Звезда Мюнхенского цирка

      Курт никогда не был одинок. Пусть в Мюнхене он и считался уродом, цирковой зверюшкой на потеху людям, мальчик никогда не был один. В цирке было полно мутантов, которые старались держаться друг друга, во всём помогать, всегда быть рядом. Амали была своеобразным спасательным кругом для Вагнера, пусть и на полтора года моложе. Амали Саммер всегда улыбалась, даже если в душе творился полный хаос, если мир рушился на кусочки, Земля была готова рассыпаться под ногами, Амали всегда была словно лучиком солнца. Оправдывая свою фамилию, девушка стала для Курта собственным летом, с тёплым солнцем и пением птиц вдалеке. Не отличаясь вызывающей внешностью, Амали никогда не терпела столько оскорблений и унижений, сколько их доставалось Вагнеру, но она всегда заступалась за него, всегда протягивала руку помощи, всегда была рядом.       Заставляя предметы парить в воздухе, исчезать, растворяться, Амали пользовалась у публики успехом как прекрасная фокусница-иллюзионистка. Не многие конечно догадывались, что всё дело заключается в мутации. Курт Вагнер же стал известен под именем «Попрыгун», выполняя под самым куполом цирка невозможно-красивые трюки.       Амали Саммер всегда была рядом. Но однажды и она не выдержала; Курт видел, как она плакала, видел, как крупные слезы стекали по её щекам, видел, как губы слегка дрожали, а глаза бегали из угла в угол, в поисках помощи. А Курт стоял, и слова вымолвить не мог. Просто стоял и смотрел, как его хорошая подруга, та самая Амали Саммер, которая всегда улыбалась и смеялась в лицо обидчикам — своим и Курта — сидит и задыхается тихим плачем, съедаемая невидимыми демонами, что прячутся где-то в темноте.       — Что-то случилось? — Осторожно поинтересовался Курт. Он никогда не умел успокаивать и слушать, это всегда делала Амали.       — Нет-нет, Курт, милый, всё хорошо… Я-я… Сейчас успокоюсь и выйду на сцену. Всё хорошо, дорогой, иди, сейчас твой выход — она снова улыбается ему, и только много лет спустя Вагнер понял, как тяжело ей это далось в тот момент. И Курт уходит, уходит на сцену, не оборачиваясь, даже не думая о том, что милая Амали всего секунду назад сидела и плакала. Просто уходит, оставив её одну. Курт Вагнер никогда не умел успокаивать.       Около двух недель Амали держалась; постоянно улыбалась, шутила и просто превосходно выполняла свои номера, пользуясь у публики всё большим и большим спросом. Змей уже успел позабыть, как девочка совсем недавно плакала за кулисами. А это повторилось снова.       Курт снова услышал тихий плач, сразу узнав любимую подругу. Она снова плакала, спрятавшись ото всех, а ведь буквально пару часов назад она шутила и веселилась с Вагнером.       — Амали? Всё хорошо? — осторожно интересуется немец. Он начинает сильно волноваться за подругу.       — Нет, Курт, не хорошо. Я устала быть цирковой уродкой, устала быть общим посмешищем, я устала от такой жизни! Я больше так не хочу! — девушка начала плакать сильнее и, свернувшись в маленький клубочек, уронила голову на колени.       Они стояли в тишине, прерываемой тихим плачем, около получаса. Курт просто присел рядом, откинув голову назад, упираясь затылком в один из огромных сундуков, что стоят в цирке. Просто сидел рядом и слушал тихие рыдания. Курт Вагнер никогда не мог подобрать правильных слов.       Ещё с месяц после этого происшествия, Амали Саммер ходила с натянутой улыбкой. Но озорной огонёк в глазах потух, и только Курт Вагнер это заметил. На все вопросы девочка лишь отмахивалась, говоря: «Всё хорошо, Курт, я справлюсь» и продолжала наигранно улыбаться.       Однажды вечером, в тени шатра, Курт увидел, как кто-то собирает вещи — совсем немного необходимых на первое время продуктов питания и парочка ярких тряпок — пригляделся и с ужасом понял, что это Амали.       Змей бегом бросился в её сторону, забыв о способности телепортироваться, чтобы остановить, попробовать поговорить. Но она, заметя его, лишь прошептала: «Не надо, Курт, позволь мне уйти». И он её отпустил. Потом не нашел ни записки, ни какой-либо весточки, ничего. Амали Саммер просто исчезла. Навсегда.       С того самого дня прошло порядка двенадцати лет. Курт, находясь в компании новых друзей и знакомых, спасая мир и, наконец, чувствуя себя нужным, очень редко вспоминал Амали Саммер. Но никогда не забывал.       В тот день на улице стояла ясная погода, сияло солнце, Шторм, очевидно, была в хорошем расположении духа. Курт, предпочитая не сбивать детей телепортацией, спускался по лестнице на первый этаж института. Вдруг дверь распахнулась и в здание вошла девушка, юные мутанты сразу же набросились на неё с радостными криками и объятиями.       — Скажи профессору, что я вернулась.       — Конечно, мисс Саммер — донеслось до ушей Змея до того, как он стал видеть в гостье отдаленно знакомые черты. Но после сказанной фразы не было никаких сомнений: перед ним Амали Саммер.       Высокая, стройная девушка, с длинными пепельно-белыми волосами была похожа на ту самую Амали — улыбчивую девчушку с короткой розовой стрижкой и искрящимися глазами — лишь отдельными чертами: тот самый вздернутый носик и та самая открытая улыбка.       Она с улыбкой оглядывает помещение и, задержав взгляд на Курте, который стоит посередине лестницы с открытым ртом, изумленно хлопает глазами.       — Курт? — неуверенно слетает с её уст, а глаза наполняются слезами.       — ja — ошарашено лопочет он на своём родном, пока девушка на ватных ногах приближается к нему и кидается на шею.       — Боже, Курт, милый, я так скучала! — Амали прижимается своим тельцем к нему крепко-крепко, а Вагнер неуверенно обнимает её за талию, по привычке обвивая девичью ногу своим хвостом, и слегка улыбается, вдыхая аромат её волос.       Тем вечером они ещё очень долго сидели на лестничном пролете в абсолютной тишине, не говоря ни слова. Курт Вагнер никогда не интересовался тем, куда на двенадцать лет пропала его подруга и как она оказалась в школе Ксавьера. Амали Саммер никогда не рассказывала ему эту историю, и никогда не интересовалась, почему он её не искал. Просто они оба никогда не были одиноки.