***
Искал ли я мечту, что исчезает так быстро, подобно радуге?
А ведь всё так невинно начиналось… — Ты сегодня выглядишь уставшим, крольчонок, — улыбнулся он, присаживаясь ко мне на край кровати. Я не сразу понял, что происходит. Что здесь, в моей комнате, делает ОН? — Привет, — Неуверенно поздоровался я, — Как ты здесь? Он улыбнулся мне. Такой светлой тёплой улыбки я не видел, кажется, никогда. По спине пробежали мурашки, а ладони вспотели. Будто я был на свидании с какой-то девушкой, которую при этом я очень любил, и до безумия боялся ей не понравиться. — Думал, ты скучаешь по мне, — Я вздрогнул и дёрнулся, как от удара, когда его рука легла мне на затылок, и он начал щекотно перебирать мои волосы. Мне стало неловко и странно душно. Я уже понял, что это всего лишь сон, но гнетущее чувство реальности происходящего давило на меня со всех сторон. — С чего ты решил? — Голос дрогнул, и мне стало страшно, что он уйдёт сейчас и больше не вернётся ко мне, больше не улыбнётся этой восхитительной улыбкой, не погладит, не прикоснётся ко мне. — В последний раз ты сказал, что хотел бы, чтобы я был рядом с тобой. Я почувствовал, как от по-доброму хитрого прищура серых глаз, пошловатого тона, по моим щекам разливается румянец. Я уже не первый месяц тайком мастурбировал на принца Штормграда, а в последнюю неделю и вовсе обзавелся привычкой говорить с его изображением. Обычно, я говорил в пустоту, но иногда, когда мне было очень одиноко и хотелось ощущать эфемерную реальность нашего общения, я включал ролики с ним на ютубе, говорил ему что-то, а он как-будто отвечал мне. — Но Андуин, ты же не существуешь, — Я не смотрел на него, когда говорил эти жестокие слова. На удивление, он совсем не обиделся. Только рассмеялся в ответ. — Я существую, раз ты видишь меня, чувствуешь мои прикосновения, — Он погладил меня по щеке, едва задевая губы большим пальцем, и, я готов клясться на крови, это самое возбуждающее, что со мной происходило за последнюю жизнь. — Чувствуешь ведь? Я кивнул и потянулся к нему за поцелуем, и он даже подался мне навстречу, но… Но жестокая реальность обрушилась мне на голову стуком в дверь. — Гук, с тобой всё нормально? Ты проспал завтрак и обед. Давай поднимайся, ужин скоро. Когда я открыл глаза, мне стало так плохо, что единственное, чего я сейчас действительно хотел, — это принять душ и побыть один. Кожа ещё помнила прикосновения его пальцев, и это тоже было невыносимо больно, словно что-то моё, что-то родное забрали и отказываются возвращать. — Да, я скоро приду, — Бросил я. Получилось, верно, как-то расстроено и разбито. Да и, в общем-то, мне было безразлично. Я намеривался сходить душ и подрочить, пока я ещё помнил эти взгляд, тон, улыбку…***
Прикрой дверь сейчас, Ведь, когда я с тобой — наступит утопия.
— Ты такой красивый. Я распахнул глаза и сел на кровати, глядя, как он прикрывает дверь и начинает медленно раздеваться. Я наблюдал за ним, как завороженный. Хотелось подойти, повалить его на пол и трахать, сколько позволит время, сколько я буду спать. О, боги, да ради этого мужчины, я готов целую жизнь не просыпаться. Он аккуратно расстегнул манжеты, принимаясь за воротник, а я уже извёлся весь, сидя на кровати и покорно дожидаясь, пока он наконец-то снизойдёт до моих низменных желаний и потребностей. Тогда я ещё боялся предпринимать какие-то действия, я боялся спугнуть своего вожделенного инкуба, боялся, что эта встреча станет нашей последней. — Как прошёл твой день? — Спросил он, казалось бы, совсем обыденную вещь, совсем мелочь, но я не знал, что ему на это ответить. ЕМУ. Моему Богу, моей любви, моему самому постыдному желанию. Да, и когда он задал этот вопрос, на нём уже не было рубашки, отчего все мои мысли устремились только к его телу, — его прекрасному, идеальному телу. Такому, как я и представлял в своих самых откровенных фантазиях. — Хорошо, — Сглатывая вязкую слюну, нашёлся я. — Как твой? — Тоже неплохо, — улыбнулся он, расстёгивая ширинку. — Давай, крольчонок, ты же хочешь… Возьми меня. А мне дважды повторять было не нужно, особенно, такое заманчивое приглашение, особенно ему. Я подошёл к нему и поцеловал. Вышло удивительно неуверенно. Я так хотел этого тогда, сидя на кровати, а сейчас, когда мне уже было дано разрешение, мне стало снова страшно и неловко. Андуин правильно понял мою заминку и перехватил инициативу. Он не подминал меня под себя, не пытался занять активную позицию, он просто был ведущим и всё тут. И я совру, если скажу, что мне это не нравилось. Его поцелуи, жадные, с каким-то странно медовым привкусом, сводили меня с ума. Его рука, умело ласкающая мой член, доводила меня до высшей степени наслаждения, я даже закричал от того, насколько то, что он делал со мной, было хорошо. И вот, когда я был готов кончить… — Гук, Гук, открой глаза. Вот так, хорошо. Я смотрел на знакомые лица с ужасом, злостью, смятением и непониманием. — Ч-что случилось? — Я никак не мог перевести дыхание, и сориентироваться, что же здесь происходит, где Андуин, что здесь делают Тэхён, Намджун и Чимин с Хосоком. — Ты кричал. — Ты напугал нас. Я сглотнул и приподнялся на локтях, как бы случайно сгибая ногу в колене, чтобы скрыть эрекцию. — Извините, ребята, я… мне просто кошмар приснился.***
Сейчас возьми меня за руки. Ты — причина моей эйфории.
