***
Утро. Легкий туман цвета парного молока витал над мокрым серым асфальтом, так сильно выделяясь на его фоне. Солнце только-только вышло из-за клубных облаков и начинало ярко светить над сонным сентябрьским Петербургом. В такую рань голосят только петухи. Стоит говорить, кто еще проснулся? На экране телевизора мелькает реклама какого-то фильма и сразу же за ним приевшийся логотип первого канала. Юра, лежа на синем диване, безразборно тыкает на серые кнопки на пульте и устало смотрит на меняющееся изображение. Где-то поодаль от себя он слышит такой наигранный вздох, на который сначала не обращает внимания. Затем еще и еще с уже нарастающим усилием. Юрий вздохнул с таким же фальшивым сожалением, передразнивая. Наконец он не выдержал и грубо, почти нападая, спросил: — Да что? Что? Что тебе надо от меня?! Заебал задыхаться! Кажется, улыбка последней мразоты на лице Виктора сияла ярче, чем любой уличный фонарь или даже фар от машин. Только сам он называл это «настоящей радостью». — Ю-юрочка, — промямлил он своим слащавым скрипучим голосом и сделал вид, что впервые слышит его вопрос. — Ты действительно хочешь уз… — Да-да. Хочу. Иначе ты не отстанешь от меня со своими вздохами, будто это тебя натягивали на два хуя. Виктор не спеша делает один шаг, потом другой, отходя от кухонного стола. Руки касаются синих подушек, что служат в дополнение грядушки, и, проводя по ним рукой, обходя диван слева, садится. — Ты своей жопой ноги мне раздавишь, — злится Юра и пихает его ногой в плечо. — Ну че ты лыбишься? — Давай, как люди, закатим свадьбу с караоке, с гостями, с тамадой… — И че? Зачем это надо? — беспардонно перебивает его юноша и, сложив ноги на плечо Виктора, нагло пялился в телевизор, где крутилась какая-то программа про кулинарию. — Ну, — Виктор задумчиво приставил указательный палец к губам и сощурил глаза, — это будет весело. А еще так принято. — Не, бля, — Юра пихнул его ногой еще раз, — у нас принято и в подъездах ссать. Так дешевле выйдет и заманчивей! — он сложил руки на груди и поерзал по подушке. — Очередная прихоть, нехер делать. — Это не прихоть! — мужчина хватает худую стопу и тянет на себя, заставляя Юрия съехать вниз по подушке, провезя по ней и без того растрепанными волосами. — Так все делают. Только ЗАГС у нас был чуть раньше. Но хочется же и ленточки на машину привязать, и фотографии со свадьбы лет через десять просмотреть. — Ты надеешься дожить до этой минуты ностальгии? — Эй! Вот сам видишь, что я уже старый. Давай устроим свадьбу? Ну, пожалуйста! — Спрашивай у Кацудона, в конце-концов. — он отмахивается и демонстративно продолжает переключать каналы, делая вид, что ему абсолютно по барабану. Его внутренне утреннее умиротворение в очередной раз разрушено благодаря Виктору. — Он сказал, что согласен! Он, что, зря русский учил? Юра поджал губы, демонстрируя свое недовольство в многочисленный раз, и, цыкнув, вновь отвернулся к экрану телевизора. — Спасиб... — Но учти! — Юра подрывался с места, заехав ногой Виктору по подбородку, как бы намекая, что пора закрыть хлебальник. — Торт первым буду есть я. Ни ты, ни Юри, ни даже твоя псина. Я. Усек? — он сложил руки на груди и поровней уселся на диване. Держась за подбородок, Виктор махнул головой в знак согласия, и на его чуть перекошенном лице засияла дотошная детская улыбка, от которой хотелось заехать ему по лицу снова. Самое время доставать телефон и отменять заказ на трехэтажный торт с клубникой и прочими ягодами. Ставить одного из женихов перед фактом о свадьбе буквально за четыре дня — сильное заявление, которое проверять лучше не стоит. Но не для Никифорова, который готов жопу розочкой вывернуть за ради себя и своих желаний. Именно поэтому зал в стиле ампир в одном из петербуржских ресторанов был заказан на субботу на двенадцать. Все как у людей не получится априори, потому что, где это видано, чтоб на свадьбу закупались именным шампанским, что было представлено в далеком 2016 году в почесть знаменитым фигуристам. Как это справлять торжество в одном из престижных заведений города и заявлять, что вы просто посидели за полтора миллиона рублей, попиздели за штампы в паспорте, которые все равно ничего не стоят в нашей стране? Гулять, так гулять! В то время, как Виктор спросонья пытался заварить себе кофе и обработать Юру на счет ненужного праздника, Юри, что еще не мог привыкнуть к другому часовому поясу что-то кому-то писал, тем самым поднимая на ноги всех в этом доме. Это приглашение на свадьбу, как ни странно. Уж кого точно Юра бы не стерпел на без того хуевой свадьбе, так это родители Кацуки, которые припрутся, начнут свою шарманку про то, какой их сын молодец, весь в Виктора, да и вообще золотыми слитками срет, а сам то сынок, ну, разве что гвоздь в стену вбить сможет, промахнется, да шандарахнет по пальцам. Почувствуй семейную жизнь, терпи свекра и свекровь еще двадцать лет. По подсчетам Юри и Виктора должно быть чуть меньше тридцати людей. По подсчетам Юры на свадьбу надо положить хуй, но вместо этого они купили белые свадебные цветы, чтоб выйти из лимузина под песню Аллегровой. Что — что, а замашки у Виктора были все равно старперские. Как же все задрачивались над букетом, который положено кидать невесте. Только невесты нет. Тогда то Юра все же отхлестал Виктора цветами, только жаль, что не розами, а ромашками. Как вообще эти трое дожили до субботы — известно только Аллаху и то не факт. В пять утра уже на ногах. Все распланировано от и до, прямиком до самых малейших деталей: кто где стоит, какие цветы будут на лимузине, и нужны ли вообще ленточки на капоте. На фоне играла тихая умиротворенная музыка, все трое сидели молча с совершенно разными ожиданиями и мыслями о предстоящем. Юри вообще не имел представления, как все будет, как проходят свадьбы по-русски, потому что Юра и Виктор рассказывали совершенно противоположные вещи. Виктор постоянно говорил, что это просто прекрасно и волшебно, придаваясь воспоминаниям, как он в семь лет был на свадьбе тетки двоюродной сестры матери и после остался под таким впечатлением, что грезил мечтами всю жизнь, чтобы у него было так же. Юра же напротив говорил, что свадьбы, когда дохрена родственников и тамада, ужасны и, обычно, ничем хорошим не кончаются, и, вообще, соглашается