***
Барти удивляется, как сильно Гермиона похожа на него. Он замечает это, неотрывно глядя на её тонкие пальцы, перелистывающие страницы книги, прикасающиеся к пожелтевшей бумаге нежно, почти любовно. Пергамент тихо шуршит в её руках, словно урчащий кот рядом с заботливой хозяйкой. Барти смотрит на Гермиону из-за стеллажа в библиотеке, а Гермиона, кажется, не видит ничего, разве что время от времени нервно покусывает губу и нетерпеливо ёрзает, будто радуется какой-то находке. Только вот поделиться ею не с кем — библиотека почти пуста, да и когда это в последний раз кому-то было интересно узнать, что именно Гермиона прочитала в очередной книжке? Барти отлично знает это чувство. Барти на самом деле отлично знает, каково это, и очень хочет ей помочь: он бросает мимолётный взгляд на название книжки — что-то о защитных заклинаниях, — и буквально через пару мгновений замечает Крама, твёрдым шагом приближающегося к Гермионе.***
— Сегодня говорим о защитных заклинаниях. Кто знает какие-нибудь защитные заклинания помимо Протего? Грейнджер тянет вверх тоненькую руку, дёргая головой, отбрасывая волосы назад, белая рубашка натягивается — и теперь глаз Грюма косит на твёрдые соски, проступающие через плотную ткань — зима, как-никак. Барти видит, как Гермиона кусает губы в нетерпении, и решает её подразнить. Он вызывает Поттера, который упоминает заклинание Патронуса; Лонгботтом называет Петрификус Тоталус и при этом нервно поглядывает на покрасневшую Гермиону; Уизли косится на стол, на котором стояла банка с пауками, и вспоминает Арания экзэми. Даже Парвати Патил находит что сказать и подробно рассказывает о заклинании Ридикулус. Гермиона всё ещё тянет руку вверх, сверля взглядом лоб Грюма, и Барти решает сжалиться над ней. Она чётко и громко проговаривает свой длинный ответ, и Барти даже не думает вслушиваться, потому что ни секунды не сомневается в её знаниях. Вместо этого он поглядывает на её маленькие сиськи, потом переходит к худым плечам, тонкой шее. У Грейнджер очень приятное лицо: слегка округлое ввиду её возраста, немного загорелое и с редкими веснушками — у Барти тоже есть веснушки, — но больше всего ему нравятся глаза, большие и тёмные, и взгляд у неё немного надменный, высокомерный, словно говорящий: «Нет такого вопроса, на который я не знаю ответ». Барти кажется, она идеальна, даром что грязнокровка. Барти подходит к ней, демонстрирует какое-то заклинание, и она в точности его повторяет, схватывая на лету. Он позволяет себе дотронуться до её плеча и будто случайно наклоняется ближе — неуклюжий старый инвалид! — вдыхая её запах. Запах книг, чернил и едва заметный запах терпких духов.***
Грейнджер скромно шагает рядом с Крамом, не обращая внимания на удивлённые и завистливые взгляды других девушек. Она чудо как хороша в своём голубом платье и с затейливо уложенными волосами. Крам ведёт её гордо, уверенно, и Барти чувствует лёгкий укол ревности. Он зло поджимает губы и резко вытягивает бутыль с оборотным зельем, но так и не доносит её до рта, когда Крам в танце поднимает Гермиону, легко-легко, слова она не тяжелее чернильницы. Барти наблюдает за ними весь вечер, и с каждой улыбкой Гермионы, подаренной Краму, с каждым её легким прикосновением к его локтю он мрачнеет и только сильнее поджимает губы. Крам не может выговорить её имя, и Барти нервно ухмыляется, когда Грейнджер ещё раз по слогам повторяет: «Гер-ми-она». Барти тихо шепчет себе под нос её имя, один раз, второй, стараясь не думать о том, как абсурдно это выглядит. Ему кажется, он начинает ненавидеть Гермиону за то, что так легко привязался к ней, за его позорную и унылую слабость. Крам отходит за напитками, и Гермиона счастливо кружится вокруг своей оси и ярко улыбается. Барти дёргает головой и выходит на свежий воздух, прогоняет какую-то парочку, которая прячется за кустами, и сам же заходит туда, чувствуя неприятную дрожь во всём теле, как это бывает, когда заканчивается действие оборотного зелья. Это глупо, опасно, но Барти отчаянно нуждается в этом — просто побыть, наконец, самим собой. Он трансфигурирует старую одежду в что-то более лёгкое и подходящее ему по размеру, потому что лишняя тяжесть ощущается как неподъемный груз, и