается что-то, из-за чего у него перехватывает дыхание. Во время разговора Чонгук не перестает играть с его шарфом, и в какой-то момент, когда в комнате становится достаточно тепло, Тэхён снимает его и позволяет ему упасть Чонгуку в руки. Боль возвращается; он хочет подвинуться, прижаться к Чонгуку, улыбнуться ему и дотронуться своим лбом до его лба. В комнате тепло, в камине пылает огонь, и даже несмотря на то, что Тэхён — это тот, кто создаёт веселье, тот, кто играет людьми, как собачками-марионетками, сейчас он хочет побыть наедине с ним прямо до полуночи. В этот раз он совсем не против. — Ты пялишься, — говорит Чонгук, но из них двоих именно он более пьяный; в глазах блеск, с каждым вздохом из него вырывается усмешка, он отпускает шарф и убирает своей рукой волосы с лица Тэхёна. — Эй, расскажи ещё. — О чём? — Не знаю. Расскажи ещё. Тэхён именно это и делает. Он рассказывает о хороших моментах в ракетостроении, рассказывает о его обратной стороне. О неприязни Юнги к мятному мороженому с кусочками шоколада, о превосходных навыках Сокджина в приготовлении еды, о том случае, когда у Бэкхёна застряла нога в сточной трубе, потому что тот настоял на том, чтобы надеть свои новые ботинки на концерт. Чонгук смеётся и смеётся, у него щурятся глаза и морщится нос, а между его зубов иногда выглядывает кончик языка. Тэхён делает глубокий вдох, когда у Чонгука из-за возгласа срывается голос, допивает своё пиво и наклоняется вперёд, чтобы положить свою руку на руку Чонгука и задать свой вопрос, не озвучивая его вслух. В момент, когда он обхватывает пальцы Чонгука, дверь распахивается с такой силой, что Тэхёну кажется, что её уж точно сломали, и что теперь Джунмён его прикончит. Но нет, его решили пощадить, поэтому она совсем недолго просто непривычно дергается, и потом его внимание переходит к тому, кто её открыл. — ПОСЛУШАЙТЕ, — говорит Бэкхён, опираясь на дверной проём. Последний раз Тэхён видел его таким пьяным только после окончания промежуточных экзаменов. — Вытаскивайте свои задницы отсюда. Джонхён и Минхо уже здесь, они играют в бутылочку. В бутылочку, понимаете. Джонхён и Минхо. — Ты разве не должен сейчас подкатывать к Тэён? — спрашивает Тэхён, возвращая свою руку на место, и где-то на дне его горла зарождается слабое разочарование, которое потом вдруг смывается восхищением. — Ну, типа, как натурал? Бэкхён безотрывно смотрит на него, не понимая. — Это же новый год, — говорит он так, словно это должно всё разъяснить. — И это же Джонхён и Минхо. — Ах, да, так бы сразу. — Уговорил, — вздыхает Тэхён и собирается с силами, чтобы встать на ноги с первой попытки, он смотрит на Чонгука, тот по-прежнему разглядывает свои руки. — Идёшь? — Да, — мягко произносит Чонгук. — Пойдём.