на пышную свадьбу в лакшери-ресторане только из-за торта и из-за того, что они этого очень сильно хотят. Плисецкий растекся по сиденью между Юри и Виктором. Один нежно голубой цветок начал вылезать из его прически, и это раздражало. От осознания, что спустя считанные минуты его в таком виде увидит дедушка, хотелось спрятаться куда подальше или прямо сейчас заорать «Свадьбы не будет!», прямо как Шурик из «Кавказской пленницы». — Все в порядке? — тихо поинтересовался Юри, на что Юрка не выдержал и совсем раскрасневшись, уткнулся к нему в плечо, словно девственная дева из средневековья, которую впервые взял мужчина за руку. — Коть, не надо, сейчас всю прическу испортишь, я над ней очень старался, поэтому случиться этому не позволю, — приглаживая блондинистые волосы Плисецкого и заправляя цветок обратно, сказал Виктор. — Виктор прав. Мы уже скоро подъедем, а ты лохматый. — Вы же знаете, что я особо не люблю такое... — буркнул Юра запыхтев, насупившись, ожидая, когда его хлипкую прическу в стиле, аки невеста, подправят. Он еле сдержал желание вскочить и кричать, тряся своих женихов за грудки: «Вы серьезно, блять?! Как скоро?!» — Не надо так говорить, тебе очень идет, — ответил Никифоров. Он сам грезил мечтами, что красиво заплетет себе волосы на свадьбу, когда они еще были длинными, но теперь только любовался своей кропотливой работой на Юриной голове. Лимузин остановился. Виктор взял Кацуки за руку, от предвкушения праздника, который он организовал самолично, и уже мечтал получать похвалу за то, как все хорошо устроил. Юри улыбнулся, поправив очки, пока Юра пытался убрать свой румянец силой мысли куда подальше. Машина останавливается рядом с каким-то местом, где было множество пожелтевших деревьев. Юра беспокойно покрутил головой, пытаясь разобрать, где они. Виктор же ехидно лыбился и радовался тому, что это он все так невъебенно-охуенно придумал, что они приперлись в Таврический сад на фотоссесию. Дверь открывается; люди, что, очевидно, приехали туда раньше, начинают свистеть и аплодировать. Ударяясь головой о потолок лимузина, Плисецкий еле выполз из салона, роняя букет на асфальт, быстренько поднял его и сделал вид, что так тоже было задумано по плану Никифорова. Юра глазами искал в толпе дедушку и надеется, что тот все-таки решил приехать на свадьбу. Николай явно был не доволен выбором своего внука, но что ж теперь. Он стоял почти в конце всей толпы старых знакомых фигуристов, рядом с Яковом и Лилией. У Юрки что-то екнуло внутри, пробежалось дрожью по направлению от копчика до шеи. Он выдохнул и только хотел заулыбаться, чтоб порадовать дедушку своим светлым видом, как по его плечу хлопнули и толкнули аккуратно вперед так, что он сам чуть не упал. — Ну что? Наконец-то, да?! — заорал Виктор в эту вопящую толпу и вновь получил кучу возгласов. С какой же живостью все шли фотографироваться к статуе Есенина. Юре захотелось повеситься прямо там, у памятника. Виктор же был непреклонен. Ведь что? Зря старался? Все как у людей нормальных должно же быть, и плевать на то, что их трое, и они все мужчины, и даже плевать на то, что брак они заключали в Австралии, а не абы где. Юри рад был всему, потому что происходящее казалось новым, хоть и немного странным, но культуру своих мужей ему хотелось знать ближе, поэтому Кацуки ко всему относился с изучающим интересом. И даже Юрино бесконечное теребление букета в руках и незаметное Виктору обгладывание лепестков с него, казалось Юри забавным. Однако это казалось таковым, пока в суматохе они Юрку не проебали, благодаря увлеченному рассказу Виктора о том, какой он молодец все по плану составил: где делать фотографии, как их делать, кто на них будет и то, что он даже нанял фотографа для этого. — Женщина, у вас не будет сигаретки? — обращается к Миле какой-то алкаш из под лавочки, отвлекая от прослушивания невъебенной истории подготовки к свадьбе. — Давайте познакомимся. Такой ангелок не должен один летать. Сразу видно, Петербург — культурный город. Тут даже пьяницы общаются с дамами, как на приеме у Екатерины первой. Хотя, чего далеко ходить, Виктор тоже подбирает умело эпитеты. Бабичева отпихивает его ногой, когда тот хватает ее за ногу. Она визжит и кричит, чтоб ей помогли. Запугивая, как бездомного пса, Отабек шикает на алкаша, вырывает из цепких лап Милу и вновь спешит в толпу людей, снимать с кого-то голубя, что норовит обосрать пиджак. Юра тем временем преспокойно себе покуривал у клумб, мирно наблюдая за тем, как пчелки суетились меж петуний, и мечтал о том, чтобы происходящее поскорее закончилось. Но на самом деле все только начиналось, и Плисецкий это понял, когда громко послышалось Викторово: — Где мой котенок?! — Виктор, успокойся, он курит в двух метрах от тебя, – это уже был Юри. — Малыш, выкидывай сигарету и иди сюда! Это все серьезные вещи! — вырывая из рук охуевшего Юры, недокуренную сижку, гневно произнес Никифоров. — У нас все расписано по времени, а тебя еще с букетом даже не сфотографировали. — Что?! — Юрио, пожалуйста, пофотографируйся хотя бы ради нас, — предчувствуя эмоциональный взрыв со стороны, взяв за руку Юру сказал Кацуки. Он просто сам не знал что за трэш его ждет впереди. А он начался практически сразу, как только началась их свадебная фотосессия. Чего стоили фотографии, где Юри сказали типо держать на ладошке Виктора, который позировал, встав на скамью, или когда тот хотел поднять Юру для «романтичного» снимка, но, чуть не уронив его, согнулся в три погибели, получив в свой адрес очередное «Старый же ты хрен!». Асфальт начали заливать шампанским, когда выпивали за здоровье молодых и разливали одну бутылку на десять стаканов. Под крик «Горько!» Виктор и Юри целуют по очереди ошарашенного Юру, потом друг друга и вновь выпивают до дна. В ресторан приехали на полчаса позже, потому что Витенька сказал: — А давайте сфоткаемся у воды! — Виктор, не трогай Криспино! Нет! Ух… Пришлось доставать его из водоема и искать полотенца, пока все это фотографировала Сара, чтоб предъявить брату в случае чего. Заморочек с ЗАГСом не было, а значит и драк пока тоже. В ресторане эту толпу встретили два официанта, что были назначены на обслуживание столов. Пока все только рассаживаются, Юра успевает получить поздравления от деда и личный