только тогда снова ощущает себя Барти Краучем, верным и преданным последователем Лорда Волдеморта, одним из лучших и талантливейших волшебников… глупцом, зациклившимся на самой неподходящей ведьме. Он вдыхает ночной воздух, откидывает прядь волос с лица и медленно выдыхает через рот, приводя в порядок свои мысли. Барти думает о том, что Гермионе только четырнадцать, что она грязнокровка, выскочка и всезнайка, а он — чистокровный Пожиратель Смерти, преступник, но не чувствует ни отвращения, ни раскаяния, ничего, кроме ревности и злости. — Ведьма, — раздражённо выдыхает он и нервно проводит рукой по волосам. До него доносится тихий всхлип и дрожащий вздох, и он уже почти готов выпустить Аваду в несчастного студента, как замечает голубое платье и худые дрожащие плечи. Это Гермиона. И она плачет. Куст предательски хрустит под его рукой, и Гермиона испуганно оборачивается. — Кто вы? Барти выходит из-за куста, внимательно рассматривая Гермиону, стараясь запомнить этот момент как можно лучше и подробнее, потому что он едва ли сможет встретиться с ней ещё раз. Не как Грюм и Грейнджер. Не как профессор и студентка. Как Барти и Гермиона. Барти шумно вдыхает, но чувствует только морозный зимний воздух, который неприятно щиплет в носу. Он пытается придумать, что можно ей сказать, но всё что Барти сейчас может — бесстыдно пялиться на неё, особенно долго задерживаясь взглядом на вырезе платья. Гермиона ёжится, нервно ему улыбается и поглядывает сначала на замок, потом — по сторонам. Она ищет пути отступления, потому что боится его: боится его такого, какой он есть. Помешанного, молчаливого, угрюмого и немного безумного. — Всего лишь гость. В зале слишком жарко, как мне кажется. Гермиона вздрагивает и недоверчиво косится на него. — Я вас не видела. — Зато я видел вас. Гермиона поджимает губы, ещё раз смотрит в сторону замка, нервно заламывает руки, но не уходит: это ведь так трусливо и невежливо, так не по-гриффиндорски. Барти откидывает прядь волос со лба и отступает назад, подмечая, как расслабляются плечи Гермионы. — Мистер Крауч предоставил мне уникальную возможность представлять его на балу, — терпеливо поясняет Барти, и, кажется, даже почти не морщится, произнося фамилию отца. Гермиона упрямо складывает руки на груди, и Барти отмечает, что носки её туфель, застенчиво выглядывающие из-под платья, теперь смотрят в его сторону. — Я думала, мистера Крауча представляет Перси Уизли, — с вызовом бросает она, но тут же подбирается и добавляет: — Сэр. — Мистер Крауч был весьма великодушен, предоставляя мне и мистеру Уизли великолепную возможность поближе познакомиться с представителями Шармбатона и Дурмстранга. Ведь наша цель — международное сотрудничество волшебников. Вам ли не знать, мисс Грейнджер? Барти едва сдерживается от ухмылки, видя, как краснеет Гермиона. — Вы правы, сэр. — Вы чем-то расстроены. — Что? Нет, вам показалось. Гермиона опускает голову и обнимает себя за плечи. Барти смотрит на её худые руки, покрывшиеся гусиной кожей, и думает, что ему, конечно, надо предложить ей пиджак, но единственное, что он может ей сейчас предложить, — свои колени. До Барти доносится чей-то смех, и он понимает, что пора уходить. Он делает два шага к Гермионе и наклоняется к ней, полностью захватывая её внимание. — Ты необычная ведьма. Гермиона… — Барти наклоняется ещё ближе и вдыхает сильнее, чувствует её запах и слышит тихий стук зубов. — Бессмысленно злиться на то, что не можешь изменить. Барти ждёт, когда она спросит, что же означают его слова, пусть у него совсем нет желания объяснять ей, почему ни дракклов Уизли, ни проклятый Крам не стоят ни минуты её времени, но Гермиона поджимает губы и вскидывает голову, задевая его лицо прядью волос. — Я понимаю. Гермиона улыбается ему — почти незаметно, всего краешком губ, и Барти абсолютно уверен, что понятия не имеет, о чём она думает. Действительно ли она понимает его или же просто хочет избавиться от навязчивого собеседника? Он не знает, почему она наклоняет голову к плечу и немного морщится, пристальнее вглядываясь в его лицо. Не знает, почему она больше не дрожит и почему не отходит назад. Барти отшатывается, понимая, что вот-вот потеряет контроль, незаметно дотрагивается до лёгкой ткани платья и её руки, снова оглядывает её худенькую фигуру и кивает. — Умница, Гермиона.***