22:30:17 | ГОСТЕВАЯ СПАЛЬНЯ НА ПЕРВОМ ЭТАЖЕ

Если Чондэ — это живая легенда, то Ким Джонхён и Чхве Минхо — просто боги. Ещё более неуловимые, чем Чондэ, и поэтому ещё более особенные, они возносят вечеринку на следующий уровень, о котором ровесники Тэхёна, у которых примерно такой же опыт в них, как и у него самого, могут только мечтать. Согласно преданию, они вместе прямо со старших классов, так что их свободным отношениям уже лет десять. (А ещё, согласно преданию, если ты приглянёшься этой супер-парочке, то уговорить их на групповушку не так уж и сложно.) Они до ужаса смышлёные и трудолюбивые; если они появляются на вечеринке, для них это словно с детьми поиграть. В конце концов, если Тэхёна, второкурсника с ракетостроения, учёба медленного убивает за 200 дней в году, то сложно представить, что она делает с теми, кто сейчас получает докторскую степень. По-настоящему потрясающими вечеринки Джунмёна становятся как раз примерно в это время. Может показаться, что завершение уже ближе, чем начало, но Тэхён-то знает правду. На самом деле, всё только начинается. Если взглянуть на линию времени из разных цветов, то голубые и розовые оттенки охватывают лишь первую треть шумихи; истинное волшебство прячется в чернильно-синем, освещённом магическими огнями, неоновыми дисплеями на часах и стерео и даже фонариками с заднего двора, которые кому-то всё-таки удалось зажечь. Это самое сердце вечеринки, снег начал падать так быстро, что через час или два обувь в них уже будет проваливаться. По-настоящему вместе все собираются на вечеринках Джунмёна именно примерно в это время. Те, кто и не планировал надолго задерживаться, уже ушли на какие-то другие сборища, на которые и так собирались. (Тэхён — один из тех, кто предпочитает быть верным от начала и до конца.) Те, кто остался, останутся до самого завершения, все уже давно не просто немного навеселе, а в стельку пьяные, все уже преодолели черту, за которой пути назад к трезвости уже нет. Он думает, что именно это и объединяет такую молодёжь, как он: вся эта музыка, громыхающая из колонок, расставленных в комнате, она слышна даже снаружи, на улице, так, что все, кто проходит мимо, понимают, насколько круто они сейчас отрываются (но им, конечно, не нужно демонстрировать своё веселье другим, чтобы оно было настоящим); алкоголь всё ещё периодически мелькает перед глазами даже несмотря на то, что с каждым разом его всё чаще наливают мимо стакана или рюмки; а вот и тарелки с едой, которые кто-то наконец-таки принёс из кухни. Есть в этом что-то такое, в том, что компания из друзей, приятелей и абсолютных незнакомцев сидит в одном месте, и кто-то жалуется на жару, из-за чего кто-то другой не упускает возможности сказать этому человеку просто снять свой свитер; есть в этом какое-то безмолвное признание; причастность. Когда никто уже не чувствует себя не в своей тарелке, так что Тэхёну уже больше не нужно ничего делать, когда все громко смеются и вливаются в толпу, танцуют даже под те песни, которые никогда раньше не слышали. И хотя он и называет это «собраться вместе», это не совсем то, что он имеет ввиду, во всяком случае, не физически. Сложно объяснить. Просто в какой-то момент у всех срабатывает инстинкт, дающий толпе понять, когда именно стоит подтянуться для чего-то особенного; например, когда празднуется чей-нибудь день рождения, или когда до конца футбольного матча остаётся лишь несколько минут, или (как сегодня) когда вот-вот начнётся фейерверк. Помимо таких моментов, столь огромный дом лишь разделяет людей, всё больше комнат раскрывают свои двери, жизнь просачивается в каждый уголок этого места. Бутылочка или рэп-баттл — это потрясающе, но это не то, что может собрать всех-всех вместе. Приземляясь в круг, скрестив ноги, он слышит, как со всех сторон люди болтают, танцуют, смеются, целуются. Чонгук мог бы спокойно сесть напротив него, чтобы по максимуму упростить ситуацию, и, когда он этого всё-таки не делает, Тэхён одаривает его широкой улыбкой. Дело случая сейчас переходит к зелёной бутылке от пива, но Тэхёну всё равно всегда нравилось, когда жизнь превращалась в компромисс между потенциально подходящим моментом и тем, чего ему самому хочется; если уж их так много раз прерывали сегодня, то он, наверное, лучше просто дождётся полуночи и сам сократит расстояние между ними. — Правила, — говорит Чанёль, хлопая в ладоши. — Никакого языка, никаких отступлений и никаких повторов. — А ещё у меня аллергия на орехи, — добавляет Минхо. Тэхён улыбается, смотрит, как Минхо пожимает плечами, трясет волосами, распуская свой маленький хвостик и заплетая его заново. Рядом с ним сидит Джонхён, он одними лишь губами говорит, что тот лжёт, и разражается смехом, когда Минхо пихает в бок. — Ну правда, вы ж меня все убьёте. — Мы о таком шансе и мечтать не смеем, — говорит Бэкхён, и Тэхён уже недостаточно трезв, чтобы быть в состоянии сдержать смех, но, к счастью, он такой не один. Эмбер даже говорит, что это была хорошая попытка, и хлопает Бэкхёна по спине, и Тэхён уже больше не уверен, чего ему хочется сильнее: поучаствовать в игре самому или просто поснимать всё на видео. Хотя, нет, лучше всегда просто наслаждаться моментом. Всё остальное можно отложить на потом. Именно так вечеринки всегда и проходят. Тут все друг друга любят, и даже если они больше никогда не увидятся после этой ночи, они всё равно будут продолжать друг друга любить. Чанёль и Эмбер три раза ударяются носами, прежде чем у них наконец получается нормально поцеловаться, всё это время они смеются и мотают головами. Тэён хихакает и чмокает Бэкхёна в лоб, и тот тут же теряет процентов девяносто своего самообладания. А оставшиеся десять растворяются тогда, когда бутылочка в следующий раз останавливается на ней. В этот раз напротив сидит другая девчонка, и Тэён, не теряя ни минуты, показывает всем, как надо целоваться. Выражение лица Бэкхёна заставляет Тэхёна засомневаться, правильно ли он сделал, решив не снимать всё это на видео. Всегда есть такие моменты, которые попадают в Snapchat: десятисекундная нарезка, где можно найти то, как Минхо сладко целует Чинри, и как кто-то выталкивает вопящего Джунмёна на свежий воздух, и как Чонин и Суджон взрывают танцпол, как и подобает такой золотой парочке, как они. Джонхён нарушает первое правило и обхватывает Чондэ за шею, театрально наклоняя голову; Чондэ нарушает третье правило и наклоняется к Джонхёну, целуя его ещё раз. В кругу сразу раздаются и одобряющее ликование, и протест, а Юнги издевательски смахивает ненастоящую слезу с глаза, и потом, когда бутылочка вновь останавливается, одним концом она указывает на него, а другим — на Тэхёна. — Ой, да ладно, — говорит Юнги, едва ли скрывая свой ужас. — Ну ребят, он же мне как сын-нахлебник. Да я ему даже волосы сам крашу. — Никаких отступлений, — радостно произносит Тэхён, но прежде чем подняться на колени и наклониться вперёд, он всё же удостоверяется по взгляду, что Юнги, на самом деле, не против. Тот внимательно смотрит на него, но в уголках его губ все ещё кроется улыбка, такая, которая появляется прямо перед этой его невероятно милой, открывающей все зубы усмешкой, свидетельствующей о том, что он уже близок к абсолютному нокауту. Кончики его светлых волос потемнели из-за пота, на рубашке пуговиц расстёгнуто больше, чем обычно. Тэхёну и за этим нравится наблюдать, за тем, как каждый человек в комнате потихоньку открывается. Ему уже даже больше ничего делать не нужно. — Давайте-давайте. Прямо рядом с Юнги сидит Чонгук, его взгляд сосредоточен на Тэхёне. Он совсем не выглядит обеспокоенным, на самом деле, у него на лице практически можно разглядеть игривое любопытство, а его улыбка наполнена интересом. Он хочет посмотреть на поцелуй, и Тэхён ещё никогда не чувствовал себя так, как сейчас: столь любимым, и столь популярным, и столь погружённым в момент. Все глаза направлены на него, в воздухе раздаётся смех, в нём пробуждается уверенность в себе, уверенность, что у него ещё никогда и ни с кем не портились отношения. Он тот, кто создаёт веселье, и лёгкая любовь ко всему этому заставляет его расплыться в самой яркой улыбке за сегодняшний вечер, из-за этого его глаза почти зажмуриваются. Он пьян. Он пьян, он любит Юнги, он любит всё вокруг. Комната наполнена жизнью, а у Чонгука во взгляде читается одно лишь счастье. И это вам не ракетостроение, — ракетостроение, господи, как же смешно, когда именно он так шутит — ведь понять, что Чонгуку хочется узнать, каково будет поцеловать Тэхёна, совсем не сложно. И он вовсе не мечтает об этом с какой-то грустью, не мечтает об этом, как о чём-то недоступном, нет, он ведь знает, что это случится, и Тэхён тоже знает, что это случится. Так что Чонгук просто счастливо смотрит на него, а Тэхён подмигивает ему, прежде чем повернуться обратно к Юнги и поднять бровь. — Никаких отступлений. Юнги мотает головой и фыркает, но потом он тоже поднимается на колени и дотрагивается своими губами до губ Тэхёна, он делает это настолько быстро, насколько это возможно, и, наверное, он бы даже сделал это ещё быстрее, но ведь надо, чтобы попытку ещё засчитали. Тэхён смеётся и притворяется, будто притягивает его обратно, желая поцеловать ещё раз, а потом усаживается обратно и опять вращает бутылочку. Он уже не обращает внимания, на кого она указывает, когда останавливается, потому что на плечо Чонгука вдруг ложится чужая рука, и это Хосок, он помогает ему встать, одновременно крича что-то про какой-то танец. А Тэхён... Ну, можно сказать, Тэхён уже давно прошёл эту черту, после которой можно даже не притворяться, что он просто готов пойти за Чонгуком куда угодно. Так что, да, он идёт за ним.

