Ударь меня снова

– Я сделаю что угодно. Могу даже почистить тебе сапоги. Чудовище, что Анжольрас держит на крепкой привязи внутри себя, слышит это и приоткрывает один глаз. Он безжалостно давит его, загоняет подальше, но дыхание все равно учащается. – Не предлагай подобного, Грантер, – строго говорит он. – Не унижай себя. Это приказ, который он отдает, конечно, согласно общеизвестной морали. Анжольрас должен больше, чем все другие, ненавидеть мысль о преклонении одного человека перед другим. Но это также и его просьба. На сегодняшний вечер у него запланировано много дел, и он слишком устал, чтобы справляться с внутренними демонами, которых, он был уверен, он упрятал подальше давным-давно. Но Грантер смотрит на него с кривой ухмылкой, а глаза его хитро сверкают. – Почему же нет? Вы зовете себя друзьями униженных, а я ведь бесславно потерял все возможности заслужить твою дружбу. Почему же мне не пасть еще чуть ниже дабы достичь последнего переулка твоих добрых чувств? Говоря это, Грантер перемещается со стула на пол одним слитным, хотя и неуклюжим движеньем – о, сегодня он выпил не одну бутылку, – и оказывается на коленях перед Анжольрасом. Тон его звенит насмешкой, но когда он глядит на Анжольраса снизу-вверх, в глазах у него неуверенность – будто он сам не понимает, серьезен он или нет. К ужасу Анжольраса взгляд этот отдается в его теле яркой вспышкой возбуждения. Пора заканчивать с этим. Все это лишь напрасная трата времени. – Потому что, – Анжольрас сохраняет совершенное спокойствие, – ты не представляешь, на что соглашаешься, – голос его холоден, а руки вытянуты по швам; он бы подтащил Грантера к себе за волосы и выплюнул бы слова прямо ему в лицо дабы показать, что это не шутки. Если бы не знал, какая его часть вложила эту идею ему в голову. Взгляд Грантера скользит вниз и останавливается на несколько секунд – настолько очевидно, что Анжольрас мог бы сосчитать эти секунды, если б захотел – на выпуклости в штанах Анжольраса. Затем он поднимает взгляд и выгибает бровь: – Разве? Анжольрас делает шаг назад. Грантер, будто все силы его тела сосредоточены на том, чтобы быть ближе к Анжольрасу, покачивается и вдруг падает прямо к его ногам. И когда он говорит, тон его мягок, почти услужлив: – О, Анжольрас, тебе стоило только сказать. Ты предполагал, что я буду противиться? Позволь мне сделать это для тебя. Позволь мне быть тебе полезным, хотя бы самую малость, – он вновь встает на колени, кладет руку Анжольрасу на бедро. Он возбуждается все сильнее от каждого произнесенного слова. Тяжело дыша, с трудом сохраняя хладнокровие, Анжольрас шипит: – Мне нужно не это. Вовсе нет. Ты думаешь, это просто похоть? Думаешь, я давил в себе маленький гнусный росток содомии, но не могу сопротивляться твоему очарованию? Не льсти себе, Грантер. Тому, что я держу свои желания взаперти, существует причина. А теперь встань с коленей, прежде чем узнаешь, насколько ты близок к ее раскрытию. Грантер склоняет голову, принимая от него грубые слова. Вина жжет Анжольрасу грудь – пытаясь остановить эту нелепость он ненамеренно вступил в игру, и каждое слетающее с губ грубое слово только подкармливает огонь, разгоревшийся внутри него. Грантер не поднимается. Напротив, он опускается все ниже, пока не прижимается щекой к сапогу Анжольраса. – Что ты делаешь, – едко выплевывает Анжольрас, он в ярости, он в ужасе от того, насколько ослабла его железная рука самоконтроля. – Чищу тебе сапоги, – говорит Грантер. И, закрыв глаза, прижимается к сапогу Анжольраса в благоговейном поцелуе. Колени чуть не подгибаются под