Покровитель

Рита, смяв сигарету в пепельнице, потянулась за новой, закурила и продолжила диктовать: — Итак, Персиваль Дамблдор был осужден Визенгамотом за жестокое нападение на троих юных магглов. Следует отметить, что на суде не шла речь о мотивах преступления, судьям показалось достаточно признания Персиваля… — тут она ненадолго задумалась, — нет, не годится, надо досконально узнать, что именно там произошло! Должен быть кто-то, кто знал всю подоплеку дела… Послышался резкий свист закипевшего чайника. Рита чертыхнулась, вскочила с дивана и, сунув ноги в шлепанцы, побежала на кухню, где насыпала в чашку растворимого кофе, залила кипятком и вернулась в комнату. В однокомнатной квартирке на пятом этаже маггловского дома недалеко от Гайд-парка, которую Рита снимала после окончания Хогвартса, только зависший в воздухе лист пергамента и замершее рядом ярко-зеленое перо, да сова-сипуха, сейчас спящая на шкафу, выдавали, что здесь живет волшебница. Мебель была современной и недорогой, с потолка свисала простенькая люстра, возле дивана стоял торшер, а в углу примостился старый телевизор, по которому сейчас шла музыкальная программа — Рите лучше работалось под какую-нибудь музыку. Она посмотрела на часы — половина девятого. — Ах, черт! — воскликнула она и взмахнула палочкой. — Тергео! Дым, витающий в воздухе, словно бы втянулся в кончик волшебной палочки. — Эванеско! — и гора окурков, громоздящаяся в пепельнице, исчезла без следа. В этот миг задребезжал звонок. Рита выключила телевизор, потом, подойдя к зеркалу в прихожей, бросила взгляд на свое отражение: бледное тонкое лицо в обрамлении коротко стриженных белокурых волос, чуть вздернутый носик, большие серые глаза… Она торопливо поправила растрепавшуюся прическу, слегка взбила челку и открыла дверь. — Ой, Аб! Прости, я еще не готова… — Опять заработалась? — усмехнулся Абраксас Малфой — высокий и представительный мужчина с длинными светлыми волосами, забранными в хвост, в смокинге и с тростью в руках. Он привлек Риту к себе и поцеловал в губы, потом, окинув ее прищуренным взглядом, слегка шлепнул по заду: — И опять на тебе эти непотребные маггловские штаны! Рита была в джинсах и клетчатой рубашке с короткими рукавами. Этот наряд придавал ей сходство с мальчишкой-сорванцом, и в то же время подчеркивал фигуру, которая у Риты была женственной. Несколько портили впечатление большие и грубоватые, почти мужские руки. — Что пишешь-то? — доброжелательно поинтересовался Абраксас. — Так, ничего особенного… — смутилась Рита, не любившая, чтобы кто-то читал ее черновики и наброски, и сделала движение палочкой, чтобы убрать пергамент и перо, но Малфой ее опередил. Он бесцеремонно взял пергамент и начал читать. Насмешливое удивление на его лице постепенно сменилось неподдельным любопытством. — Очень смело, — похвалил он, закончив чтение. — Что это? Новая статья? Кто же это напечатает сейчас? — Нет, я хочу написать книгу. Я понимаю, что сегодня это никто в Магической Британии не опубликует. И не только в Британии. Но… — Дамблдору уже без малого сто лет, и вообще, всякое может произойти, — договорил за нее Абраксас и усмехнулся. — Пожалуй, твоя книга будет очень кстати. — Но я только начала… Пока понемногу собираю материалы, и чем дальше, тем больше выясняется, что он далеко не такой безупречный, каким его считают… Правда, мало кто готов говорить о Дамблдоре откровенно. Люди либо превозносят его до небес, либо наотрез отказываются иметь со мной дело, как только узнают, что я журналист. — А ты ожидала другого? Те, кому есть что порассказать о Дамблдоре, не хотят подвергнуться остракизму. Рита