23:14:54 | ГОСТИНАЯ (СНОВА)

Так, ладно, когда Чонгук сказал, что ходит на одно дополнительное занятие по выбору вместе с Чонином, Тэхён и подумать не мог, что речь шла о танцах. Беспомощно наблюдая за тем, как Чонгук, словно не прилагая совсем никаких усилий, двигает бедрами, он думает, что ему, наверное, должно быть немного обидно. Если этот парень может так танцевать, а Тэхён даже ничего не заподозрил, пока был вместе с ним на танцполе, то, очевидно, Чонгук просто притупил своё мастерство, стараясь подстроиться под Тэхёна. И именно это превращает его обиду в нечто противоположное: теперь он восхищён Чонгуком настолько, насколько, как он думал, вообще невозможно быть кем-то восхищённым. Это поставленный танец: они с Хосоком, и тем, в ком Тэхён наконец узнает Чимина, двигаются абсолютно синхронно. Хосок сейчас в центре, Чонгук и Чимин — по обе стороны от него, и позади них ещё двое: Чонин и какой-то другой высокий и худощавый парень. Возможно, это О Сехун, но он не особо уверен. Он пьян, а Чонгук горяч, чёрт бы его побрал. Он бы как-то получше подготовился, если бы его предупредили, что в какой-то момент эти скрытые за чёрными рваными джинсами ноги начнут так двигаться, просто жесть какая-то. Чонгук танцует так, словно он вдруг осознал, насколько смущённым он был весь этот вечер — какой там вообще счёт уже против застенчивости? — и теперь он словно хочет наверстать упущенное одним махом. Его губы сложены в ухмылке, глаза сужены, он немного вскидывает брови, когда встречается взглядом с Тэхёном; а Тэхён-то думал, что ещё сильнее запасть на кого-то за пять часов просто невозможно. Всё это почти ошеломительно — да, даже для него, даже для него — то, как футболка Чонгука теперь полностью прилипла к его телу, возле груди на ткани образовались влажные складки; его волосы — это просто самый настоящий хаос, он всё не перестает запускать в них свои пальцы; а как же хороша его спина, когда он делает все эти движения. Бессознательный щелчок пальцами, язык, облизывающий губы, его… — Не беспалевно, — звучит откуда-то сбоку, а он даже не вздрагивает. — Вообще не беспалевно, Тэхён. — Ой, да ладно, а я типа не видел, как ты на этого рэпера пялился, — Тэхён не сводит глаз с Чонгука даже тогда, когда Сокджин фыркает и всё отрицает; он не может себе позволить пропустить ни единой чёртовой секунды, а ещё он надеется, что к утру это зрелище всё ещё будет в его памяти, ведь иначе ему придётся выяснить расписание этих чёртовых занятий по танцам. — Охренеть можно. Ты только взгляни на него, Джин. Посмотри, как он двигается. — Чем он вообще занимается? Он первокурсник? — Программист, — Тэхён берёт стаканчик, которым Сокджин тыкает ему в руку, и опустошает его, что бы в нём сейчас ни было. А, Рэд Булл и какая-то водка, идеально, это просто идеально. — О господи, я не знаю, что делать. — Может, стоит попробовать хотя бы не палиться так? — Зачем? — он поворачивается к Сокджину и замечает недоумение на его лице. Заданный им вопрос так и остаётся без ответа. — Зачем? Какой смысл скрывать это, когда он прекрасно знает, что именно он чувствует? Как часто случается что-то подобное? Как часто между двумя людьми возникает такая связь, которая может выйти за грани одной ночи, наполненной поцелуями? А Тэхён обожает ночи, наполненные поцелуями, правда, обожает; быть частью чьей-то жизни — это невероятно ценный опыт, независимо от того, насколько вы незнакомы друг другу, независимо от того, насколько быстро всё заканчивается. Дело ведь не в этом, дело в нём, в нём, в смеющемся, улыбающемся и флиртующем со всеми подряд Тэхёне, который вдруг нашёл кого-то, из-за кого у него перехватывает дыхание так, словно в горле застрял палец. — Он ведь должен знать, разве нет? Я бы не хотел, чтобы он не знал. Ты можешь себе это представить? Можешь представить, каково это — не сказать тому, кто тебе нравится, что он тебе нравится? Это же даже страшно, Джин. — Спокойно, Ромео, — смеётся Сокджин и протягивает руку, чтобы взъерошить Тэхёну волосы. — Господи, ты пьяный. — Скажи ему, Джин, — говорит Тэхён. — Как там его зовут? Хиджун? — Намджун, — произносит он, тише в этот раз. — Он не знает, кто я такой. — Так иди и поздоровайся, — Тэхён отставляет пустой стакан в сторону, но взгляд свой не отводит. — Боже, Джин, просто поздоровайся. Именно так вечеринки всегда и проходят. Из толпы раздаётся рёв, и они оба поворачиваются в его сторону. Тэхён почти сразу же заливается довольным смехом; Чимин снял майку, открыв вид на свои вспотевшие кубики, он ухмыляется и танцует. Откуда-то раздаётся громкий свист, который абсолютно точно принадлежит Джонхёну, поэтому он начинает смеяться ещё сильнее, и ему вдруг становится любопытно, сколько же людей уже успели попасть в список потенциальных кандидатов на групповушку. Но тут танец завершается, и все хлопают, и Тэхён без понятия, что там будет делать Сокджин, но сам он уже точно на своём пути. — Привет, — говорит он, когда ему удаётся добраться до места, где стоит Чонгук. — Эй. Не желаешь объясниться? Чонгук смеется и пожимает плечами, невинно вскидывая брови. Их опять окружают люди: тут — Санён, там — Бэкхён, слегка толкающий Тэхёна и опирающийся на него. Тэхён автоматически кладёт свою руку ему на талию; он точно уже пьян настолько, что ни за что сам не догадается, что тут сейчас происходит между ним и Чонгуком. — Ну, я просто хотел потанцевать с тобой? Ты мило танцуешь? — предлагает Чонгук. — Ага, конечно. Но, блин, серьёзно, — говорит Тэхён, и теперь он уже не боится положить свою свободную руку ему на плечо и даже немного сжать его. — Это было потрясающе. Ну, то есть, сам я порой спотыкаюсь, просто вставая с кровати, так что, да. — Порой? Да постоянно, — добавляет Бэкхён, и Тэхён слабо щипает его за талию. — Ауч, ну ты и засранец. Отпусти меня, мне нужно водички попить. — Может быть, ты хочешь как-нибудь заглянуть? — спрашивает Чонгук, пока они оба наблюдают за тем, как Бэкхён пробирается к столикам. — Эм, ну, то есть. Не для того, чтобы посмотреть, как я коды пишу. А чтобы посмотреть, как я танцую. Не для кодов. Коды — это скучно. — Я бы посмотрел, как ты коды пишешь, — говорит Тэхён. — Покажи этим кодам, кто здесь главный. И всем этим вашим другим хакерским штукам. — Хакерским штукам, — повторяет за ним Чонгук, трясёт головой и фыркает. После этого Тэхён полностью закидывает свои руки ему за шею, и Чонгук расплывается в улыбке. Сам он кладёт свои Тэхёну на талию, они начинают двигаться, и осталось уже всего ничего. До фейерверка осталось уже всего ничего, разобраться в том, что показывают часы, стало и легко, и трудно одновременно. Музыка уже окончательно потеряла свой смысл, и он уже либо совсем забыл имена всех своих лучших друзей, либо в этой комнате уже и вовсе не осталось ни одного человека, с которым он не был бы знаком. Или, может, ему кажется, что он вдоволь раззнакомился со всеми, из-за того, с кем именно он сейчас танцует. — Мне нравится твой смех, — шёпотом произносит Чонгук, и это совсем не должно было рассмешить Тэхёна, но всё-таки рассмешило. — Извини. Я… Прости, я немного… — Эй, — он уже слишком пьян, так что у него всё равно бы не получилось заставить Чонгука перестать двигаться, поэтому они продолжают танцевать даже несмотря на то, что прямо сейчас он старается быть предельно серьёзным. — В мире существует бесконечное множество разных типов людей. Так что далеко не все из нас просто обязаны прыгать от счастья, когда нужно пообщаться с кем-то незнакомым. Это нормально. — У меня так не только с незнакомыми. Иногда ещё… Тэхён вспоминает слова Юнги: «Ты ведь сказал, что мне можно просто прийти прямо на вечеринку», вспоминает слова Сокджина: «Он не знает, кто я такой». Да, он тот, кто создаёт веселье, и он никогда не узнает, какого это — проиграть в битве против застенчивости. Но это же не значит, что он не может этого понять. — Ну и что? — говорит он, и, возможно, голос его звучит слишком тихо на фоне музыки, но Чонгук всё равно его слышит. — Они же твои друзья, так ведь? Они понимают. Чонгук расслабляется, это заметно по его глазам. — Только ли одни друзья понимают? Ты просто капец какой понимающий. — Я исключение, — усмехается Тэхён. — Сегодняшнее особое исключение. Так что всё нормально. — Всё нормально, — повторяет Чонгук. (Тихо, но Тэхён всё равно его слышит.) — Ну что ж, мистер понимающий, могу ли я отлучиться на пару минут? Мне бы водички попить. — Конечно, можешь. Часть его, кажется, не до конца поняла, что им придется оторваться друг от друга для того, чтобы Чонгук смог отлучиться, поэтому он почти расстраивается, когда тот отстраняется от него. Но потом Чонгук улыбается и говорит, что вернётся через пять минут, и Тэхён не может удержаться от того, чтобы поверить ему, хотя он и так прекрасно знает, как это обычно бывает. Он остаётся на своём месте и смотрит за тем, как Чонгук удаляется, ему хочется окликнуть его, попросить возвращаться поскорее, но он всё-таки сдерживается и прикусывает язык.