Едва за Барти закрывается дверь комнаты, он срывает с себя глаз Грюма, крутит головой, разминая шею, и дёргается в попытках сбросить с себя тяжёлую одежду. Барти безумно хохочет, вспоминая изучающий взгляд Гермионы, и отчаянно хватается за волосы, всё ещё ощущая её запах на своей коже. В какой-то момент Барти кажется, что Гермионой пропахло всё вокруг, и он отпихивает от себя одежду, сбрасывает книги со стола, затем — сам стол, валится на пол и крутится из стороны в сторону, сплёвывает, снова крутится и, кажется, выдирает клок волос. — Грязнокровка! Она всего лишь грязнокровка. Сундук с Грюмом дёргается, и Барти пихает его ногой, снова заваливаясь на спину. Его рука сама тянется к члену. Барти взрывается новым приступом смеха. Подумать только, один из самых преданных пожирателей зациклился на мелкой грязнокровке. Можно только пытаться представить лицо Лорда, когда он узнает об этом — а он обязательно узнает. А ещё лучше увидеть лицо Гермионы. «Ты знаешь, Грейнджер, иногда я сам не понимаю, чего хочу больше: убить тебя или трахнуть. А можно и то, и другое. В любой последовательности». Вот смеху-то будет. А Гермиона глянет на него исподлобья, подожмёт губы на манер МакГонагалл и скажет: «Ну ты и дурак, Крауч. Укрась мир своим отсутствием». Барти всё ещё смеётся, когда его трясущаяся рука сначала поглаживает штаны, затем сжимает — крепко и почти болезненно. Ему должно быть стыдно — перед собой или Лордом, или хотя бы перед ней — но быстрые беспорядочные движения рукой приносят только чувство облегчения. Нет, она бы так не ответила, конечно. И он бы так не сказал. «Ты всё-таки леди, Грейнджер, поэтому я не могу объяснить тебе напрямую, так что будь любезна, присмотрись внимательнее к выступающим частям моего тела и сделай вид, что сама до этого додумалась». А Гермиона вздрогнет, кинет быстрый взгляд на его штаны, покраснеет и кивнёт. Рука Барти липкая, и вокруг всё тоже липкое, и запах Гермионы исчез. Здесь только Барти, сундук с Грюмом и полный беспорядок из его вещей. Странно, но от этого становится легче.***
Барти умер для волшебного мира, зато маггловский Лондон принял его со свойственным ему равнодушием. Барти видит Гермиону. Часто. Он сам ходит за ней, наблюдает издалека и трепетно радуется каждому её движению. Тёмный Лорд мёртв, но у Барти есть другой объект поклонения. Грейнджер везде: в голубых платьях, вьющихся волосах, рыжих котах. Её запах снова постоянный спутник Барти, но теперь его это мало удивляет. Гермиона всегда оставляет корочки от пицц и не ест шоколадное мороженое — и Барти сам почему-то брезгливо отбрасывает остатки пиццы пепперони и отказывается от десерта. Барти знает все детали жизни Гермионы, и это добивает его окончательно. Она любит ездить в метро. Просто так катается, когда вагон уже почти пуст, и Барти наблюдает, как она откидывает голову на стекло и закрывает глаза, думая о своём. Гермиона не любит суету и шум, Гермионе не нравится зелёный цвет, Гермиона равнодушна к фэнтэзийным романам — Барти выучил это не хуже, чем учебник по Трансфигурации, но именно эти знания волнуют его больше, чем даже самые сложные заклинания. Он планирует остаться тайным наблюдателем до конца своей жизни: ходить за нею по пятам, часами смотреть в окно её спальни, перенимать все её привычки и перед сном предаваться грязным фантазиям, запустив руку в штаны. Не худший расклад, особенно если ты якобы мёртвый Пожиратель и один из злейших врагов своей пассии. Барти размышляет об этом, когда снова едет с ней в метро поздно ночью. — Зачем ты следишь за мной? — вдруг спрашивает она, не открывая глаз, и Барти нервно дёргается. Нет смысла отмалчиваться. Она не блефует — Барти в этом уверен. — Как ты узнала? — Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Барти нехотя сбрасывает с себя Дезилюминационное и смотрит в сторону Гермионы. — Вряд ли маньяка заботят вопросы вежливости. — Ты не маньяк. Барти не считает нужным спросить, почему она так в этом уверена: нет сомнений, она снова выдаст длинный верный ответ, как на уроке ЗОТИ. — Мне следует сдать тебя аврорам. Я знаю, кто