конверт с деньгами. Плисецкий всячески пытался отказаться от этого подарка ради приличия, но выходило это безуспешно. На столе, где сидели Николай, Яков и Лилия, красовалась табличка «Сторона невесты», которую Юра сразу же заметил, разорвал на несколько кусочков, пока никто не увидел надпись. Свадьба началась скучно, по мнению Юры. Семейство Кацуки не только сами прилетели в Россию на свадьбу своего сына, но и притащили всех ближайших чертей из своего омута. Поэтому близняшки Нишигори все время подрывались начать снимать торжество, но раньше Виктора это сделать никто не мог. Разве, что Фичит, который уже минут пятнадцать вел прямой эфир в Инстаграме. Тамада, какой-то левый хер, уже начал приставать с конкурсами и прочим дерьмом, что обычно бывает. Если бы гости не были из разных стран, читали бы и поздравительные стихи с открыток, и мультиварку бы подарили. — Ну, и чтоб жили счастливо, и поднимались на пьедесталы! — Мишель все никак не мог договорить свой тост, правильно подбирая слова. — Ох… чтоб два влезло, если вы поняли, о чем я, — перебил его Сынгиль и опрокинул в себя стопку водки. Сказать, что все охуели, значит ничего не сказать. — Он умеет говорить? — тихо прошептал Крис Виктору на ухо, накалывая огурец на вилку. Зачем-то на друзьях женихов нацеплены ленты «Свидетель». Чтоб видно было, кто проводит до спальни пьяных женихов? Зачем все эти люди, которые ни «бе», ни «ме», ни «кукареку» по-русски? Но, кажется, тамада справляется и на ломанном английском, выученном на тройку в какой-нибудь деревенской школе в девять классов. Скучно и вовсе не весело слушать нудные песни на фоне, терпеть странные поцелуи «для всех» при крике «Горько! Раз. Два!», смотреть на гостей и не понимать, для чего они пришли сюда? Рады за коллег или пожрать пришли на халяву? В мнении того, что вся эта затея — сплошь хуйня, с Юрой был схож Жан, что сидел в затемненной стороне и тихо недоумевал, как такое возможно. — А как они будут ебаться? Неужели… — Я знаю как, но не скажу, Жан, — тихо отвечает ему Отабек, поправляя съехавшую ленту и потянувшись за салатом на середину стола. Трезвые люди — неинтересные люди. Поэтому Юра в свое удовольствие выпивает сначала один бокальчик именного шампанского, затем второй, третий, полирует все это водочкой с соседнего стола, стащенной во время одного тоста, и закусывает оливье. — Коть, хватит, — тихонько пытается одернуть его Виктор. Невнятно промычав в ответ, Плисецкий наливает себе еще, и в его голову приходит гениальная мысль. Пока на фоне играет Темникова, Юра встает из-за стола, о что-то говорит диджею и музыка затихает. — Вить, что он удумал? — тихо интересуется Юри, наклонившись ближе к уху Виктора. — Похоже, что он маленечко перебрал. Если он собрался петь… На экране огромного телевизора высвечиваются белые буквы, пробка от шампанского летит в потолок, телефон Фичита наготове. Музыка начинается, Юра говорит, что щас как споёт и тянет время до перепева, абсолютно не стесняясь в выражениях, забыв, что в зале его дедушка. Он начинает мямлить какие-то слова, приговаривая пьяным языком: — Ща-ща-ща. Владимирский централ, ветер северный. Пока приглашённые гости непонятливо смотрят на шатающегося Юрия, закрывая лицо рукой и смотря сквозь пальцы, за своим столом сидит Виктор и ничего не понимает. Родители Кацуки перешептываются о том, что их сын точно себя так вести не будет. Пока что это очень неловкая сцена, но не для Плисецкого. Не очко обычно губит, а к одиннадцати туз. Задушевная песня, подходя под конец, заставляет некоторых накатить одну рюмашку водочки, закусив при том листьями салата. Поднимаясь с места, к центру зала вышел Гоша под общие аплодисменты. — Щас я тебя сделаю, малыш, — на полном серьезе говорит он и подходит к диджею. Что-то пошло явно не так, как представлял себе Виктор. Георгий, что поёт мало половин, многого стоит, учитывая, что он ещё немного выпил. Мила, под стать словам, на пару с Сарой скрещивают, то разводят руки, Лилия, как настоящая светская львица, негодует, как такой эстетически хороший праздник превратился в сборник шансона и неотъемлемой Бузовой. — Они хотели поставить под это программу, — шепотом говорит Яков Николаю и опрокидывает в себя коньяк. Мало половин, я открываю мир других мужчин. И Юра в истерике бьет кулаком по столу и ржёт. Тамада, осмелев, начинает приставать к людям с конкурсами. Пока Попович допевает песню, этот мужик выводит в середину зала фигуристов, после отбирает микрофон и начинает. — Ваша задача, господа, на скорость выпить содержимое этих бутылок. Не боимся, пьём и радуемся! Крышки от бутылок с мартини летят на пол, минус Бузовой доигрывает до конца, а обиженный Гоша о чём-то упорно спорит с Юрой. На телефоне засекают таймер и четыре иностранца опрокидывают бутылки вверх. Это как соревнования в фигурном; главное — устоять на ногах и не проиграть сопернику. Жан до сих пор сидит в недоумении, ковыряя салат вилкой и слушая Изабеллу о том, что Джей-Джей стайл должен был победить в этой схватке титанов-алкашей. Перед глазами Леруа слишком много формул и расчетов, как у Шерлока, он весь в мыслях о том, как эти трое будут сегодня ночью ебаться. То ли кому-то всунут два хуя в жопу под определенным углом, то ли по очереди, как в канадском порно с бдсм практиками на людях. Специально для него Юра может записать подробную программу разбора того, как принимать в себя два члена и не изойтись говном с этого, главное — хорошо попросить. Сохраняя трезвый вид, Отабек мечется из одного конца зала в другой. То к мужику, отвечающего за музыку, то к японским гостям разъяснять хотя бы по-английски, почему люди в центре на скорость пытаются выжрать несколько бутылок. Среди четырёх человек без любого стыда стоит Крис и притупляет до дна бутылку первым. Каким-то образом он вспоминает все русские слова, что слышал по молодости у Виктора. Ему вручают ручку в качестве приза и отправляют на место. Никифоров осознаёт, что сейчас свадьба свернёт с намеченного пути, и он должен взять все в свои руки, но Юри говорит, что так хотя бы счастлив Юра. И Виктор опустошает фужер с шампанским. Начали за упокой, ну, а сейчас за здравие. В зале под потолком крутился светодиодный диско шар, и только что разбили первую бутылку. Дорогущий коньяк льётся на пол со стола, пока пьяный Юра пытается собрать осколки. В помещение врываются официанты и отстраняются его от этой заботы. — Аксель, снимай скорей! — кричит кто-то из близняшек. И девочка тянется за телефоном, пока Юко не перехватывает его. Девочкам здесь делать больше нечего, потому что Крис уже снял с себя рубашку и нашёл столб, что очень напоминает пилон стриптизера. Потихоньку свадьба набирает обороты, когда детей уводят из зала. Гости уже опустили деньги в картонный торт и ждут настоящего. Особенно Юра, который, наверное, проел этим мозг Юри. Становится вовсе весело после фразы тамады: — Зубочистка, господа!***