23:45:09 | ГДЕ-ТО

Он так и думал. Знает же, как это обычно бывает, всегда знал, но всё равно уверял себя, что Чонгук и правда вернётся через пять минут, уверял, что они не настолько пьяны, чтобы за секунду забыть обо всём на свете, что мысли у них у обоих сейчас в состоянии не меняться каждое мгновение. Что Чонгук не потеряется по пути на кухню, что сам Тэхён не отвлечётся на музыку, и на Бэкхёна, и на Юнги, и на Сокджина, и на Суджон, и на Эмбер, и даже на Намджуна, что пять минут и правда продлятся лишь пять минут и, самое главное, что они будут рядом, когда… — Так, ладно, вы, чёртовы ленивые бездельники, которые хотят стать учеными, — перекрикивает музыку Джунмён, да так, что даже Тэхёну, из какого бы там ни было уголка коридора, слышны его слова. — Тащите свои задницы во двор! Уже почти полночь! И вот это вот — это как раз то, чего Тэхёну очень не хотелось услышать. Он, — ну, правда, если он очень сильно этого пожелает, то время ведь сможет ненадолго остановится, если… — он смотрит на часы, что вообще творят все эти цифры, если пятнадцати минут не хватит для того, чтобы найти Чонгука, то ему на этой штуковине точно понадобится кнопочка с отсрочкой, потому что два часа назад он пообещал Чонгуку, что фейерверк начнётся через два часа, и с тех пор прошёл уже час и сорок пять минут, и фейерверк начнётся через пятнадцать минут, и ещё чёрт знает сколько времени назад Чонгук сказал, что вернётся через пять минут, а Тэхён не попросил его возвращаться поскорее, и теперь этот чёртов гигантский дом затянул его куда-то… — Если кто-то сейчас вырубится на диване и пропустит фейерверк, не смейте потом меня в этом винить, поняли?! ПОЙДЁМТЕ УЖЕ! Тэхён отталкивается рукой от стены, чтобы вновь продолжить двигаться, из него вылетает парочка матов, он достаёт телефон. А они ведь могли бы и обменяться номерами, у них ещё столько всего впереди. Он спотыкается обо что-то, раздаётся ещё несколько матов, а затем он опять отправляется на поиски Чонгука.