ты. Я знаю всё. Барти ухмыляется и наклоняет голову к плечу. — Тогда чего же ты медлишь? Гермиона вдруг открывает глаза и смотрит на него: долго, внимательно. Не разглядывает, а смотрит, словно пытается что-то сказать и не может. Её брови странно дёргаются, губы поджимаются. Она копирует его движение и тоже наклоняет голову к плечу, подается немного вперёд и смотрит. Не высокомерно, не вызывающе. И до него, наконец, доходит. Я знаю всё. — Когда ты поняла? Барти не уверен, что хочет знать ответ на свой вопрос, но ему нужно услышать её голос. Гермиона дёргает плечами. — Сразу после Турнира. Сопоставила рассказы Гарри и нашу встречу на балу, остальное додумать оказалось несложно. Потом ты бродил возле моего дома, но я знала, что ты не причинишь вреда, вот и молчала. — Почему сейчас рассказываешь? Барти знает, что не стоит спрашивать, знает, что ответ ему не понравится, но всё равно нетерпеливо постукивает носком ботинка по полу и сжимает ногу рукой, заранее заменяя душевную боль физической. — Я выхожу за Рона. — Нет. Вот так просто. «Нет» — как будто она тут же кивнёт головой и пожмёт плечами: ну и пусть, мол, будет по-твоему. А Гермиона по-прежнему смотрит на него, и Барти, наконец, понимает, что означает её взгляд: она жалеет его. Барти вскакивает и ходит по вагону туда-сюда, а Гермиона сидит в той же позе и, кажется, даже не дышит. Барти хочет схватить её за плечи, встряхнуть, крикнуть: «Ну же, милая, хотя бы инсценируй раздумья!» — но он только ходит и думает. — Гермиона… — начинает он и замолкает, а Гермиона сидит всё в той же позе, будто она и не живая вовсе, а только манекен. — Пожалуйста. «Пожалуйста, не уходи туда, куда я не могу за тобой последовать», — имеет в виду Барти, но Гермиона, конечно, и так всё понимает. Она молчит, и её молчание красноречивее любых слов. Барти не сдерживается: подскакивает на месте, рывком поднимает Гермиону за плечи и целует её яростно, несдержанно и болезненно, сжимает сначала её грудь, потом — задницу, тянет руку от живота вниз и снова сжимает. Гермиона тихо выдыхает и хватается за его плечи, но её губы по-прежнему не двигаются, грудь — не вздрагивает, и даже руки не дрожат. Барти отталкивает её. Она никогда его не любила и не полюбит. Она даже не ненавидит его. Самое сильное чувство, которое Барти способен вызвать в ней — жалость. Барти хватается за волосы, опускается на колени и стонет: долго, протяжно. Гермиона кладёт руку ему на плечо, и Барти тут же дёргается, не в силах вынести её жалость. Барти слышит тихий вздох, а затем она снова кладёт на него свою руку, и всё, что Барти может, — прислониться к ней щекой, вдохнуть её запах, почувствовать нежность её кожи и хотя бы попытаться представить, что в одном из миров они могли быть счастливы. Но сейчас у него только один мир: шаткий, безумный, побитый жизнью, осквернённый, пустой и безобразный. Гермиона наклоняется, целует его в щёку — чуть дольше, чем вежливый поцелуй — и выходит в раскрытые двери вагона. Барти пытается вспомнить, когда это началось. Гермиона словно подлетает в руках Виктора Крама, счастливая и беззаботная, улыбается, глядя на своего партнёра, и танцует легко, изящно, будто создана именно для этого. Или раньше? Когда Малфой в образе хорька снова и снова ударяется об пол, Гермиона неодобрительно качает головой, часто дышит, и её грудь приподнимается быстро-быстро, и — Барти готов поклясться! — только полнейший идиот не заметит, как очаровательна Грейнджер в гневе. Пожалуй, ещё раньше. Гермиона щурится от солнца, поправляет волосы, легко улыбается, подставляя лицо лучам, но тут же вздрагивает и с раздражением глядит на Крама и шумную стайку девиц, которая следует за ним по пятам и хихикает так громко, что замолкают даже птицы. Нет, раньше, гораздо раньше. Дамблдор стоит рядом с Кубком Огня, ловит бумажку, произносит «Гарри Поттер»… и Гермиона единственная, кто в этот момент смотрит на Поттера, единственная, кто сразу понимает. Потому что Гермиона — умница. Барти подставляет палочку к виску. Всё правильно. Так и должно произойти. Барти готов поклясться, Гермиона знала это во время их последней встречи. Барти заходится смехом последний раз. Конечно, она всё знала. Умница, Гермиона.