— Я попрошу, аккуратнее, господа! Зубочистка маленькая! — орал в микрофон своим скрипучим басом тамада. Под аплодисменты в зюзю ужратых барышень, зубочистка ломается пополам и продолжает передаваться по кругу, как шлюха с Ленинградки на день рождения сына депутата. — Жоп-Жоп, ну хули ты стоишь?! Рот открой! — кричал Юрий, сложив ноги на стол, с фужером именного шампанского в руках. — Че ты как девственница ломаешься?! Из памяти абсолютно стирается тот момент, когда разбивается ещё одна бутылка об голову Сынгился со словами: — Ну, смотрите, хуле! Виктор даже упустил тот момент, когда он допивал бутылку коньяка и развязывал свой галстук. На спор с тамадой и мужиками он двадцать минут ходил в туфлях Милы на тонком каблуке, растаптывая их своим сорок вторым. У Юры не осталось и сомнений, что платье нужно было купить именно Вите, потому что он больше смахивает на трансвестита, хоть на Евровидение отправляй. Зубочистка доходит и до Фичита, что дрожащими руками он уже не мог держать телефон, и множество его фанатов, количество которых на трансляции только росло, думали, что русские что-то да сделали с ним в пьяном угаре. Ты не попал в хит парад моих мыслей. И разбухшая от слюней зубочистка идёт на третий круг. Ее так никто и не уронил. Жан противится ещё раз брать ее в зубы, но Крис берёт его за щеки, насильно заставляет. Бедный Леруа ещё недостаточно пьяный, чтоб сосаться с мужиками, о каком порно «Юрио продакшен» может идти речь? Милу охватывает грусть, что даже мужики сосутся на ее глазах, да и вообще, она сидит на свадьбе сразу троих людей, а ее… А ее возносят до ангелов алкаши из-под лавочки в парке. И она беспородно наливает себе коньяк в рюмку, оценивает объём, и хлещет из горла бутылки, оставив маленькую стопку в нетронутом виде поодаль от тарелки. Когда уже сам тамада не выдерживает конкурс зубочисткой, он раздаёт всем штрафные рюмки с мартини, в счёт награды, и из клетчатой сумки под столом достаёт воздушные шарики. Он просит их надуть, но, будучи распиздяем, Виктор отпускает один, и он летит в чей-то фужер, что падает на стол, и по принципу домино дорогущая, ещё закрытая бутылка шампанского разлетается в ебеня об пол. — На счастье. Не отвлекаемся! Суть конкурса проста, как тулуп. Привязываем шарик к поясу, вот так, — тамада привязывает на ниточке шарик к поясу случайно затесавшегося Отабека, — и пытаемся его лопнуть. И так меняемся. Кто больше лопнет — получит абонемент в спа-салон! Какие хорошие призы, хоть сам участвуй! Подперев голову рукой, Яков и Николай активно чокались и пили за здоровье Юры, потому что именно ему придётся терпеть двух инфантильных распиздяев, которые имя псу нормально придумать не способны, не то, что вести семью из трёх человек. — За молодых… — Не чокаясь, — кивнув головой друг другу, они залпом опустошили рюмки и поставили на стол с такой силой, что тарелка с колбасой чуть подпрыгнула. Барановская, дергая от злости своим острым и длинным носом, поглядывала на растрепанного Юру, что вытащил один цветок из своей головы и занюхал им очередной шот коньяка, критиковала его манеры. Хотя о каких манерах тут рассуждать, если он разулся ещё пять песен назад и босыми ногами хреначил по кафелю. Когда к Алтыну подходит Крис, в попытке лопнуть шарик, Отабек молебно просит этого не делать, потому что он не сможет объяснить Леруа, который готов вырывать из головы волосы, эти странные трахательные движения уже на свадьбе и не с тремя женихами. Кажется, Юра готов обоссаться от смеха, но вместо этого он выбирает песню для караоке, ему некогда. Юри, положив голову на стол, еле терпит позабытые давно чувства рвотного позыва и притупляет их сначала минералкой на одну вторую бокала, смешанной с яблочным соком, а потом и вовсе персиковым на одну четвертую в смеси с водкой. И пока его мама втирает другим гостям, что ее сын — ебучий кусок золота в этом болоте дерьма, этот пьяный невъебенно дорогой слиток на спор с Фичитом рвёт пуговицы на рубашке и залазает на стол с кремовой скатертью прямо в ботинках. Под свист барышень он кричит что-то с акцентом, типа: — Смарите, ребят! — и прыгает Сынгилю на плечи, играя в ролевые игры с конем и наездником. Под звук лопающихся воздушных шаров, тамада ржёт в микрофон, сам опрокидывает сок с водочкой и объявляет денс-баттл. Танцевать под Стаса Михайлова лучше, конечно, женщинам, но Мишель об этом не задумывался. Множество привязанных шаров к поясу заставили Отабека таки почувствовать все рассказы Юры в красках на личном примере. Под Михайлова выходит и батя Юри. Хироко как только можно на пару с Минако пытаются удержать его на месте, но душу тянет оторваться под стать сыну. Спизданутая под шумок у Милы помада, красуется на губах Виктора и щеке Юры. Пока отец Юри отплясывал свои годы в денс-баттле с Мишелем, Никифоров под очередной счёт зацелововал своего котенка от и до. Для красоты происходящего не хватало Якова с баяном в руках, советских песен от Николая-соловья и танца от Лилии-примы балерины. Все для тебя рассветы и туманы начинаются с нежилого выебона вправо потом влево, и вот-вот Тошия упадёт волной на пол, тем самым разъебав Криспино в полнейший аут. Ох уж эти бухие японцы, куда там нам, русским, что выжирают бутылку за семь ноль семь секунд, а потом ныряют щучками с лестниц или лезут в окна играть в руферов и паркурщиков. Обычно, после Стаса, в пляс пускаются женщины на полную катушку, особенно, если они пьяны хуже, чем сам Виктор Никифоров, что измазюкан в красной помаде. Бабичева ковыляет к барной стойке, неподалёку от диджея, и садится охмурять молодого бармена. Не удивительно, что на такой свадьбе