23:53:23 | ПОВСЮДУ

И дело вовсе не в фейерверке. Ладно, дело и правда в фейерверке. Да, дело, однозначно, именно в фейерверке, но ещё сейчас ведь начнётся следующий год, и вчера у Тэхёна был день рождения, а ему, вместо того, чтобы отмечать, пришлось сдавать экзамен, и ещё дело в смехе Чонгука, в том, как он звучит после одного выпитого шота, после четырёх шотов, после пяти разных песен в караоке. Дело в том, что Тэхён переживает, что они забыли его шарфик возле камина, переживает, что завтра утром кто-нибудь его обязательно найдёт и посмеётся над ними, дело в том, насколько Тэхён сейчас пьян, и в том, что он ещё никогда не был так счастлив быть тем, кем он и является, счастлив быть там, где и находится, счастлив быть собой; дело вовсе не в фейерверке, но нет, дело в фейерверке, дело в том, что нужно обязательно найти Чонгука, где бы он сейчас ни был, потому что его дело случая улыбается где-то в уголочке, словно застенчивый ребёнок на вечеринке, и кричит из окон, словно Тэхён на новый год. — Чонгук! Ответа не следует, в этом зимнем воздухе, который будто наполнен чешуйками, его голос умирает быстрее, чем он того ожидал, он опирается о холодный подоконник всего на секунду, а потом выпрямляется, собирается с силами. Он должен его найти, он должен найти Чонгука. Они ведь как-то умудрялись сталкиваться друг с другом, хотя он даже и не искал его; так разве его сможет что-нибудь остановить, если он всё-таки поищет?

23:58:30 | БЕЗ ПОНЯТИЯ, ГДЕ

Канун нового года. — Тэхён, где тебя вообще, блин, носит? — звучит голос Бэкхёна из трубки, и Тэхён даже не знает, что ему на это ответить, поэтому просто убирает телефон обратно в карман. Лестница — это злейший враг даже в самый обычный, самый трезвый день. А когда он пьян в стельку, то ему прям по-настоящему страшно. Но выбора нет, он ведь должен найти… он должен найти, он должен найти Чонгука. На первом этаже пусто, тут остались только те, кому нет дела до фейерверка и до нового года, тут нет никого в белой футболке, в рваных джинсах, в Тимберлендах, никого с самой яркой улыбкой из всех, которые Тэхён когда-либо видел. Второй этаж — пусто, в голове появляется мутное воспоминание о том, как кто-то говорил про призрака, живущего на балконе. Чёртовы призраки, они-то уж точно передвигаются по дому быстрее, чем Тэхён, они-то уж точно всегда всё видят. Как он вообще оказался в такой ситуации? Как он вообще умудрился оказаться втянутым во что-то подобное за восемь часов, всего за восемь часов, восемь часов назад… да, восемь часов назад он сладко спал в своей постели и не был знаком с каким-то там Чонгуком, и вот где он сейчас, у него голова кружится от всей этой беготни, воздух в лёгких так замёрз, что даже вдыхать не хочется, он сейчас — где это он? — да, он сейчас на балконе. Да, он на балконе. Он просто обязан отыскать Чонгука, потому что, когда начнется фейерверк, они должны будут… Он сейчас очень высоко: на балконе второго этажа, отсюда видно, как толпа собирается в кучку на заднем дворе, в руках у всех шампанское, все в перчатках, кто-то держит телефон, чтобы быть готовым тут же позвонить семье. Снега уже столько навалило, что ноги проваливаются по щиколотку, если не глубже, кругом всё белое. Отсюда видно вообще всех, всех, кроме… И тут его накрывает выпитым алкоголем, усталостью и стремительно зарождающимся страхом. Не так вечеринки должны проходить, вообще не так… Красный. Может быть, всё из-за того, что он уже разок видел эту куртку, но сейчас он абсолютно уверен, что узнает её ярко-красный цвет где угодно. Даже на улице, даже на незнакомце. Ярко-красная, с маленьким лого Puma слева, сердце словно в горле застряло, рваные джинсы, в ушах гудит, Тимберлэнды, пальцы складываются в кулаки, губы слегка открываются, взъерошенные чёрные волосы. И даже с этой высоты кажется, будто Чонгук ищет Тэхёна.

23:59:20 | УЖЕ НЕВАЖНО

Тэхён влетает прямо в него, не сбавляя скорость даже на ступеньках к заднему двору. Он врезается в Чонгука так сильно, что тот с каким-то приглушённым от удара звуком падает спиной в снег, и все эти тающие кристаллики сейчас намочат его джинсы и брюки Тэхёна, а Тэхён сейчас даже не может понять, надето на нём пальто или нет, но это не имеет никакого значения, потому что, спасибо Господи, что Чонгук додумался надеть свою куртку. Чонгук ловит его ещё до того, как они приземляются на землю. Тэхён чувствует, как крепкие руки, обхватившие его за локти, перемещаются на спину, Чонгук едва дышит. — Ты где вообще был?! — Это ты где был? — спрашивает Тэхён, сглатывая слюну в попытке заставить своё горло вновь делать своё дело, у него сейчас такая одышка, что он даже не уверен, сможет ли вообще когда-нибудь вновь нормально дышать. Он всё ещё лежит на Чонгуке, они и не попытались подняться на ноги даже несмотря на то, что кто-то кричит им, что уже вот-вот всё начнётся, и он смотрит на Чонгука, на его лицо, полуосвещённое чёртовыми фонариками и ещё каким-то светом, исходящим из окон и дверей. Ох, боже, говорил ли ему Тэхён, насколько он красивый? У него не получается вспомнить. — Ты где был? — опять спрашивает он у Чонгука. — Ещё чуть-чуть — и я бы не успел найти тебя и поцеловать. — Ну и кто в этом виноват? — говорит Чонгук, и в его голосе можно услышать почти такое же облегчение, которое сейчас испытывает Тэхён. Он ещё никогда так быстро не влюблялся, или, может быть, он ещё вообще никогда не влюблялся. — Я с самого начала был здесь, я ждал тебя, я… Десять. Девять. Восемь. Тэхён уже даже не различает голоса своих друзей и знакомых, он быстро окидывает взглядом толпу, а потом опять поворачивается к Чонгуку. — Я тебя повсюду искал, — возмущённо говорит он. — Новый год же, мы просто обязаны поцеловаться! Пять. Четыре. — Да знаю я, и мне даже не нужно учиться на ракетостроении, чтобы это понять, но ты… Три. Две. Одна. — Но я что? — спрашивает Тэхён, когда вдалеке начинает что-то громыхать и сверкать. — Но я же искал тебя. Чонгук уже не смотрит на него, он сейчас сфокусирован на чём-то, что уж точно не Тэхён. Взгляд его устремлён в небо, рот приоткрыт, при каждом вздохе перед ним возникает пар, и больше всего Тэхёну хочется… — Фейерверк, — говорит Чонгук. — Посмотри, что ты наделал! Фейерверк! Фейерверк уже… Вот чёрт. Тэхён оборачивается настолько, насколько это возможно в его положении, и, чёрт, этот грохот был из-за фейерверка, их фейерверка, и теперь мгновение упущено, они не успели, они упустили свой шанс сделать что-то особенное в самом начале нового года. Или, может, всё-таки не упустили. — Сейчас всё ещё лишь первые секунды, — говорит Тэхён и быстро поворачивается к Чонгуку, замечает, как нахмурены его брови. — Первая минута ещё идёт, ещё считается, Просто… просто…

