Проклятье по имени Флиппи

Пустая чашка слетает со стола и с режущим уши треском раскалывается на части, а Сплендид снова оказывается прижатым к стене. Каждый чертов день одно и то же. — Ты совсем не романтичен, — как-то обиженно проговорил герой, совершенно не сопротивляясь. Он позволял Флиппи делать с ним все, что тому хотелось. Вплоть до нанесения увечий. — Я пытаюсь сделать из наших отношений хотя бы что-то! Но все равно получается какой-то боевик, — драматично протянул он, до жути наигранно глубоко вздохнув. Издевается? Здесь нет ничего, что можно было бы даже отдалённо назвать отношениями. Единственное, чего хотел голубовласый, так это того, чтобы сумасшествие прапора не распространялось на кого-либо еще. Только на Сплендида. Он хотел быть главной мишенью ради всех вокруг. И ради самого военного, зная, как нелегко ему такому бедному придётся, если он вдруг пойдет в магазин за молоком и в порыве гнева изнасилует маленькую девочку или еще чего в этом духе. Именно поэтому бешеному лучше бы давать свободу воли только дома. Только рядом со Сплендидом. Чудесным спусковым крючком было то, что прапора всегда можно было легко вывести из себя. У него был свой порог и когда к истеричным воплям и убийствам спадал интерес, Флип приходил в себя. Начинал извиняться, нервничать, пытаться починить все, что сломал. Спленди всегда улыбался и говорил, что все в порядке, что он понимает. Что он не винит Флиппи, что все будет хорошо. И прапор ему действительно верил. Жаль только, что сам герой себе ни черта не верил. Разве из такой ситуации есть выход? Хороший конец? Вряд ли. — О какой романтике может идти речь, когда все, чего я хочу, это, наконец, вскрыть тебе горло, — чуть ли не сквозь зубы проговорил Флиппи, приставив лезвие охотничьего ножа к шее Спленди, но держа его на расстоянии, так и не касаясь кожи. — Ну, может быть, о самой примитивной? Цветы-ы, конфеты, — отшучивался герой таким повседневным тоном, будто бы прямо сейчас ничего сумасшедшего не происходит вовсе. — Да, пикники в парке, поездки загород, — саркастично вбросил к словам Спленди прапор. — Закрой свой рот и повинуйся, — командным тоном вдруг выкрикнул Флип так громко, будто бы между ним и героем расстояние в несколько десятков метров, а не сантиметров 20 от силы. — А я разве не повинуюсь? Не надо так кричать, я тебя прекрасно слышу, — военный начинал закипать еще сильнее. Эта уверенность в голосе голубовласого заводила его лучше любого внезапного воспоминания с войны. Хотелось перерезать герою горло, выколоть глаза, отрезать язык, чтоб не болтал, распороть все тело, а потом сожрать все, что у него есть внутри. Однако… Спленди именно этого и добивается. Завтра атмосфера со сто процентной вероятностью вернется на круги своя и парень мирно проснется в своей кровати рядом с Флиппи. В этом городе нет конца страданиям. Вечная, окровавленная, ржавая карусель, с которой тебе никогда не слезть. Ни-ког-да. Куда бы ты ни уехал, где бы ты ни прятался, это адское проклятье все равно тебя рано или поздно найдет. Проклятье по имени Флиппи. — Ну же, — Сплендид пожал плечами и лучезарно улыбнулся. Эмоции прапора дошли до точки невозврата. Даже не дав себе времени на раздумья, он резко надавил ножом на горло героя и засадил его так глубоко, как только смог. Глаза жертвы округлились от накатившего ужаса, однако он быстро его подавил, не позволяя себе никоим образом выбиваться. Изо рта парня хлынула бордовая кровь. Вечерок обещал быть очень веселым.