Анжольрасом. С того момента прошли годы. Годы. Когда он пришел в себя в тот первый и последний раз и увидел, что он сделал с другим живым человеком, он поклялся – никогда больше. Но Грантер облизывает его сапоги с выражением лица, которое граничит с восторгом, своим языком он ласкает твердую кожу, и когда Анжольрас набирается сил и отталкивает его, спустя секунду тот вновь принимается за дело без единой жалобы. Это не просто послушание – это рабская радость собственного унижения. Он будто подбавляет керосина в ревущее пламя. Разум Анжольраса весь охвачен им. Он наблюдает, как Грантер слизывает уличную пыль с его сапог, волны жара и дрожь расходятся по его телу. А когда он достигает подъема, то пытается вылизать и под каблуком жадными губами и языком, а Анжольрас, будто зритель, в ужасе наблюдающий за происходящим, смотрит, как сам он слегка поднимает каблук, и, когда там оказывается нижняя губа Грантера, резко опускает его, безжалостно вдавливая в пол. Грантер вскрикивает; Анжольрас игнорирует этот вскрик. Он хочет дать Грантеру прочувствовать то, с чем ему придется иметь дело и посмотреть, как он тогда запоет. Он не останавливается до тех пор, пока не видит кровь на полу; Грантер под ним скулит от боли. Тогда он приходит в себя и убирает ногу, чувствуя невыразимый ужас и такое сильное возбуждение, что ему кажется, что он порвет сейчас ткань штанов. Грантер едва слышно всхлипывает. У него разбита губа, изнутри она наверняка разорвана и серьезно кровоточит, а он… используя язык и свою здоровую губу, он пытается слизать кровь с сапога Анжольраса. Это слишком. Анжольрас хватает его за волосы и дергает, ставит на колени и бьет по лицу – костяшки пальцев тут же начинают ныть от соприкосновения со скулой. – Какого черта ты вздумал так себя вести? – яростно шипит он. – Почему ты мне потакаешь? Я сделаю тебе больно. Я уже сделал тебе больно. Это не та дорога, что позволит тебе заслужить мое уважение, Грантер, я презираю эту часть себя, и я буду презирать тебя, если у тебя не найдется достаточно самоуважения, чтобы положить этому конец, здесь и сейчас. Поступи разумно хоть раз. Скажи мне уйти, и я тут же это сделаю, и скажу тебе спасибо за это. Я ушел бы сам, но это единственное, что позволяет мне… Единственно возможное… Он стыдливо умолкает. Он не помнит, чтобы когда-либо в своей жизни был так возбужден. – Останови меня, – шепчет он. Грантер оглядывает его. Сглатывает кровь. Закрывает глаза. – Ударь меня снова, – говорит он. Разъяренный этой покорностью, Анжольрас бьет его по другой щеке и задушенно стонет. И тут он понимает, что Грантер тоже возбужден. – Все, что ты захочешь, – хрипло произносит Грантер. – Что угодно. Сделай мне больно, трахни меня, назови ничтожеством, грязной шлюхой за то, что я наслаждаюсь этим. Просто позволь мне быть тебе хоть сколь-нибудь полезным. Анжольрас чувствует, что сдается. Но он просил Грантера остановить себя, а вместо этого Грантер разрешил ему – попросил его, – и теперь он скатывается с края прямо в бездну. – Ты ведь осознаешь, что ты жалок, – ядовито выплевывает он, вплетая пальцы в волосы Грантера и резко выкручивая. Он не может сказать с уверенностью, что из сказанного – правда, а что – игра. – Ты пал так низко, что теперь годишься лишь на это, не так ли? – Да, – выдыхает Грантер, и лицо его искажено страданием и экстазом. – Да, ибо это – правда. – Ты желаешь быть использованным. – Да. – И ты будешь умолять, потому что не уверен, что годишься даже на это, – Анжольрас обрывает готовый сорваться с губ ответ Грантера, больно тянет его за волосы, запрокидывая