00:00:00 | ЗДЕСЬ

Именно так вечеринки всегда и проходят. Когда Тэхён целует Чонгука, тот позволяет своей голове упасть прямо в снег, и Тэхён вдыхает в себя его удивлённый из-за холода вздох. И потом они наконец целуются, как надо, по-настоящему, они успели к нужному моменту, они успели к фейерверку, они успели найти друг друга. На вкус Чонгук напоминает сразу много разных вещей, так что выделить что-то конкретное не получается, да и Тэхён всё равно сейчас слишком сильно замёрз. После того, как он, расслабившись, закрывает глаза, руки Чонгука обхватывают его так сильно, как никогда до этого. Фейерверк всё ещё продолжается даже тогда, когда Тэхён находит в себе силы для того, чтобы отстраниться. Он касается своим лбом лба Чонгука и чмокает его в верхнюю губу. — Привет, — говорит он, и Чонгук издаёт какой-то звук, который похож одновременно и на вздох, и на стон, и Тэхён понимает, что в трезвом состоянии он от него такого никогда не услышит. Чонгук сгибается в шее и целует Тэхёна ещё раз. — Привет, — шёпотом произносит он. — Снова. — Снова, — говорит Тэхён. — Я… Откуда-то раздаётся самый громкий волчий свист из всех, что он когда-либо слышал (а слышал он их немало, Чондэ ведь не просто так считают жутко громким), поэтому он медленно прикрывает глаза, стараясь найти в себе последние остатки трезвости (если они вообще ещё есть) для того, чтобы прикончить-таки Бэкхёна своими собственными руками. — Уверен, что тебе всё ещё есть дело до подарка? — спрашивает Бэкхён, и Тэхёну очень не хочется открывать глаза, поэтому он просто надеется, что его снежок летит туда, куда и надо. Громкое хихиканье можно считать подтверждением того, что он не промахнулся. — Он ушёл, — говорит Чонгук. — Так что ты там хотел сказать? А что он хотел сказать? Разум опять покидает его, пробыв с ним лишь те пять минут, которые были необходимы ему, чтобы найти Чонгука. Это один из тех моментов мимолётного просветления, о котором, как он уже знает, он утром и не вспомнит, это как одно из тех маленьких мгновений, когда ты поворачиваешься к тому, кто сидит рядом с тобой, и произносишь, не запинаясь и не отводя взгляд, что угодно, начиная от: «Я думаю, что каждый, кто ищет любовь, когда-нибудь обязательно её найдет» и заканчивая: «Интересно, а ёжикам снятся сны? Или нет?». Хотя он всё равно очень надеется, что завтра не забудет об этом его коротком просветлении, но опьянение возвращается к нему быстрее, чем с красивых губ Чонгука слетают короткие вздохи. — Я не знаю, я же пьяный, — говорит Тэхён и вновь целует его.

