Для храбрости

      — Донхэ-э-э! Донхэ! — закричал с порога Хёкдже, едва ввалившись в общежитие и даже не закрыв за собой дверь. Он провел четыре часа в баре, надираясь дорогущим виски в надежде, что алкоголь поможет ему в нелегком деле — признании Донхэ в любви. Виски был действительно хорошим, а потому сейчас Хёкдже был полон решительности и отваги.       — Ты чего орешь, алкоголик? И где ты шлялся? — злой Итук — это ещё хуже, чем злой Хичоль. А уж если его разбудить среди ночи, то он готов убивать. Но пьяный до чёртиков Ынхёк являл собой образец мужества и храбрости, а потому просто обошёл лидера и, держась за стены, направился к комнате Донхэ, которую тот делил с Шиндоном. Далеко он, правда, не ушел. Во-первых, отмер ошарашенный невиданной наглостью Итук. Во-вторых, вопли Хёка, как оказалось, разбудили Кюхёна. В-третьих, Хекдже зацепил аквариум с черепашками Йесона, и он упал с тумбочки. Не успела стеклянная банка коснуться пола, как Чонун уже летел к Ынхёку с крейсерской скоростью и сверкающими яростью глазами. В общем, Хёк и глазом не моргнул, как его скрутили в шесть рук и запихнули в кладовку со всякими нужными и не очень вещами, а дверь подперли стулом. Хёкдже уже думал возмутиться, но Кюхён злобно прошипел:       — Только пискни там, Хёкки, и к утру ты будешь девочкой.       Весь боевой запал Ынхёка мгновенно испарился, он плюхнулся на колченогий стул и грустно вздохнул. Ну вот опять, только он наберется смелости рассказать Донхэ о том, что любит его совсем не как друга, как ему мешают. То стафф заглянет в гримерку, где Хёк мучительно подбирает слова, то Хэ заметит старого друга в кафе, куда Хёкдже его пригласил, то, вот, мемберы избивают. Ну что, что он делает не так? Словно вся Вселенная против отношений ЫнХэ. Но так же не должно быть, ЫнХэ — это самый шипперимый ОТП в СуДжу, это канон, черт его подери.       — Хёк? Ты там? — тихий голос Донхэ из-за двери прервал депрессивные размышления Анчоуса. Дверь открылась, и внутрь просунулась голова Фиши.       — Пойдем, горе ты мое луковое, — тяжко вздохнул Хэ и протянул руку Хёку. Ынхёк вцепился в ладонь Фиши, словно утопающий, встал и, пошатнувшись, рухнул прямо на Донхэ. Тот, к счастью, устоял, закинул руку Хёка на плечо и, поддерживая друга за талию, с трудом двинулся в сторону комнаты Хёкдже. Ынхёк же только обрадовался, облепил Донхэ всеми конечностями и громко зашептал ему на ухо всякий бред:       — Хэ-я, ты такой красивый. У нас очень вредный стафф! А друзья твои — идиоты… Хочу купить тебе халат… Махровенький… Это я разбил ту кружку… Я люблю тебя… Хр-р-р…       Не успел Донхэ преодолеть и пары метров, как Ынхёк уже храпел прямо на его плече. Хёкдже разом стал тяжелее, нести его стало в разы труднее, длинные Хёковские конечности сильно мешали, а путь в три метра до заветной комнаты показался Хэ бесконечным. Потому Донхэ завернул в ближайшую дверь, которая, как оказалось, вела в спальню Хичоля. Вселенская Звезда находился на съемках в Китае, жил он один, и поэтому комната стояла пустой. Донхэ со вздохом безграничного облегчения плюхнул бессознательное тело Ынхёка на кровать и сам приземлился рядом. Идти в комнату и рисковать разбудить Шиндона, который только час назад вернулся со съемок шоу, он не хотел. Да и когда ещё Донхэ выпадет шанс вот так спокойно лежать рядом с Хёком? Смотреть, как подрагивают его ресницы во сне? Как он смешно морщит нос и иногда вздрагивает? С тех самых пор, как их расселили в разные комнаты, Хэ не заставал Ынхёка спящим. Будить Анчоуса всегда отправляют Йесона, но Донхэ всё помнит. Помнит, что Хёкдже всегда спит на спине. Что он «сова», а потому ранние пробуждения для него — это большая проблема. Помнит, как Хёк недовольно выглядит, если его разбудить раньше, чем он планировал. Он знает всего Ынхёка наизусть. Его привычки, страхи, мечты и желания. И Хэ влюблен в это. Так по-детски просто и так правильно. Он любит всё в Хёке. И это естественно.       — Я тоже люблю тебя, Хёкдже, — прошептал Донхэ и коснулся губами Хёкковского лба, аккуратно пристроился рядом и уснул.       Утро встретило Ынхёка страшной головной болью. А саундтреком к новому дню стал вопль:       — Йа, Итук, это что такое? Какого Сумана эти рыбные делают в моей кровати? — продрав глаза, Хёк узрел страшно злого Хичоля, взгляд которого метал молнии, а голос временами переходил на ультразвук. Потом Ынхёк понял, что и правда находится в комнате Хичоля, на его кровати, а рядом лежит смотрящий сонными глазами на мир Донхэ.       — Хэ? Что мы тут делаем? — голос после сна и пьянки был хриплым, язык не слушался, голова раскалывалась, а Хичоль только подливал масла в огонь своими криками:       — Вот и мне интересно, что вы тут делаете? Вон из моей комнаты! Можете пойти и помолиться, прежде чем моя месть настигнет вас! Забудьте, что такое спокойная жизнь, рыбные недоделки, потому что теперь она будет вам только сниться!       Несмотря на все свои страдания, после речи Хичоля Ынхёк подскочил с кровати, потянул за собой Донхэ и со скоростью света вылетел из комнаты. Завернул он в ближайшую дверь, которая, к счастью, вела на кухню. Тяжело плюхнувшись на стул и уронив голову на сложенные на столешнице руки, Хёк простонал:       — Донхэ-э-э… Как мы оказались в обители самого Дьявола? Как нас занесло в спальню к этому порождению Ада? Ну как, Хэ? Он ведь теперь не простит нас, ни за что. Выболтает все наши секреты. Порежет мои любимые джинсы. Выбросит твою коллекцию русских порножурналов. Хэ, он уничтожит нас, — голос танцора становился всё безнадёжнее и безнадёжнее с каждым предложением.        Донхэ, однако, подобного пессимизма не разделял. Поставив перед Хёком стакан с водой, в котором растворялась таблетка от головной боли, он сел на соседний стул, погладил друга по волосам и тяжело вздохнул:       — Ну, Хёкки, вчера мне не хватило сил дотащить тебя до твоей комнаты, и я решил уложить тебя в ближайшей. К несчастью, это оказалась комната Хичоля. Я позвоню Ханьгэну и попрошу, чтобы он пригласил к себе Хи на пару… Лет. Он остынет, отдохнет, глядишь, и передумает нам мстить. Мы же ничего такого, — щёчки Хэ немного порозовели, — не делали.       — Не делали? — голос Хёка был полон неподдельного и безграничного разочарования. — Я, что, тебе вчера ничего не говорил?       — Ну-у-у… Ты сказал, что… Точно! Это ты, будущая консерва из морепродуктов, разбил мою кружку! И свалил всё на Итука!       — Не-не-не, Хэ, это не то! — взгляд Ынхёка забегал по кухне, избегая глаз Донхэ. — Что еще я тебе говорил?       — Знаешь, Хёк, даже несмотря на то, что ты признался мне в любви, и чувства оказались взаимны, кружку я тебе не прощу! Либо ты покупаешь мне такую же, либо… — Донхэ внезапно поймал взгляд Ынхёка. Такие огромные сейчас, влажные, наполненные слезами, надеждой и недоверием глаза смотрели на Хэ так влюблённо, что Фиши осекся на полуслове. А потом подался вперед и поцеловал. Сухие, потрескавшиеся губы Хёка чуть дрогнули и приоткрылись.       — Йа! Итук!!! — вопль, раздавшийся со стороны двери заставил танцоров отскочить друг от друга. Хичоль стоял на пороге кухни с выражением полного шока на лице. Ынхёк испуганно вскочил со стула:       — Мне пора в душ! — и выбежал из комнаты, в коридоре столкнувшись с лидером и едва не сбив того с ног. Итук появился на кухне с таким же выражением лица, как и Хичоль.       — Ну и? Что стряслось? Что вы опять натворили? Хи?       Хичоль резко отмер:       — Они целовались!       — Наконец-то! Давно пора, меня уже достало давать этим идиотам советы. Кю, Хёк вчера положил руку мне на локоть, как думаешь, это намек? Кю, Хэ сказал, что у меня красивые пальцы, это он серьезно или прикалывался? Вот вроде бы и хёны, а в любви ну нихера не смыслят, — произнес Кюхён, гордо вплывая в кухню на волнах своей природной язвительности.       — Следи за языком, Кю! — резко оборвал макнэ Итук. — Так, Хичоль, мы вообще-то все давно знали, что, рано или поздно, это произойдет. Что тут такого?       — Как что, Чонсу? А если они делали это в моей спальне? В моей спальне, Тукки!!! Может, они там ещё и трахались?!       — Во-первых, следи за языком, Хи! Во-вторых, если между ними что и было, то называть это таким грубым словом, как «трахались» точно нельзя. Можно, например, сплетались в любовном экстазе, или там дарили друг другу плоды своей страсти, — Итук мечтательно закатил глаза к потолку.       — А что можно, хён? — спросил Кюхён.       — А? — не понял замечтавшийся и скучающий по Канину лидер.       — Что можно называть словам «трахались»? — предельно медленно и четко проговаривая слова и глядя на Чонсу, как на умственно отсталого, пояснил макнэ. Хичоль фыркнул:       — То, что будет, когда Ёнун придет из армии.       — И то, что происходит каждый раз, как приезжает Ханьгэн, — не остался в долгу Итук.       — И то, что будет, если вы вдвоем их не дождетесь, — хихикнул Кюхён, странно поглядывая на хёнов.       — Заткнись, Кю! — разом выдали те.       — И приготовь нам кофе, — добавил Хи и уселся за стол. Кюхён непонимающе на него посмотрел и уже собирался возмутиться, как Хичоль припечатал:       — Иначе Чонсу лишит тебя карманных денег. И, да, то, чем вы занимаетесь с Сонмином, тоже можно назвать словом «трахаетесь».       Итук уселся рядом с Хи, подпер щеку ладонью и мечтательно вздохнул:       — Эх, а вот у ЫнХэ — любовь…