бармен окажется геем на горе ей. На стойку, сложив прежде на нее руки, Мила кладет и голову. Она не считала, сколько бокалов вина она выжрала за последний час, но точно больше пяти, и сейчас самое время вспомнить, что за сегодняшний день знаки внимания ей уделял лишь тот алкаш у памятника и то, чтоб зажигалку попросить. Диджей, что стоял за пультом управления, как жопой чувствовал, что пора включать Славу. Больно все равно. Красная шаль, что гармонировала с ее изумрудным платьем, крутится над головой Милы, а после, где-то на припеве, летит на стол, попадая в один из многочисленных салатов. Я не чувствую сердца. Чуть ли не рыдая в голос, она отбирает у Юрия бутылку шампанского и сама пьет из горла, пропуская мимо ушей всю ту грязь, что сказана в ее адрес. — Э-э, мадама, епт, — икая, еле поворачивая язык, возмущается Плисецкий и хлопает ладонью по столу, случайно сдвигая его с места, — ты берега не попутала? Отдай! Одной рукой хватаясь за бутылку, другой — за Милин лоб, Юра пытается отпихнуть присосавшуюся девушку, и ненароком стеклянным горлышком бутылки врезает ей по зубам и верхней губе. Не чувствуя угрызения совести, он тянет бутылку к себе, но Бабичева пихает его в живот, и стекляшка летит на пол. Официанты уже боятся появляться в зале, но это — их работа. И вновь с совком и веником они заявляются в дверях. Пол липнет так сильно, что даже если наступить в собачье ссанье так не приклеишься. Но на это не особо кого-то смущает. Юра и Мила опечалено смотрят на то, как уносят сколы той бутылки, вздыхают и начинают обвинять друг друга. Ещё чуть-чуть, и люди увидят махач между представителем мужского одиночного и женского. Кто-что, а дерутся люди с идеальной растяжкой — в любом месте, от шпагата до жопы — так же криво, как и все. Девушка хватает Плисецкого за растрепанные волосы и пытается то ли вырвать их, то ли ебнуть головой об стол. Такими темпами, скорей, ей самой вырвет волосы Виктор, потому что он потратил три блядских часа на эти косы и цветы, что завяли от перегара в зале в несколько секунд. Хорошенько оттолкнув ее, Юра выходит сомнительным победителем из драки и подходит, шатаясь, к одному из столов, забирает бутылку мартини и пытается открыть. Это удаётся, но не с первого раза, а бить ещё одну об пол и слизывать мешает лишь и без того огромное количество алкоголя на полу. Вдруг вкусы смешаются в один и это будет лучше, чем ред бул в помеси с пойлом за сто рублей. Хлопая в ладоши, он подходит к центру с музыкой, просит поставить что-нибудь из новенького. Танцы под фонарём и все проблемы выебанных от лопанья шаров об жопы фигуристов заканчиваются. Гоша опять кричит о том, чтоб ему отдали микрофон, и тогда он исполнит Элджея на бис. Этот факт спешит оспорить Виктор и ввязывается с ним в дискуссию о том, кто лучше споёт новенький репчик-хуепчик от спермоглаза и его друга моряка с трубкой. С караоке начали да так и продолжили. Несчастная злая и пьяная королева с ярым перегаром против недо-дрэг квин в растоптанных туфлях и с размазанной красной помадой. В этом зале не хватало ещё розового вина, и тогда точно все пидорки и маленькие девочки из пабликов с цитатами в радиусе одного километра превратили бы улицы Питера в улицы Венеции своим сквиртом после прослушивания новомодного дерьма в исполнении двух слащавых старых мальчиков. Пока половину зала качало не только от пьянки, но и от бита, мамка Юри все ещё сидела в тонущем ахуе и не понимала, как золотом срущий сын позволяет себе стриптиз на белой колоне, служащей пилоном. Бедный Жан-Жак все ещё негодует, почему люди ебались через воздушные шарики с восторженными криками. Языковой барьер стерся несколько разъебанных вещей назад. Поэтому, на ломанном русском, Крис объяснял диджею, что лучше поставить ещё раз Лободу или Лазарева, но в итоге играет Эндшпиль со своим тамадой, и мужик, что вёл свадьбу, тоже пускается в неистовое дрыгаенье под меняющийся свет диско шара. Дай мне слово, ведь я тамада. Фичит из-под стола снимает это разноголосое караоке. Вдруг раздаётся недовольный крик Милы. — А букет ты будешь бросать?! Минус музыки продолжает хреначить так, что стекла дребезжат, а тюль, на котором хотел ещё днём повесится Юра, вот-вот отвалится. Плисецкий поднимается с места, от балды кидает потрёпанный ещё в Таврическом парке букет и, расталкивая гостей, пробирается к столу с закуской. Цветы приделают в жаренную курицу на тарелке Алтына, и Леруа уже решается выпить рюмочку, вторую под успокаивающий вой Изабеллы. Только русская поли-триада заставила короля льда так загоняться по поводу проникновения чужих хуев в чужую жопу. Он так над программой не думает, как над тем, что испытывает Юра, когда на его бёдра надавливают мужские крепкие руки, аккуратно усаживая на член. Жан, ебанный ты суслик, зачем? Замарав ленту свидетеля в жирных пятнах, Отабек затирает их рукавом, подхватывает букет и тянет Бабичевой. — Надеюсь, так тоже считается. — Лает и кусает, потому что ее никто не раздевает, — в перерыве между композициями говорит Юра в сторону Милы и начинает ржать, как лошадь. Пока Сара пытается успокоить ноющую пьяную подругу, бравый богатырь, Гоша Попович, несётся защищать честь своей тайной любви. На деле, всем же до хуя космоса все равно, о ком он там ночью мечтает; о мире новых мужчин, как Бузова, либо о Миле без изумрудного платья. — Слыш, шалава, если еще раз наедешь на Милу... — Георгий надвигался на Юру, но договорить так и не успел. — Блять! — истошный женский крик и бутылка дорого мартини разлетается в ебеня об голову и без того шокированного Леруа. После удара бутылкой по затылку у Жана возникли то ли позывы к праведному гневу, то ли временное помутнение. Из-за чего, заметив взволнованную и забившуюся в угол сего праздника Изабеллу просто озверел так, словно перебрызгался дезодорантом олд спейс и готов прямо сейчас снести на коне всех тут к хуям. — Кого ты тут шалавой назвал?! Я задушу тебя, тварь! — Юра крутит головой в поисках какого-нибудь средства для удушья, срывает ленту «свидетель» с Отабека и, закатав рукава по локоть, с криком накидывает ее на шею Гоши, что уже держит в руке розочку от бутылки мартини, разбитой об голову Леруа. Отабек хватает Юру за пиджак и тянет на себя, все время повторяя: — Это — статья, Юр! Это — статья! Замахиваясь еще раз, Плисецкий кулаком машинально разбивает нос Алтыну. Тот опрокидывает голову кверху, а Юра пятится назад, наступает ему на ноги и просто валит его с ног на липкий от шампанского пол. — Щас я им устрою праздник, — шмыгая носом и подтирая его рукавом, из-за стола встал Жан. — Нет, ты собрался ввязываться в сборище неадекватов?! А как же Джей-Джей стайл? — истерила Изабелла, хватая того за рубашку, пытаясь усадить на место разбушевавшегося фантомаса. — Да все равно. А ну сюда иди! — сказал хоть и на английском, но с явными русскими намерениями Леруа и вытерся в середину драки. Он попытался сначала разнять горе-жениха и злую королеву Георгия, потом применил немного силы, наступив на Отабека, а в конце они вместе растаскивали этих ужратых существ по разным углам. — Бек, держи этого засранца! — кричал канадец на другой конец помещения, держа Гошу за шиворот рубашки. — Не придуши его лентой, Жан! Что это вообще за битва за Бородино?! — А я говорил. Стой! — Леруа перехватывается за красную ленту и тянет на себя, ещё не осознавая, что так в скором времени он задушит Поповича. Тот кашляет и сам падает на пол, задевая рядом стоящий стул. Грохот, разнящийся по залу, моментально заставил наконец-то заткнуться дотошного тамаду, что развязал восторженные крики публики. Подобно курице, Мила носилась между Юрой и Гошей, периодически избивая то Отабека, то Жана своей сумкой за чрезмерно дерзкое обращение с ее мальчиками. — Баба! Сгинь! — размахивал руками Плисецкий, тут же почувствовав, что ноги уже не касаются земли. Кто-то слишком сильно сжал его за рёбра и поднял. Его хорошенько тряханули, будто белье посте стирки, и поставили на место в почти что трезвом виде. — Юр, ты совсем из ума выжил? — сжимая его за плечо, говорит Виктор. — Пошли. Пойдём. Он толкал Юру вперёд, ближе к их столу, напирал. Ему в лицо кричали матом и тоже пихались в ответ. Распсиховавшись в конец, Юрка сорвал один цветок вместе с клочком своих волос и кинув на пол, начал бить кулаками в грудь Никифорову, чтобы тот от него отстал. Если бы не Юри, в этом зале разъебали бы ещё одну бутылку, на сей раз об голову Виктора. Кацуки перехватывает из рук Юры шампанское, ловко ставит обратно на стол, и под скандирование одного слова Горько, целует его. В этой ситуации дураками остались все трое: ошарашенный Юрочка, полураздетый Юри и забытый всеми Виктор. — Четыре, пять… Недовольно хмыкнув, Никифоров решил не мешать обзору и сделал пару шагов в сторону, чуть не споткнувшись о почти дважды задушенного Поповича. Георгий отчаянно полз по полу, хватаясь за Милино платье, в попытке попросить прощения за свои пьяные выходки и оскорбления. Та была неприступна, пока он не начал ныть, хвататься за ее ноги и чуть ли не облизывать их. Гоша выглядел настолько жалко с обернутой шеей в красную ленту «свидетель», словно красным пидорским шарфиком и таким же красным и потным лицом. Мила все же сжалилась над ним, словно время остановила в этой суматохе, оре и бесконечном бешенстве, кружащем в идиотской музыке и тупых конкурсах. Она села на корточки, склонилась над ним, словно ива, над прудом. Попович обнял ее, прижался и, не сдержавшись, блеванул прямо на подол ее изумрудного платья. Мила тяжело вздохнула, почувствовав как горячая блевота стекает с ее колен на пол: судя по консистенции тут была сырная тарелка и немножко зеленого салатика. Плисецкого спровадили на место, насильно заставили сесть и продолжить жрать закуску в виде дорогого сыра с плесенью и копченой колбасы. Но Юра уже пол праздника конючил разрезать и сожрать торт первым. А пока он смотрит на то, как Мила босиком идет к туалету замывать платье и лежащего после асфиксии Гошу. Отабек носится, словно свадьбу организовывал он. С каменным ебалом он подливает мамке Юри водку в сок ещё раз, успевает успокоить Жана и Беллу, попутно объясняя, как ебутся в два хуя, случайно принимает участие в конкурсах от тамады. Но при этом всем он остаётся невозмутим как и всегда, прикладывая салфетки к разбитому носу. Друзья женихов, конечно, хорошие люди, но когда один бегает по залу, как нянька в детсаду, второй трется жопой об японцев, как о туалетную бумагу, а третий потихоньку выкладывает сторис в инстаграм, что люди думают, будто его там пытают или делают обрезания, судя по воплям и смеху — все приобретает иные краски. Пока караоке-баттл продолжается, Юра, точно слепой, ощупывает стол, натыкаясь на какую-то бутылку. Поболтав немного, он убедился, что содержимого более, чем достаточно сейчас, и хлещет сразу из горла. Насколько уже все проспиртовалось, что он не чувствует привкус горечи: только жжение и то чуть-чуть. В глазах плывет, и увидеть он может, ну, максимум вилку, если ляжет на стол. Голова пустая, мозг вынесли еще за несколько дней до, вялые движения. Последний раз так хорошо Юре было, когда он блядствовал со своими друзьями в подъезде, нахуярившись тогда смесью из «Виноградного дня» и ред була. Юра теряет равновесие и хватается за край стола, стягивая скатерть еще больше. На пол падает фужер и разлетается на множество маленьких осколков. Потупив взгляд на разбитый предмет, Плисецкий вздыхает и плюхается на рядом стоявший стул с белой обивкой. — Заебись, — еле выговаривает он и подпирает щеку рукой. Будто бы специально глаза цепляются за двух официантов, что под Лободу и крик тамады ввозят торт. Юрий моментально выпрямляется, потирает руки и уже готовится хотя бы понюхать его. — А вот и наш торт! Да-да-да, мы все знаем, как его ждал один из женихов! — по сравнению с этим мужиком-тамадой даже музыка Бузовой звучала бы лучше. Мало половин этого ебучего куска мастики, фруктов и еще какой-то херни. — Так, дамы и господа, попрошу заканчивать вашу битву титанов. На тамаду посмотрели так, словно стая шакалов готовится разодрать охотника со штык ножом. — Наконец... — Первый кусок за родительский стол! — ...