2:40:11 | СПАЛЬНЯ ДЖУНМЁНА И КЁНСУ

Тэхён вполне себе уверен, что его карме уж точно пойдёт на пользу то, что он и правда нашёл в себе силы ненадолго остановить их с Чонгуком глупые поцелуи и сказать ему, что им здесь быть не положено, поэтому сейчас, когда их глупые поцелуи возобновились, он совсем не испытывает ничего похожего на чувство вины. Кёнсу — доброй души человек, с этим не поспоришь. Он ведь терпит все вечеринки Джунмёна даже несмотря на то, что сам он не пьет и, наверное, переживает сердечный приступ каждый раз, когда кто-то пытается поскользить по плитке. А ещё он же дал Тэхёну ключи от сверхсекретного каминного зала только потому, что ему показалось очевидным, что двое людей до смерти хотели пообщаться друг с другом. Он точно доброй души человек, да, однозначно, с его-то большими свитерами, шлёпками, вьющимися волосами, очками и убийственным взглядом, который даже с Юнги может потягаться. Но ещё он абсолютно точно не настолько добр, чтобы обрадоваться тому, что Чонгук и Тэхён целуются на его кровати, потому что ему ведь на ней потом ещё спать. Тэхён полностью его понимает, и именно поэтому он закрывает дверь на замок ещё до того, как Чонгук успевает прижать его к ней. И он, оказывается, всё-таки надел своё пальто. Сейчас оно лежит на полу возле кровати, рядом с ним — куртка Чонгука, и Тэхёну хочется сделать себе мысленную пометку о том, что надо бы спросить у него, куда подевалась его толстовка, но он прекрасно понимает, что всё равно об этом забудет, так что даже не пытается. Сейчас ведь, в любом случае, и так есть, чем заняться. Даже теперь, в состоянии покоя, руки у Чонгука такие же мускулистые, какими они были и тогда, когда он в первый раз их увидел. Воспоминание об этом заставляет его слегка хихикнуть Чонгуку в рот, и этого достаточно для того, чтобы их поцелуй ненадолго прервался. — Что? — спрашивает Чонгук, голос его звучит невероятно мягко, в нём нет ни капли требовательности; Тэхёну ещё никогда так сильно не везло. — Что такое? — Твои руки, — говорит Тэхён. — Именно они и привлекли моё внимание. Стол. — А, да. — Чонгука это тоже смешит. — Серьёзно, мои руки? Тебе, значит, есть дело только до моих мышц? — Я пойман с поличным, — отвечает он. — Мне от тебя нужно только твоё тело. Знаешь, ты ведь даже не в моём вкусе. — Ты тоже не в моём вкусе, мистер ракетостроение. — В будущем я стану аэрокосмическим инженером, — говорит Тэхён. — Не существует вообще ни одного человека, в чьём вкусе я бы не был, и ты прекрасно это знаешь. — Кроме меня. Мне больше нравятся… какая там специальность у твоего друга? Ботаника? Да, мне нравятся ботаники. — О господи, вот только давай не будем говорить о Юнги, — мычит Тэхён, его голова падает Чонгуку на плечо, а руки обхватывают одну из мягких подушек. — Я же тут целоваться с тобой пытаюсь всё-таки. — Ты отвлёкся и начал говорить о моих руках. — И вот теперь я сказал о твоих руках всё, что хотел. — Отлично, — говорит Чонгук, и Тэхёну удаётся полюбоваться его широкой улыбкой всего лишь секунду, потому что потом он вдруг уже лежит на спине, а Чонгук прямо над ним, выражение лица у него жутко серьёзное, и эта их пауза даже как-то затягивается. — Так на чём мы там остановились? Видите, Тэхён ведь говорил, что он просто обожает те ночи, когда ты обхватываешь кого-то и целуешь, и вдруг вы уже одновременно и лучшие друзья, и любовники с десятилетним стажем, и абсолютные незнакомцы, а на следующее утро у тебя на губах есть новое имя, в памяти — новое лицо, и, если хоть кто-то из вас не забыл об этом, то, возможно, и новый номер в мобильном телефоне. Одна треть из этих номеров растворяется в воздухе, другая треть — нацарапана на старых чеках или записана в приложениях для заметок, и лишь третья треть —сохраняется у обоих, заканчиваясь (начинаясь) приветствием. Эти ночи просто потрясающи. В этом мире существует множество разных типов людей: есть такие, которые спокойно могут пообщаться с незнакомцами, такие, которые не могут, и такие, которые не попадают ни в одну из этих двух категорий. Есть те, кому каждый час нужно выходить на улицу, постоять там немного, а есть те, кто ненавидит выходить на улицу во время вечеринок. Любое количество времени, которое ему доводится провести с кем-то, кого он знал многие годы, или с кем-то, кого он знал всего пять минут, — это восхитительно. Новый смех, старые слёзы, всё это. Тот, кто создаёт веселье. Эти ночи просто потрясающи, и именно поэтому сегодняшняя ночь ещё более потрясающа. Та же пара рук, та же пара губ, и он недостаточно долго их знает, чтобы понять, почему же они настолько лучше всего того, чего ему раньше доводилось касаться; хотя, наверное, в каком-то смысле, это и делает их ещё лучше. В самых чувствительных уголках его шеи запах парфюма ещё силён, и всё потому, что, кроме Тэхёна, эти места ещё никто не трогал; то, как его пальцы поднимаются вверх, по линиям его рёбер; то, как его спутанные волосы ложатся на простыню, когда Тэхён вновь переворачивает его. Дело случая осталось где-то за дверью. Они сейчас могут делать всё, что захотят. Словно два ребёнка в комнате, они молчат, они смеются. Они молчат, они смеются, они целуются. У Чонгука тёмные волосы, холодные пальцы и сладкий запах; Тэхён прикасается своими губами ко всему этому, и к губам Чонгука тоже прикасается. Он целует слова, слетающие с них, расскажи ещё, расскажи ещё.

4:12:20 | ПО-ПРЕЖНЕМУ СПАЛЬНЯ ДЖУНМЁНА И КЁНСУ

— Я не хочу с тобой спать, — вырывается из Тэхёна. Именно так вечеринки всегда и проходят. Есть особая точка невозврата, после которой ты уже слишком пьян, чтобы хоть как-то различать то, что звучит хорошо лишь у тебя в голове, от того, что можно сказать вслух; но, в то же время, ты всё ещё достаточно трезв, чтобы понять, что натворил, когда ты всё-таки произносишь какую-то невероятную глупость. Они оба лежат на спине и смотрят в потолок. Здесь тепло, так же тепло, как и напротив камина. Света как раз хватает для того, чтобы на стенах появлялись тени, а ещё его не слишком много, так что они могут вдоволь насладиться спокойствием. Мизинец Тэхёна обвит вокруг мизинца Чонгука, но ему кажется, что Чонгук этого даже не замечает, и это вполне его устраивает. Всего за пару мгновений до магического признания Тэхёна они просто вслух представляли, когда же, наконец, придёт Джунмён и сдерёт с них кожу за то, что они посмели зайти в его комнату и воспользоваться его кроватью, и за вот это вот коротенькое затишье, которое наступило после этого, он как-то умудрился достичь той самой точки невозврата. — Эм, — говорит Чонгук. — Я… — То есть, хочу, — быстро произносит Тэхён и двигается так, что теперь он всей своей ладонью накрывает ладонь Чонгука. — Хочу, конечно. Когда-нибудь. Но не сейчас, не сегодня. Чонгук ничего не говорит, но и руку не убирает, и через мгновение Тэхён слышит, как он поворачивается на бок. И, да, Тэхён ни разу не проигрывал застенчивости, так что он тоже ложится на бок, их взгляды встречаются. — Я хочу отвести тебя к себе домой, — говорит он. — Мы бы могли поболтать, наверное. Или мы бы могли просто переодеться и лечь спать, потому что я почти уверен, что твой друг-рэпер вылил на меня пол бутылки текилы. — Намджун, — выдыхает Чонгук и трясёт головой. — Он ходячая катастрофа. — А с утра мы бы могли приготовить блинчиков, если, конечно, похмелье переживём, — произносит Тэхён и сглатывает слюну, он протягивает к Чонгуку руку, но передумывает за мгновение до того, как мог бы до него дотронуться. — Нам стоит быть вместе, когда нагрянет похмелье. — Ты меня сейчас, что, правда просишь разделить с тобой похмелье? — глаза у Чонгука наполнены восхищением, он замечает это даже в ночной темноте. — Это романтично. — Слушай, — начинает он. — Хочешь пойти ко мне, но только не для того, чтобы спать со мной, а, ну, спать со мной, но не спать… — о Господи, вот она — точка невозврата, она прямо тут: в каждом его слове. — Замолчи, — говорит вдруг Чонгук. Он тянется к Тэхёну и берёт его за руку, за ту, что он отдёрнул всего несколько секунд назад. Застенчивость, 0. Чонгук, 1. — Да. Да, хочу.

