Переглядки прошлого

Время лечит. Какой бы тяжёлой ни была ноша, со временем она смягчается, не принося уже такой боли, но, несомненно, оставляя шрамы, которые запросто могут начать кровоточить, если наступить на те же грабли. Неразделенная любовь, разлука, ложь, лицемерие, предательство — человеческие пороки, которые бьют в самое сердце и уничтожают по кусочкам душу тем, кто доверял, кто слепо верил и даже не задумывался о возможных поступках близкого, родного, любимого человека. Эта боль не уходит бесследно. Оставленная другими пустота в груди постепенно наполняется тёмными эмоциями, ненавистью к самому себе и окружающим, черствостью, эгоизмом, гневом — всеми смертными грехами и самыми неприятными чувствами, которые подчиняют даже светлые разумы. Поддашься мраку — и больше ты не человек. *** «Откажись»  — снова и снова твердит предчувствие, буквально выжигая на стенках мозга одно и то же слово, которое он в упор не видит. Или не хочет видеть. С самого утра беспокойно кололо в груди, нутро умоляло послушать его, но Осаму не мог подвести Ацуши — тот так сильно хотел сходить на фестиваль, к тому же Куникида наверняка заставит писать отчёты, если шатен останется… Нет, идти просто необходимо, чтобы хотя бы не оставлять двух детей — а Ранпо то ещё дитя — одних. — Дазай-сан, вы готовы идти? -…Готов. — и кажется, что он совершает самую большую ошибку в своей жизни. Яркие краски, громкие возгласы, запах лимонада и яблок в карамели — Дазай помнит, кто любил грызть это лакомство, после каждого укуса оставляя сладкие кристаллики на губах, которые аккуратно подцеплялись языком под пристальным взглядом карих глаз; он все ещё помнит, какова на вкус карамель, хотя никогда не пробовал эти яблоки. Ацуши не прекращал с удивлённо распахнутыми глазами наблюдать за тем, как продавцы в своих лавках выставляют на продажу все больше и больше лакомств, которые так и манили взор вечно голодного тигра внутри парня к себе. Так хотелось подойти, состроить лицо пожалостливее и выпросить во-он ту бисквитную рыбку в мороженым и ягодами внутри. Можно? Нельзя? Вы жестоки, господин продавец. Следующий откажет даже в любимом отядзуке и окажется в глазах Накаджимы тем ещё подлецом, и повезёт же этому подлецу, что Дазай-сан расщедрится и угостит мальчишку его любимым блюдом. Даже если для того, чтобы этот самый мальчишка перестал спрашивать, чего это семпай такой мрачный. Потоки людей кажутся бесконечными. Будто горная река, которая постоянно бежит, бушует, разбивает камни, поворачивает влево, потом вправо, унося с собой рыбу и упавшие в воду листья, горные породы и случайно сорвавшуюся с обрыва рыжую лису. Четыре года, как Чуя Накахара ходит на фестивали один. Воспоминания камнем лежат на самом дне души, и лишь яркость цветов и симфония звуков вокруг не дают ему совсем возненавидеть подобные дни. Он все ещё с детской радостью покупает себе яблоки в карамели, только вот вкус их уже не кажется таким необыкновенным, как и все остальное в этом памятном месте. Чуя рад и благодарен Акутагаве, что тот хотя бы сегодня с ним и может отвлечь его разговором, пусть говорить и не хотелось. Зачем? Он никогда не поймёт и, возможно, скоро перестанет ходить по подобным местам, когда наконец отпустит. — Дазай-сан, поглядите! — Накахара слышит среди гула толпы и резко останавливается, причём так, что Рюноске не успевает заметить вовремя и теряется среди людей мгновенно, — Ну вон же, Дазай-сан, прямо перед вами! Хочется потеряться, но тело не слушается, ноги не хотят идти, а взгляд все никак не хочет сосредоточиться на чем-то одном — бегает туда-сюда, разглядывая то собственную обувь, то плитку на земле, то ноги проходящих мимо, но никак не влево, туда, откуда доносился голос. Он там, у мафиози нет ни капли сомнений. Там, и, возможно, тоже заметил его. У Чуи взгляд выражает вселенскую тоску, боль и сильнейшую печаль, когда он встречается им с ответным взглядом карих глаз. Они оба стояли среди толпы, которая периодически со всех сторон задевала их плечи, в нескольких метрах друг от друга. На губах мафиози проскакивает улыбка, почти не видимая, и ничего радостного в ней не было. В ответ на неё Осаму уводит взгляд от чужих глаз на мгновение, почти сразу же возвращая его обратно. «Неужели ты счастлив?» «Прости» Их немой разговор длился долго. Они могли понимать друг друга без слов, и этот диалог дал им больше, чем мог бы настоящий, подойди один к другому и спроси вслух о делах, причинах, чувствах — о чем угодно. Накахара забыл, что потерял Акутагаву среди людей, Дазай забыл, что не должен был оставлять Ацуши и Рампо одних. Но все казалось до абсурда правильным, и этот парадокс сбивал с толку обоих. Они ощущали правильность того, что должны быть здесь вместе, а воспоминания, всплывающие грузом в голове, только подпитывали это чувство. Помнишь… Помню Чуе кажется, что вкус яблока в карамели сегодня особенный. Осаму не хочет признавать, что какие-то мгновения был счастлив. Они разошлись, так и не сказав друг другу ни слова. Их жизнь продолжилась своим чередом, никак не поменялся режим и внутреннее состояние. Всё снова стало таким, как прежде, будто и не было этой случайной встречи. Однако оба хорошо знали, что через неделю будет ещё один фестиваль…