то, блять! — недовольно рычит Плисецкий и собирается отрезать руку этому мужику да продать, как бы сказал Виктор, «дамам по пятьсот, друзьям — по тыще». — Но для начала, кто достоин разрезать торт первым? Конкурс! Суть проста, как смысл ваших песен, кто из вас, — тамада достаёт из-под своего стола два очень странных пояса со стаканами и болтающимися шарами от пин-понга, приклеенных ко дну. — Кто из женихов первым закинет шарик в стакан — тот и будет. В зале раздались аплодисменты и свисты, явно подбадривающие Виктора и Юри. Юра, не стесняясь, заржал в голос и демонстративно похлопал, намекая, что он зритель и не пойдёт в этом дерьме позориться. Где-то за вторым столом сидели Яков с Лилией и Юрин дедушка. Это были единственные более-менее трезвые здесь люди, помимо владельцев ресторана. К счастью, они не увидят этот шикарный бой за право первым разрезать для них торт. Сейчас они увлечены рассуждением, что в этом всем виновата власть, и при Сталине такой хуйни не было. Пачкая кремовую скатерть, Юра складывает ноги на стол, совсем как барин, берет в руки серебряную чайную ложечку и аккуратно поднимает ею с торта то всяческие украшения в виде лебедей, коньков из мастики белого цвета, то съедобные бусинки, пока тамада готовит гостей к продаже первого куска торта родительскому столу за сто рублей — по блату. Зажевав очередную фигурку с торта, Плисецкий ловит на себе чей-то взгляд. Лучше присмотревшись в чуть затемненный уголок зала, он сталкивается глазами с Отабеком, что поймал его с поличным за поедание главного десерта праздника. — Ччшшш, — шипит Юра, приставив палец к губам, совсем как Виктор, когда всегда. Алтын монотонно кивает головой и подпирая свой подбородок руками, поставил локти на стол. Медленно выпячивая губы вперед, Юра посылает ему воздушный поцелуй и возвращается к начатому делу. Его внимание отвлекают странные движение и почти что лошадиный смех. Стоило ему поднять голову, как перед глазами сцена активнее и интереснее, чем тогда в их групповухе. — Да вы так шарик затрахаете, нежели попадет в стакан! — сквозь слезы и ржач орет Плисецкий и надеется, что это снимают, ведь Виктор хотел лет через десять посмотреть на этот поистине важный день. То, что недалёко от него его мужья кое-как пытаются выебать и провертеть этот конкурс на хую, никак не останавливало Юрия угорать и подъедать украшения с задней части торта, где они, кстати, почти закончились после первых двух прикладов. Сколько бы Юрочка не подъебывал Никифорова за импотенцию, а конкурс выиграл Юри, назло родителям. Пока Кацуки брал в руки нож, Виктор подошел ко столу, с детским интересом справившая: — Юр, а че это? — он указал на голову, и Плисецкий хлопнул себя по макушке. Белая фата болталась прямо на соплях, держась за расплетенную косу. — Че за нахуй? Кто, блять!? Что, блять!? Мила! — Бабичева отомстила за Георгия, прицепив Юре на голову украденную из другого зала фату невесты в момент их свадьбы, когда Юрочка смотрел за экзотическим порно, а-ля «Русский и японец пьяные в храмину, пытаются справиться со скорострельностью, вытрахав шарик для пинг-понга во все щели в стакане» Законный кусок торта был наконец получен и съеден быстрее, чем падал Юри на гран-при в 2015. Последняя тема этого банкета, и в зале мигает синий свет. На экране телевизора появляется Киркоров в виде ебанного Фейса с факуличкой. Под общий гогот о предстоящей песне, выпиваются трое женихов, завершая этот баттл наилучшей песней. — Цвет настроения синий! — истошно орали в один микрофон молодожены. Разноцветные лучи от светодиодного диско шара в хаотичном порядке перемещались по стенам, полу, по всему помещению, вызывая сумасшедшую рябь в чуть потускневших глазах. К потолку летят лоскутья чей-то рубашки в синюю полосочку, а на люстре медленно покачиваются серые штаны, что были забыты там два конкурса назад. Об стол вновь расхуяривают шампанское, на сей раз именное “Виктор Никифоров”. Вместо слов в микрофон слышится четко «блять», и Виктор, сделав пол оборота вправо, толкает плечом Фичита, что роняет свой новенький телефон — еще без чехла, чтоб повыебываться маркой — в залитое шампанским оливье. Виктор выпячивает губы в бантик и, заикаясь, смеется, дергая плечами. Она так чувствует себя богиней Юри допевал сам, потому что Юра чувствовал себя блядской богиней с четвертью мартини внутри себя. Блондинистые волосы были похожи на замызганную швабру уборщицы магнита, галстук вот-вот развяжется, как язык Бабичевой после пятого бокала вина двадцатилетней выдержки. Сколько разбили за этот день бутылок лишь об чью-то голову? После четвертой в зал уже не заходили официанты, побаиваясь, что в них полетит очередная тарелка. — Ебани аксель, Крис! — кто-то перекрикивает без того шарашущюю музыку, и очередная пробка с бутылки летит в потолок, отрикошетив в салат с крабами. Джакометти уже не разбирает, кто что говорит ему. Видимо, те пять шотов коньяка были лишними для Криса. У него кружилась голова, но это его не останавливало самому вертеться и тереться своим задом в трусах от кельвин кляйн на толстом белом столбу, что, видимо, держал конструкцию ресторана. На экране белые буквы меняются на желтый, минус музыки чуть фальшивит, подходя под конец, а с потолка срывается одна из люстр. На ней все еще висят чьи-то серые штаны. Грохот эхом разносится по залу, и белые двери распахиваются перед двумя молодыми работниками ресторана. Пьяным людям с разрядом по фигурному катанию сложно что-то растолковать, ведь могут заехать по ебалу в красивом элегантном шпагате, не спросив даже статуса. Даже сейчас двое юношей молча осмотрели банкетный зал, что наполнен синим светом, кому-то позвонили и с еще тремя крепкими мужиками попытались вынести упавшую люстру, которая, кстати, не разбилась, но развалилась на несколько частей. К сожалению, брюки тоже забрали с собой. Отабек уже смирился с тем трэшем, что происходит вокруг него и просто устало сидел на диване недалеко от измотанного Жана. — Крис, — Виктор хлопает в ладоши, обращая на себя внимание, — брали меня, давай короночку. Джакометти мутным взглядом замечает прыгающую платиновую голову и кивает. Побелённый столб моментально обхватывают ногами и начинают кружится, ловко перепитая руками не соскальзывая. Никифоров готов спустить все бабки и продать в рабство местного бармена за ради этого трюка. Внутри мартини, а в руках мартини — Юра замечает восторженный пьяный флиртующий взгляд Виктора в сторону Криса и идёт разбираться, че за хуйня тут твориться, пока мужья поют безвинно в караоке, под стать самой бабе из монастыря. — Ты охуел? — слов не слышно из-за музыки, все орут, тамада снял