4:32:35 | ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ

Четыре часа утра — это одна из тех самых относительных штук, ведь в зависимости от того, где ты и что ты делаешь, для тебя это может быть либо четыре часа утра, либо четыре часа ночи. Для Тэхёна четыре с половиной — это что-то вроде компромисса. Январь — это всё ещё зима, а раз сейчас зима, это значит, что, выйдя из спальни, они попадают в кромешную темноту почти затихшей гостиной. (Откуда-то сверху по-прежнему слышна музыка, на импровизированном танцполе никто больше не прыгает, сейчас здесь остались лишь вальсирующие ночные совы или, может, жаворонки; усталость приносит с собой лучшую разновидность интимности, на которую можно рассчитывать в наше время.) Бэкхён крепко спит на диване, вокруг его шеи неаккуратно обёрнут шарфик Тэхёна, рука его болтается прямо над полом. Сокджин кивает им, когда они проходят мимо кухни: он упаковывает остатки еды вместе с… — Вот же засранец, — выдыхает Тэхён, и лишь мотает головой, когда Чонгук вопросительно хмыкает. — Не обращай внимание, скоро и сам всё узнаешь. Джунмён и Кёнсу вместе мельтешат на заднем дворе, собирая пустые банки и бутылки и, возможно, параллельно препираясь о чём-то. Фонарики уже почти все погасли, сейчас светится лишь парочка, и почему-то это выглядит ещё более красиво, чем прежде. И всё-таки этот дом просто огромен, это бесспорно. А сами они лишь дети. Суджон накидывает одеяло Чанёлю на плечи, Юнги потягивается и пробирается в сторону кухни. Когда наступит утро, через задние двери в дом проникнет солнечный свет, и, хотя Тэхёна к этому времени здесь уже не будет, он всё равно знает, что тут сразу придёт в себя толпа ребят, у всех у них будет жуткое похмелье, они будут в ужасе искать свои документы и ключи, а Бэкхён закатит истерику, когда поймёт, что Юнги опять уехал домой на его машине. Кёнсу закатит глаза, если окажется, что кого-то всё же стошнило на ковёр, но даже в этом случае он всё равно, как и всегда, достанет из кармана обезболивающее. По пути к выходу Тэхён забирает свою сумку из столовой и ждёт, пока Чонгук заново завяжет свои шнурки, после чего они наконец попадают прямо на холод. На улице тихо. Тэхён сейчас неимоверно рад, что его отстойная квартирка находится на идеальном расстоянии от фантастического дома Джунмёна, потому что это именно то расстояние, которое могут осилить его уставшие от танцев и беготни ноги, и которого будет достаточно, чтобы они пришли в себя. Если вновь вернуться к временной линии из разных цветов, то за тёмной синевой самого сердца вечеринки, усеянной золотом, следует всё тот же синий, только теперь он окутан утренним туманом, и свет от уличных фонарей немного омрачён нежным серым цветом, а рука Чонгука кажется такой тёплой в руке Тэхёна, что он опять задаётся вопросом, где же он был всё это время. — Кстати, — говорит Чонгук спустя несколько минут молчаливой прогулки. — В полночь твой друг… — Бэкхён? — Да, он. Про какой подарок он говорил? Он сказал что-то про подарок. — А, да, — говорит Тэхён. — У меня же вчера был день рождения! Ну, то есть, позавчера. Он чувствует, как Чонгук сжимает его руку, тянет на себя, а затем отпускает её. Он останавливается посреди дороги прямо напротив Тэхёна, и в глазах у него столько обиды, что Тэхён еле сдерживается от смеха. — Ты почему мне раньше не рассказал? — спрашивает Чонгук, делает он это даже почти слишком громко, поэтому Тэхён всё же начинает смеяться. — Ну и что бы ты сделал, если бы я тебе рассказал? — спрашивает он, вскидывая брови. — Не знаю, — расстроенно отвечает Чонгук. — Я бы… Я бы придумал, как встретить тебя раньше. Так я бы смог поцеловать тебя в твой день рождения. Застенчивость, –50. — Ой, да ладно, — говорит Тэхён, хотя сердцу его уже даже не смешно, ведь занято тем, что пульсирует в его пальцах; он хочет обхватить Чонгука своими руками прямо здесь, прямо посреди дороги, и больше никогда не отпускать. — Мы с тобой даже на новый год поцеловаться вовремя не смогли. — Замолчи, — смеётся Чонгук. — Это всё из-за тебя. — К тому же, — продолжает Тэхён. — Почему это ты думаешь, что я бы позволил тебе поцеловать себя в мой день рождения? Мы же с тобой знакомы всего каких-то десять часов. После этого улыбка на лице Чонгука застывает, и на какое-то мгновение в Тэхёне зарождается паника. Он только что сказал это: они знакомы всего каких-то десять часов, он ведь даже не знает, какие слова будут перебором, не знает, каких слов будет недостаточно. Если его манера говорить прежде, чем думать, будет стоить ему хотя бы минуты смеха с этим парнем, то он… Чонгук наклоняется вперёд, улыбка полностью исчезает с его лица. Он кладёт свою руку Тэхёну на подбородок и целует его, так долго, так осознанно, так искренне, словно ему и правда хочется повернуть время вспять так же сильно, как этого не хочется Тэхёну. — Да, всего десять часов, — бормочет Чонгук ему прямо в губы. — Мы с тобой на целых двадцать лет опоздали. Застенчивость, можешь даже не пытаться. — Замолчи, — произносит Тэхён, словно эхо, сердце его точно скоро выйдет из строя, ведь оно не может быть одновременно и в его пальцах, и в его горле, и в его груди, и в его глазах, а ведь ему сейчас так сильно хочется, что оно оказалось в его словах. — Чёрт, только не говори мне, что ты всегда такой слащавый. Господи, я же даже фамилии твоей не знаю. Чёрт. Готов поспорить, что ты ещё и в Контр Страйк играешь, я угадал? Что я наделал? — Оу, малыш, — усмехается Чонгук, и прямо сейчас он, кажется, похож не на дело случая, а на судьбу, а дорога за его спиной, которая тянется прямо к… ладно. — Ты даже и половины не знаешь.