задумалась, запустив пальцы в волосы и снова их взлохматив, потом прикусила кончик Прытко-пишущего пера. — Мне бы официальные протоколы Визенгамота почитать, про его отца и брата. Я посмотрела старые подшивки «Пророка», но там совсем коротко… Она искоса поглядела на Абраксаса, явно раздумывая, попросить ли его о помощи, или же отложить этот разговор на другое время. — Я подумаю, что можно сделать, — снисходительно кивнул он. — А что нового слышно в редакции? — Да ты, наверное, лучше меня новости знаешь, — пожала плечами Рита. — Все как обычно в последнее время. На первую полосу идут судебные отчеты и материалы Аврората и ДМП, но там каждое слово приходится согласовывать с ведомством Крауча. Особенно после истории с Аберкромби. Грегори Аберкромби, молодой журналист, недавно ставший заместителем главного редактора, неделю назад опубликовал статью, где коснулся незаконных методов ведения следствия и превышения служебных полномочий некоторыми аврорами и сотрудниками Департамента магического правопорядка. После этого его уволили с работы и чуть не посадили в Азкабан, а Варнаве Каффу (1) пришлось публично каяться, что он по халатности допустил появление политически вредной статьи. — Я слышал, — кивнул Абраксас. — Этот твой Аберкромби — болван. Исключительно неудачно выбрал момент. Сейчас открыто выступать против Крауча нельзя. Бессмысленно и просто глупо. Впрочем, у таких, как он, безмозглых идеалистов всегда так… Потому что им важнее всего выглядеть героями в собственных глазах, а о пользе дела они думают потом, когда становится поздно… Если вообще думают, что сомнительно… — Во-первых, Аберкромби — не мой, уже давно… — перебила его Рита и покраснела. — Рад слышать это. Но все равно он болван. Он, видишь ли, верит, что свобода слова на самом деле существует… и прочая дребедень, — Абраксас процитировал Вольтера: — «Я ненавижу ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за ваше право их высказывать…» Чушь! — Что ты имеешь против свободы слова? — Я — ничего. Свобода слова тоже инструмент, который в умелых руках может много пользы принести. Вот будь я на месте Крауча… или министра… думаешь, я не боролся бы с оппозицией? Разумеется, боролся бы. Но это можно делать разными способами. Кстати, я читал сегодня редакционную статью. Правильно ли я понял, что она инспирирована Краучем? Он требует себе еще более широких полномочий и предлагает снять все ограничения на Непростительные заклятия для авроров. Чтобы их можно было применять и к подозреваемым, а не только для защиты или в случае взятия с поличным. Похоже, он не хочет обращаться к Визенгамоту за разрешением, а прямо апеллирует к общественному мнению. — И что ты об этом думаешь? Это поможет Краучу или настроит людей против него? — Сейчас его многие поддержат. Но Крауч склонен перегибать палку и поэтому поддержка, которую он имеет, в дальнейшем может легко обернуться возмущением. Главное — уловить этот момент перелома. И подлить масла в огонь. Он подмигнул Рите. А она была озадачена — что означают эти речи? У Малфоя никогда не поймешь, всерьез он говорит или ради праздной болтовни. Может статься, он затевает если не государственный переворот, то крупную интригу — Рита слышала от старших коллег рассказы о том, как Малфой когда-то свалил Нобби Лича (2), не нарушив ни единой буквы закона. И ей, Рите, похоже, будет отведена в его новой интриге какая-то роль. Абраксас подошел к окну, взмахнул палочкой, извлеченной из трости: «Акцио, сигары!» Один из шкафов распахнулся, из него вылетела коробка сигар прямо ему в руки. Он взял одну, отрезал от нее кончик и закурил. Ароматный, чуть