футболку и, похоже, проститутку из соседнего зала. Владелец штанов так и не был найден, но, возможно, это штаны Сынгиля. Юра толкает Виктора в плечо, под эпический припев, получает в ответ пинок, и под проигрыш хреначит в лицо Никифорову верхним этажом торта, психует и хлопая стеклянной дверью, что сразу ведёт на улицу, уходит из ресторана. В зале нависает могильная тишина. Все смотрят на удаляющуюся фигуру в свете ночных фонарей, и из чьего-то телефона слышится: — Адрес, куда скорой то ехать? Убирая рукой с лица кремовый торт, Виктор стряхивает его на пол, Юри поправляет чудом уцелевшие очки после этого праздника, и тихое шепение шампанского приводит в ужас остепенившегося Леруа. Ой, да похуй, и в зале опять врубают «вай-фай» от Бузовой. Кацуки срывается с места почти моментально и вырезается в стеклянную дверь, потому что она открывается в другую сторону, на себя. Он выбегает на улицу и из стороны в сторону мотает головой, постоянно крича Юрино имя. — Не стой как истукан, иди по разводам в луже, — Виктор, шатаясь как ебанная неваляшка, выходит по стеночке из ресторана вслед за Юри. Внутри торжество ещё продолжается, и никто и ухом не чешет, что женихи куда-то слились. — Вперёд! Ой, как же мне плохо… — Зато тебе не было плохо, когда ты чуть ли в трусы к Крису не лез. — Мы будем сейчас выяснять отношения? — переходит на более грубый тон Никифоров и толкает Кацуки в плечо по направлению разводов от торта с красителями, прямо в лужу. Юра сидел на лавочке в парке, недалеко от того здания, где проходила свадьба, и докуривал запрятанную во внутренний карман пиджака сигарету. По его щекам текли слезы, внутри него все разрывалось, но не только от переизбытка эмоций и чувств, а еще от перебора с алкоголем и едой. Когда он сидел в спокойном положении и абсолютной тишине — ему хотелось блевануть прямо на асфальт, но лучше на лицо Виктора. Зачем жениться, а потом заглядываться на других мужиков? Зачем весь этот праздник, в виде сплошного позора и посмешища? Проще же было купить торт «Прагу», посидеть за чаем втроем дома да потискать кота за ухом. Для чего все это? Зачем публично всем объявлять, что они трахаются теперь официально? Или может из-за того ,что так же могут претендовать на имущество друг друга и посещать в больнице, если кто-то шею свернет? Поэтому надо наприглашать гостей, потратить денег больше, чем стоят их жизни, и вот так вот по-свински, вовсе не как Юри, поступить? Плисецкий шмыгает носом, вытирает нос рукавом и бросает окурок на землю. Он тлеет так же медленно, как и стекают слезы с его щек. Глаза, что безразборно оглядывают вокруг себя деревья и кусты, все больше и больше начинают тускнеть. Тот огонь в глазах, что был буквально минут пятнадцать назад под песню Киркорова просто, уже потух. Губы поджаты в точности, как у ребенка, и Юры начинается истерика, которую он так старается сдержать в себе и не разораться благим матом на пол улицы. — Юра! — Котя! Юрочка?! — Вить, закрой рот! — А ты не командуй мной! Юра, котенок мой! Ээ.. Наш! — наперебой кричат Виктор и Юри, пытаясь найти в этой темноте растрепанное пьяное существо. Юра отворачивается в другую сторону, надеясь, что эти двое по пьяни примут его за статую, но радость в перемешку с испугом движет Юри прямиком по направлению к расстроенному Плисецкому. — Боже мой, Юрочка! — Кацуки не сразу замечает следы от слез на раскрасневшихся щеках и лезет к нему со своими поцелуями с привкусом смеси алкоголя, садясь попутно рядом. — Я ненавижу вас... — тихо шепчет Юра и упирается ему в плечо, тихо рыдая и оставляя следы от слез на и без того изгвазданной рубашке Юри. — Ненавижу. Он кулаком стучит ему в грудь, задыхается, всхлипывая через раз, а Кацуки осторожно приглаживает его лохматые блондинистые волосы и пытается прижать к себе настолько крепко, чтоб уместить в свое сердце. — Все хорошо, радость моя. Юра, все хорошо. Мы тебя любим и не бросим, правда. - Шепчет Юри, пока Юра поражается тому, кто его такие вещи учил говорить по-русски. - разве ты не знаешь, как ведет себя Виктор в таком виде? А помнишь, как он однажды... — Не пытайся меня успокаивать! — и Юрий вновь истерит ему в плечо, сдерживая рвотные позывы. Виктор молчал и стоял рядом, боясь еще хоть слово сказать и получить нагоняй сразу от двух. Но он осторожно дотрагивается до пшеничных прядей, расплетая косу с цветочком. Никифоров ловит на себе озлобленный и мутный взгляд от Юри, но упорно продолжает тонкими пальцами перебирать волосы. На его щеке остатки торта, рубашка замарана в пятнах от того же десерта. — Прости, ну честно, я не имел ввиду чего-то такого, Юрочка. Как я могу тебя оставить? — Виктор лезет с объятиями, на что Юра пихает и его, и Юри, не подпуская к себе более. А потом сдается без боя, позволяя этим двоим зацеловать его щеки с солоновватым привкусом. — Юр, такси уже приехало. Пойдем? — интересуется Юри, будто бы трезвея с каждой секундой. Юра думает и решает, что хуже уже быть не может, и вариант попасть домой уже сейчас ему более чем симпатизирует. Он кивает головой и его подхватывают за руки, помогая подняться с лавочки. Тяжело вздыхает, будто сам Яков встает на коньки, и плетется с поддержкой к яндекс такси. Шагая на каждую ступеньку, он чуть ли не спотыкается, но успешно добирается до тротуара, рядом с которым красовалась желтая машина. Дверь нисана открывается плавно и без шума, и в нее выливаются трое обозленных, растроганных и побитых людей. — Ого. Куда же так? — Домой, командир, — Виктор называет адрес, и машина трогается с места. За окном меняется пейзаж, ресторан отдаляется. Архитектурные дома наперебой мелькают; то желтый, то зеленый. Фары от машин отражаются в лужах. — Думаю, вам нужны салфетки, — водитель достает из бардачка картонную коробку и кидает на задние сидения. — Спасибо. Держи, Юр, — Юри достает по одной салфетке и отдает их Плисецкому, что пытается улыбаться через слезы и слишком мило сморкается. Виктор целует его в висок и гладит по щеке. Вот так Юра действительно чувствует себя хорошо. Ему нравится быть всегда втроем, где даже радио молчит, и никто не орет на ухо. Где нет дотошных гостей, и всезнающих поклонников. Где только они наедине, и им не мешает даже водитель такси. Ведь счастье любит тишину да и не требует огласки.