— Солнышко, ты в последнее время грустный такой. Что-то случилось? — Он разминал мои плечи, иногда целуя в макушку, ушко, шею. Мы с моим инкубом «встречались» уже около месяца, я трахал его почти каждую ночь, но иногда мы просто говорили. Он с удовольствием слушал мои истории о друзьях, тупых фанатах, о том, какое пиво я люблю. О себе, правда, почти ничего не говорил, кроме того, что очень устаёт и ему только в радость проводить время со мной. — Твои друзья не догадываются о том, чем ты занимаешься здесь, со мной? — Улыбнулся он, укладывая голову мне на плечо и усаживаясь поудобнее за моей спиной. Я пожал плечами, чем встревожил моего принца, но он быстро прижался обратно, очевидно, понимая, я это — не нарочно. — Намджун беспокоится о моём сне, да и сам, как-то не особенно спит ночами — учит что-то, вот и слышит мои крики и стоны во сне, но я не думаю, что это выйдет за границы нашего общения… — Это хорошо. А что твой сосед? Ну, тот, который через стенку. Он не знает? Я снова пожал плечами. — Может и знает, но Тэхён какой-то грустный с тех пор, как увлёкся рэп-баттлами. Я, на самом деле, беспокоюсь немного, — мой принц улыбнулся и потёрся щекой об мою. Потом вовлёк в поцелуй и перебрался ко мне на колени. — Поговорим о твоём друге потом, — прошептал ОН мне в губы и сразу накрыл их поцелуем, — а сейчас, крольчонок, трахни меня.Не отпускай мою руку, Прошу, не пробуждайся ото сна.
***
Твои глаза, полные обиды…
Видит бог, я не помню тот момент, когда его сладостные стоны и слова о любви, превратились в рыдания и мольбы о пощаде.Ведь когда я с тобой, наступит утопия…
Несколько недель назад, как раз, когда Намджун уехал, Тэхён подошёл ко мне и попросил поговорить наедине. Мы пошли к нему в комнату, и он озвучил то, что я ожидал, но боялся услышать все эти долгие четыре месяца отношений с Андуином. — Гук, ты ведёшь себя странно. Ты постоянно спишь, хотя твой сон всегда очень тревожный. Ты постоянно кричишь и стонешь, однажды, я случайно увидел, как ты мастурбируешь во сне. Я не сказал об этом остальным, но ты же понимаешь, что это не нормально. Давай, ты сходишь к врачу, я переживаю, что это может плохо кончиться. — Что ты себе напридумывал? У меня просто есть интернет-любовница и всё. На этом наш разговор закончился, и мы больше не поднимали эту тему, но я испугался тогда и подумал: «А что если наша любовь — это действительно болезнь?» Моя болезнь. Я был растерян тогда, страх сковывал меня изнутри, и я, от стресса, предложил Андуину как-то поэкспериментировать, разнообразить нашу сексуальную жизнь. Тогда мы попробовали золотой дождь, а на утро я стирал обоссанные простыни. Я стоял на коленях перед раковиной и рыдал, глотая слёзы, вперемешку с горечью и ужасом от того, куда меня завело моё увлечение. Это стыдное происшествие сильно отрезвило меня, и я купил снотворное. Я думал, если я выпью его перед сном, то… то Андуина не будет или, хотя бы, я забуду это наваждение, но нет. Мне снова снился мой принц, он снова целовал меня, снова был со мной, а я, впервые за всё то время, что мы с ним встречались, не хотел его видеть. Тогда я впервые ударил его, а потом это вошло в привычку. Я бил его, с каждым разом всё сильнее, я ломал ему руки, трахал, затем снова ломал руки. Я душил его, но почему-то никогда не доводил дело до конца. Я просто боялся, что в следующий раз, в следующем сне, на моей кровати будет не живой Андуин, а труп. Я очень этого боялся. Я стал нервным, не находил себе места, ни с кем не общался, заперся в своей комнате, почти не ел и много курил, голос сел, голова кружилась, я постоянно плакал. Так прошло несколько дней, не уверен, но, кажется, четыре. За это время я уснул всего дважды. Один раз, потому что хотел проверить, действительно ли события сна проецируются на реальность. Тогда я положил ножницы на прикроватную тумбочку. И тогда же, я выколол Андуину глаза, — я не мог выносить этот жалобный взгляд, я просто не мог. Он так кричал, пытался оттолкнуть меня переломанными руками, пинался, глотал кровь и молил, чтобы я не прикасался к нему больше. Я и не собирался. Я просто обрезал себе ноготь. Когда я проснулся, первым, что