Он и Она

Он ждал ее. На вокзале, где пряди рельсов переплетаются в замысловатые косы, где прибывающие электрички гудят нетерпеливой и радостной вибрацией, выпуская на перроны многоголосую многонациональную толпу, передавая ее во владение городу, радушно распахнувшему объятия в приветствии; где уезжающие в обратном направлении поезда жалобно скулят, тяжело отчаливают, не торопясь разгоняться, чтобы дать погрустневшим глазам ещё на мгновение задержаться на поблескивающих осколках окон, на рельефе домов вдоль пути, на одиноких красочных домиках в полях и граффити на бетонных стенах. Этот город не отпускает, ни быстро, ни медленно. Никогда. Он никого не зазывал к себе, в наглую не тянул в свою обитель, не настаивал. Он скромно махал из-за океана, из-за пролива, нерешительно поднимая руку и перебирая в воздухе кончиками пальцев, ненавязчиво обозначая свое существование. Но когда к нему приезжали, он радовался. Он ликовал и приветствовал своих гостей со всей душой, приглашая войти и почувствовать его изнутри. Этот город любит своих людей, а люди любят его и любят друг друга в нем. И ждут. Он ждал её, нервно прижимая к бедру бутылку с водой, одновременно ногтем пытаясь оторвать вылезающий из-под крышки кусок пластмассы. Стояла нетипичная для этих мест жара, воздух нагрелся до непривычно высоких градусов, вынуждая всегда иметь при себе глоток дополнительной влаги. Белая майка с красным узором на груди неприятно липла к телу, заставляя постоянно отдергивать ее обратно. Снующие вокруг пассажиры запутывали его в паутину своих путей, заполняли пространство гулом шагов, стрекотанием колёсиков чемоданов по ребристому полу, запахами пота, бессонной ночи и горького кофе из автомата неподалеку. Один за другим объявлялись поезда, обрывки голоса девушки за микрофоном тонули в шуме толпы, пунктиром пищали банкоматы, звенели оброненные кем-то монеты, капли конденсата скатывались по бутылке в его руке, увлажняя и охлаждая ладонь. Он поспешно вытирал ее о ткань шорт и снова хватался за влажную прохладную ёмкость. Крутилась своим ходом вращающаяся дверь, ветер, пытающийся догнать на ходу электричку, после ее прибытия благодатными волнами через тоннели врывался в помещение, трепал его непослушные завивающиеся локоны на затылке и холодил вспотевшую под рюкзаком спину. Он ждал её. И Она приехала. Осторожно ступила на платформу, выложенную серой в темную крапинку плиткой, нагревшуюся сейчас до состояния красных углей, вытаскивая за собой из вагона серый с изображениями городов чемодан на колесиках. Подняла глаза, улыбнувшись на прощание проводнику, заправила выбившуюся прядь светлых волос за ухо, надела солнечные очки и пошла в сторону здания. На полпути постепенно замедляя ход остановилась, оперлась на торчащую вверх ручку сумки, оглядываясь, то ли здороваясь с приветствующим ее местом, то ли проверяя, не смотрит ли кто-нибудь, а потом слегка запрокинула голову назад, отчего волосы посыпались по обнаженным в серой майке на бретельках плечам, закрыла глаза и глубоко вдохнула раскаленный вязкий воздух, счастливо улыбаясь, как будто выпила глоток вкуснейшего белого вина где-нибудь на плантации в Италии... Переместив руку обратно на ручку сумки, легко покатила ее за собой сквозь открывающиеся ей навстречу двери вокзала в переплетение запахов и звуков, где уже закрученный в этот кокон ждал ее Он. Они встретились глазами не сразу, перескакивая взглядом с фигуры на фигуру, чтобы найти знакомые черты в толпе. Он увидел ее первым, мягко поймал глазами за кончики волос, настроился на знакомую волну восприятия, подал знак, что он здесь, позвал к себе. И Она почувствовала, обернулась, увидела его стоящим у стены, поменяла траекторию движения, подходя ближе с легкой радостной улыбкой, говоря тем самым как Она счастлива встрече, как счастлива его видеть. Его глаза мягко сияли ей в ответ, невесомо касаясь взглядом ее губ, скул, тонкой шеи и ключиц, мысленно пропускал пряди волос сквозь пальцы, придерживая ладонью за плечи. Она чувствовала его рядом и смущенно, но блаженно улыбалась, не имея возможности скрыть порозовевшие щеки, и льнула к нему ближе. Они гуляли по узким улицам, залитым солнечным светом, крутыми потоками скатывающимся по крышам домов и сползающим по стенам, чтобы, согревая их, золотым прибоем осесть на узорчатой разноцветной брусчатке. Вокруг было великолепно тихо, умиротворение растекалось по обожженным венам, распутывало проволоку поврежденных нервов, расправляя их и укладывая в ровные линии. Дышалось глубоко и спокойно, все тревоги мусором недельной давности выметало прочь из сознания, мысли очищались и укладывались в спальне на мягкую перьевую подушку отдохнуть от дел и забот. Ей не хотелось ни о чем думать. Просто дышать. Просто чувствовать момент. Просто идти вперед без цели и маршрута, просто идти рядом с ним и молчать... И чтобы по пути проплывали вдоль них вереницы разноцветных домов с причудливыми окнами и радужными флагами на балконах, чтобы парки тенистыми аллеями лабиринтов заводили все глубже и глубже в свои просторы, чтобы скульптуры оживали под их взглядами и рассказывали о том, как к художнику-скульптору в ночной тишине пришла муза и нашептала что-то на ухо, чтобы больше никто не подслушал и не узнал. Чтобы церкви пели колоколами свадебные гимны новобрачным, в то время как священник под их сводами связывает их воедино клятвами и золотом, наказывая, как сберечь все то счастье, которое они так старательно взращивали, как его приумножить. Чтобы пустующие и мирные в своем летнем сне дворы школ с приходом учебного года заполнились голосами детей, пусть они провозглашают начало чего-то нового и прекрасного в своей юности и беззаботности. И когда Она увлечется, побежит вперед по сводам радуги, выше взбираясь на свои облака, к солнцу, Он вдруг остановится, оставшись сзади. И Она почувствует расстояние, вернется на шаг назад, встанет рядом. И Он признается, как тосковал, как искал ее, как звал раскатистым эхом среди бетонных стен, как боялся не найти. А Она успокоит, оказавшись совсем близко, заглянет в глаза глубоко-глубоко, касаясь самой души, и скажет, что теперь все хорошо, что больше они друг друга не потеряют. И холодные ветра фьорда подхватят ее слова, поднимут их мысли в самое небо, смешивая с солнцем, зеленым цветом прибрежных лесов и темно-синим оттенком водной глади, отпустят их в свободный полет. И они улетят невесомым знаком парить над землей, где рождается счастье. Когда Она уезжала, жалобно скрипели рельсы. Ветер притих, призванный к тишине угрюмыми колоннами на перроне, спрятался за вагон, затаился, наблюдая. Они прощались. Он мягко гладил взглядом ее прямые волосы, запоминая, записывая в подсознание бледные щеки и вздрагивающие ресницы. Она улыбалась ему робко и грустно, пытаясь скрыть непрошеные слезы. Он улыбнулся ей в ответ. Он знал. Она приедет снова.