его голову назад настолько, что его обнаженное горло уже не способно вытолкнуть из себя связную речь. – Вперед. Умоляй меня. – Ан-Анжольрас… – Да? – Пожалуйста… Анжольрас рывком дергает его за волосы, и тот падает наземь, сжимается, подавляя всхлип. Анжольрас, стоя сзади, бьет его по ребрам, слова неостановимым потоком вырываются изо рта: – Давай же, говори, я знаю, что вино превратило тебя в совершеннейшего идиота, я видел, как ты смотришь на меня, так что вперёд, распусти свой язык и скажи мне. Посвяти меня в одну из своих грязных фантазий. Попроси меня сделать ее явью. Грантер бормочет что-то неразборчивое в пол. Анжольрас с силой дергает его за задний край шейного платка. – Я тебя не слышу, – ледяным тоном оповещает он, уверенный, что испугал бы себя до смерти, если бы еще мог чувствовать испуг. Он пихает свой большой палец в рот Грантеру, небрежно ведет по ране. Вытаскивает и видит на нем кровь. Грантер, кажется, позабыл об эрекции в штанах Анжольраса, позабыл, что вся эта издевательская пародия разыгрывается для удовольствия Анжольраса. Он выглядит пристыженным, испуганным, почти робким. – Я… Я мечтал о том, чтобы доставить тебе удовольствие, – бормочет он. – Своим ртом, – он избегает смотреть Анжольрасу в глаза и вздрагивает, будто ожидает удара. Анжольрас хватает его за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. – Попроси меня хорошенько, – говорит он, с трудом удерживая маску спокойствия теперь, когда ясно, что за этой фразой последует. Грантер делает глубокий вдох и, удивительно, смотрит прямо в глаза Анжольрасу, шепча: – Пожалуйста, Анжольрас. Пожалуйста, позволь мне отсосать тебе. – Громче. – Пожалуйста, позволь мне отсосать тебе, я – о боже, Анжольрас, я хочу отсосать тебе, я хочу, чтобы ты трахнул меня в рот, хочу, чтобы ты кончил мне на лицо или в рот, и я бы проглотил все до последней капли, я хочу вкусить тебя, я хочу доставить тебе удовольствие, я… Пожалуйста, Анжольрас, один-единственный раз. Анжольрас чуть не кончает от подобных слов. Все же он удерживает себя, кивает Грантеру. – Ну хорошо. Не поднимай рук. Оставайся на коленях, – он расстегивает штаны, и, наконец-то, его эрекцию больше ничего не сковывает. Грантер целует его член так же благоговейно, как до того – его сапог, и дрожь проходит по телу Анжольраса. – Можешь начинать. Медленно, аккуратно, с таким видом, будто он пытается запечатлеть каждое мгновенье в своей памяти навечно, Грантер берет его, дюйм за дюймом, в рот. Рот у него теплый, влажный от слюны и, наверное, от крови, и он идеально смыкается на его члене. Глубже, глубже, но он даже не наполовину внутри, когда Грантер вдруг начинает кашлять и подается назад. Анжольрас против воли стонет от смыкающегося вокруг него горла, он почти не дает Грантеру опомниться, хватает его за волосы, удерживая на месте, и толкается ему в рот. Ему нужно как-нибудь отвлечь себя или он кончит тут же, так что он снова начинает говорить: – Тебе это нравится, верно ведь? Унижаться. Ты думаешь, что заслуживаешь этого. Что ты счастливчик, раз можешь получить хотя бы что-то. Тебе нравится, что я причиняю тебе боль. Чем больше я это делаю… тем больше тебе это нравится… Он толкается глубже, игнорируя – нет, наслаждаясь – тем, как Грантер конвульсивно кашляет, как сжимается от вторжения его горло. Будто в подтверждение его словам Грантеру как-то удается расслабиться под таким натиском, шире раскрыть рот, и если бы Анжольрас не видел, как Грантер украдкой лезет рукой себе в штаны, он подумал бы, что тот сейчас потеряет сознание от недостатка кислорода. Ничего такого, конечно, не