я увидел, был криво обстриженный ноготь и ножницы, лежащие, у меня под боком. Я стал курить больше обычного и поклялся себе, что не усну. Но отсутствие сна не стало избавлением, — когда я хоть на мгновенье закрывал глаза, я видел образ принца Штормграда, лежащего на полу, всего в крови, смотрящего, казалось, в самую душу своими пустыми глазницами. Тогда я уснул во второй раз. Это было большой ошибкой. Андуин, словно животное, передвигался на четвереньках. Еле шевеля сломанными конечностями, он полз ко мне и глядел на меня чёрными дырами глаз. Я заплакал от ужаса и осознания того, что я это сотворил и с кем, — Со своим самым любимым человеком! Мой принц, видно, почувствовал мои слёзы и начал ластится к ногам, как собака. От этого жеста мне стало легче, и я погладил его по голове, путаясь в копне слипшихся от крови волос. — Всё будет хорошо, крольчонок. Всё будет хорошо… — Я люблю тебя… — прошептал я, чувствуя, как он неловко обнимает мои ноги, находя в них опору. На самом, деле, я ожидал, что он скажет мне тоже самое, но он молчал. Вместо этого, он подцепил зубами мою ширинку и потянул вниз. Я понял этот жест и помог ему избавить меня от штанов. Он сосал, как в первый раз, так же умело сжимая губами мой член как раз так, как мне бы этого хотелось. Единственное, что изменилось, — он не смотрел на меня исподлобья, он вообще не смотрел, вперившись в одну точку и просто делая механический отсос. Я тоже не смотрел на его лицо, мне было стыдно и страшно встречаться взглядом с самой пустотой. Пробуждение ознаменовалось истерикой. Я рыдал и курил, сидя на подоконнике, глядя в окно. Целый день был потрачен на то, чтобы собраться с мыслями и принять, наверное, самое тяжёлое решение в моей жизни. Вечером этого же дня, четвёртого, если правильно помню, ко мне в комнату постучались и сказали, что если я не соизволю открыть им до утра, то они предпримут меры — какие я не уточнял. Я отправился прямиком в кровать. У меня осталось одно очень важное, незавершённое дело.Эпилог от лица доктора психоневрологического диспансера.
— «Приветствую тебя. Надеюсь, тебе нравится в Штормграде», — улыбнулся пациент, пародируя манеру невидимого собеседника. — Знаешь, когда я впервые услышал эту фразу, я не мог даже предположить, что она настолько изменит мою жизнь. Но сейчас мне кажется, что так даже лучше. Лучше для меня, для тебя, для нашей любви. Кто бы что ни говорил, но я не представляю себе чувств сильнее, чем те, что связали нас. Пациент долго смотрел в одну точку, улыбаясь стене, словно она ему что-то говорит. — Помнишь, ты говорил, что очень устаёшь от работы, и тебе только в радость посещать меня по ночам, целовать, обнимать, дарить мне любовь. Я тогда ещё порвал твою выходную рубашку, помнишь? Ах-ха-ха-х, да-а-а… такое невозможно забыть. Так вот, тогда я перебил тебя, а ведь ты собирался мне сказать что-то важное. Что-то, о чём мы потом так и не вспомнили. Пациент снова замолчал и ударился головой о стену. Хорошо, что этим он не может нанести себе вред. — А тот раз, когда я сказал, что мне не нравится, когда меня зовут «кроликом» или «крольчонком»… помнишь? Ты тогда так мило засмущался и извинился передо мной. Тогда же ты впервые назвал меня «солнышком». Клянусь, в тот момент я почувствовал себя самым счастливым… самым любимым… самым нужным человеком на Земле. Пациент обычно спокоен, не кричит, не пытается убить себя, не нападает на санитаров, когда ему меняют пелёнки, но я всё равно не люблю наблюдать за ним. — Ты никогда не говорил мне этого, но я всегда знал, как сильно ты любишь меня. Я всегда знал, что буду прощён за любую свою оплошность. За любую грубость. За любую боль… Пациент снова замолчал, а я клял себя за то, что не могу просто отойти и заново переписать предыдущую страницу отчётов о его состоянии. Он ведь уже месяц ничего нового не говорит. Я единственный в клинике, кто ещё верит в его выздоровление. — Знаешь, ты такой красивый. Даже сейчас, когда кожи на тебе почти не осталось. Твои внутренности ужасно пахнут, а личинки меня немного пугают, но, Андуин, я хочу, чтобы ты знал… я до сих пор… и всегда буду тебя любить.