сладковатый дым наполнил комнату, у Риты дрогнули ноздри, и она тоже достала пачку сигарет с ментолом. Абраксас своей палочкой дал ей прикурить. — Я думаю, Крауч настолько прямолинеен и туп, — снова заговорил он, — что, пожалуй, придя к власти, установит диктатуру. И будет дрожать от страха перед покушением, день и ночь искать заговоры… Нет, разумеется, любая власть всегда уничтожает тех, кто для нее представляет угрозу. Но какому-нибудь безобидному болтуну — вроде твоего Аберкромби — можно позволить ругать власть у себя на кухне или в министерских коридорах по углам… да даже и в газете — пусть отводят душу! Зато ничем серьезным не занимаются. Приглядывать за такими, конечно, стоит, но преследованием добьешься только прямо противоположных результатов. Болтун превратится в настоящего врага, да еще за ним обязательно кто-то пойдет… Репрессии сделают из дурака героя. А вот умело организованная кампания в газетах сделает из героя — дурака. Малфой говорил, задумчиво глядя перед собой — кажется, он уже не думал о Крауче, просто делился своими мыслями. Рита внимательно слушала. А он, внезапно прервав свою речь, посмотрел на часы и затушил в пепельнице недокуренную сигару. — Так, дорогая… Что-то я увлекся, а на улице ждет такси. Время — деньги, а кнат галлеон бережет. Рита засмеялась — Абраксас часто с глубокомысленным видом изрекал прописные истины на тему экономии времени и денег, но она знала, что на свои прихоти он ни того, ни другого не жалел. Впрочем, он мог себе это позволить. Однако пора было одеваться. Рита поднялась с дивана и направилась было в ванную, но по пути Абраксас, поддавшись внезапному порыву страсти, перехватил ее и, притянув к себе, начал целовать, одновременно расстегивая на ней рубашку и джинсы. Сам он только снял смокинг и остался в белоснежной рубашке и безукоризненно отглаженных черных брюках, лишь расстегнув молнию, и было в этом для Риты что-то слегка унизительное — то, что она с оголенной грудью и со стянутыми вниз джинсами стоит перед таким импозантным джентльменом — и в то же время дико возбуждающее. Потом, когда Рита в накинутом на голое тело шелковом халатике вышла из ванной, наскоро приведя себя в порядок, и торопливо оделась, Абраксас, проведя рукой по бархату черного платья с глубоким декольте, проговорил: — С ума меня сводишь, маленькая бестия… Хоть в вечернем платье, хоть в маггловских штанах — всегда хороша… Ладно, пойдем, мы и так задержались… Они вышли из дома — у подъезда их действительно поджидало маггловское такси — и поехали в Сохо, где Абраксас заказал столик в дорогом ресторане. Рита с любопытством оглядывалась по сторонам — полукровка, имевшая родственников в маггловском мире, она, тем не менее, редко бывала в таких местах. Зато Абраксас чувствовал себя здесь, как рыба в воде. На небольшой эстраде оркестр играл джаз, пела негритянка в вишневом платье с блестками, затем ее сменила поразительной красоты женщина — жгучая брюнетка в цветастом наряде. Она тоже пела — что-то в испанских или цыганских ритмах, тревожное, волнующее. Рита, которая обычно воспринимала музыку как фон, слушала, затаив дыхание. — Это Эсмеральда Лавуазен, — кивнул на певицу Абраксас. — Между прочим, она ведьма. Французская цыганка, красавица, потрясающий голос… Обирала богатых магглов, — он усмехнулся. — И правильно делала. — Обирала? — переспросила Рита, сделав ударение на прошедшее время. — Именно так. Сейчас она живет с Антонином Долоховым, так что никаких магглов. — Долохов? — напряглась Рита, услышав это имя. — Но его подозревают в связях с Тем-Кого-Нельзя-Называть, в нескольких убийствах… Говорят, он... — Ну, мало