происходит, и Анжольрас стонет, чувствуя, как головка его члена упирается далеко в горло Грантера. – И знаешь, иногда я тебя презираю, – продолжает он, – за выпивку, распутство, за развлечения и игры, за желчь, которой ты плюешься… даже не понимая… что ты отравляешь… Губы Грантера уже буквально в миллиметре от курчавых волос у основания члена Анжольраса, и тот не может управлять собой, продолжает толкаться, входя полностью, затем подается назад, чтобы вновь войти на всю длину. – Но самое ужасное, – выдыхает он, пока Грантер давится полным желания стоном, который разжигает огонь возбуждения ярче, – самое ужасное то, – о, он не сможет продержаться долго, – что я лишь говорю тебе то… что ты хочешь услышать. Он толкается до самого основания, застывает, обеими руками сжимая шею Грантера, и Грантер наверняка испачкал его член кровью из разбитой губы. – Столько всего, во что ты не веришь, – выдавливает он, – но единственное, за что я тебя никогда не прощу… Он не успевает договорить, он кончает, он так глубоко в горле Грантера... он сильнее сжимает его шею, но затем отстраняется, наполняя рот Грантера семенем. Грантер сдерживает слово и проглатывает все до капли. Колени Анжольраса, наконец, подгибаются, и он опускается на пол рядом с Грантером. Он чувствует себя пустым, хотя отголоски оргазма наполняют тело сладостью и негой. Грантер отчаянно глотает ртом воздух, а рука его все еще в собственных штанах. Анжольрас понимает, что не договорил, длинно вздыхает, приводя себя в чувство, прежде чем продолжить. – Есть столько всего, во что ты не веришь, – мягко повторяет он, – но единственное, за что я тебя никогда не прощу – за то, что ты не поверил бы мне, если б я сказал тебе, что ты заслуживаешь большего, нежели ты сам думаешь. Он тянется к члену Грантера, и тот с резким вдохом кончает, едва Анжольрас касается его рукой. – Потому что это не правда, – продолжает Анжольрас, и вина начинает разъедать его изнутри. – Ты не заслуживаешь ничего из этого. Я, – он смотрит на Грантера, в крови и в синяках, который смотрит на него в ответ застланным дымкой, непонимающим взглядом. – Грантер, прости меня. – За что? – хрипло спрашивает Грантер. – За все это. Грантер пожимает плечами. Прокашливается. Несколько раз моргает, затем проводит руками по лицу, будто человек, только пробудившийся ото сна. – Я же сам тебя попросил, правда ведь? Тебе нравится быть на раздающей стороне, мне – на принимающей, ничего такого. – Грантер. Не говори мне, что ты согласился на это, потому что думал, что заслуживаешь этого. – Пф-ф. Не забывай, что я возбудился так же сильно, как и ты, – уклоняется от ответа тот. Он потягивается, и Анжольрас поддается внезапному желанию обнять его за плечи. Грантер смотрит на него так, будто ничего подобного в жизни своей не видел. – То, что тебя возбуждает, и то, во что ты веришь, – это две очень разные вещи, – говорит Анжольрас. – Я… не думаю, что иначе смог бы жить с самим собой. – Хм, ну что ж, ты у нас эксперт по части веры, так что я доверюсь тебе. Но хотя бы на время постарайся не возбуждаться сильно от подобного, О Уничтожитель Господства Человека Над Человеком, и позволь мне сначала прийти в себя. Анжольрас очень осторожно проводит рукой по линии челюсти Грантера. – Такого больше никогда не произойдет. Я никого больше такому не подвергну, никогда. То, что произошло сейчас, было ошибкой. Грантер застегивает штаны и украдкой целует Анжольраса в центр ладони. – Как скажешь, – он встает, лишь слегка покачиваясь, и делает шаг к двери. – И все же, если ты вдруг изменишь свое решение…