ли что люди говорят, — усмехнулся Абраксас. Они пили «Дом Периньон», закусывали устрицами и русской черной икрой, потом официант принес на подносе бутылку красного вина — какого-то особенного, как поняла Рита по тому, как Абраксас пробовал вино (сама она в винах не разбиралась и всему предпочитала сладкие ликеры). Затем подали фуагра и турнедо «Россини»(3), а на десерт — крем-брюле. Вечер прошел чудесно, но Малфой, как казалось Рите, напряженно размышлял о чем-то. Время от времени он испытующе смотрел на свою спутницу, но ничего не говорил. И только ночью, когда они вернулись в квартирку Риты и легли в постель, Абраксас, наконец, сказал: — Послушай, Рита. Мне нужна твоя помощь. Я бы не обратился к тебе, но здесь, кажется, кроме тебя, справиться никто не сможет. Заплачу щедро, ты меня знаешь. — Что такое? — сонно отозвалась Рита. — Мне нужно раздобыть что-нибудь, компрометирующее Барти Крауча. — Ты все-таки собираешься его свалить? — Там видно будет. Мне завещали и отец, и дед, и прадед — что с власть предержащими нужно разговаривать, имея в рукаве какой-нибудь козырь, — полушутя-полусерьезно объяснил Абраксас. — Как бы то ни было, сейчас Барти стремительно идет в гору. А у меня на него ничего нет. Мои люди пытались выяснить подноготную Крауча, я узнал массу подробностей его личной жизни, но… никакого криминала они не нашли. Не за что зацепиться. Взяток он не берет, любовницы не имеет, внебрачных детей тоже… С мальчиками он не балуется… И в бордель не ходит — брезгует. Не играет, практически не пьет, веселящих зелий не употребляет. Даже кредитов никогда в жизни не брал. Но что-то за ним должно быть. — Уж не хочешь ли ты, чтобы я соблазнила Крауча? — у Риты от изумления даже сон прошел. — Нет, — рассмеялся Абраксас. — Свою женщину я делить не буду ни с кем, даже ради дела. Потом, желательно, чтобы компромат был более серьезным, чем наличие в жизни Барти другой женщины… или даже мужчины, не суть важно. Потому что супружеская измена только огорчит его жену — а Джози моя кузина, и причинять ей боль я не хочу, — но вряд ли заставит его уйти в отставку или сменить курс. — А как же я буду собирать компромат? — Твоя анимагическая форма идеально подходит. И ты храбрая девочка. Убить он тебя не убьет. Если что — я тебя вытащу, обещаю. Кстати, хочешь — завтра же пойдем в Визенгамот? Мне надо судью Лестрейнджа повидать, а потом я его попрошу, и он проведет нас в архив, где хранятся все судебные дела за последние триста лет, с самого принятия Статута. И ты посмотришь дело Персиваля Дамблдора, заодно и дело Аберфорта глянь — оно забавное, а в газеты подробности не попали… Правда, про Персиваля ты ничего интересного там не найдешь, я эти документы видел. Все так и было — он не сказал, почему напал на тех магглов. Молчал, когда его спрашивали. А надо полагать, было за что. — Правда, Аб? Ты поможешь мне пройти в архив? — Конечно. А еще… Энид Смик (4) до сих пор жива и даже в своем уме, недавно мне кто-то про нее говорил. Она в Годриковой Лощине живет, и братьев Дамблдор мальчишками должна помнить. И, кстати, сейчас только вспомнил… Я часто езжу по делам на Гебриды, а там драконий питомник. Так вот, я неплохо знаком с Айвором Диллонсби (5). Тебе это имя вряд ли известно, однако он мог бы кое-что рассказать о том, как именно Дамблдор открыл способы использования крови дракона. Я поговорю с ним, и тогда ты сможешь с ним встретиться. Очень он на Дамблдора зол, — Малфой засмеялся. — Как видишь, я готов тебе помочь, помоги мне и ты. — Ой, Аб… Я согласна! — Я знал, что ты умница, — Абраксас поцеловал Риту в нос. — И ты об этом не пожалеешь.