~×~
Отель выглядит достаточно престижно, а номера — дорого. Стайлз уже может себе представить, сколько бы денег вбухал сюда, если бы решил приехать сам. Ах да, он бы не решил. Всё это ему не сдалось нах… — Да, Лидия, мне здесь нравится, конечно, как я могу не уважать твой труд, о чём ты?.. — Приторная улыбочка. Труд, как же. Бесплатные путёвки и полностью оплаченное организацией проживание. Полезные связи, хорошие «друзья». Лидия крутится в этом светском обществе, как рыба в воде. Стайлз бы не смог. Постоянный контроль над своим поведением и заранее продуманные реплики — о чём вы, не с его СДВГ точно. Куда ему до этой рыжей бестии, которая успешно притворяется другим человеком всю осознанную жизнь? Впрочем, Стайлз в любом случае не станет любить её меньше. Уж явно не из-за такого. Это ведь по-своему даже полезно. Иначе ведь он бы не был сейчас на одном из самых крутых курортов мира, не разбирал бы вещи в одиночном и самом, конечно же, крутом номере, потому что все остальные расселились по парочкам, не чувствовал бы себя собачонкой — о да, он определённо самая крутая собачонка — которую взяли с собой, не потому что она нужна, а потому что нельзя оставить дома одну… Ах, как бы было прекрасно, Господи… — Я так люблю тебя, Лидия, чёрт возьми, так люблю, что придушить иногда хочется… — Ты что-то сказал, Стилински? — раздается из открытой двери соседней комнаты. — Нет, Эйдан, тебе послышалось! Может, лучше проверишь свой слух в больнице? Не стоит использовать в этих целях меня, я сам порой не знаю, говорю что-то вслух или это звучит у меня в голове, — Стайлз демонстративно крутит пальцем у собственного виска, — Кстати, Лидия вряд ли будет рада, когда узнает, что ты положил её нижнее бельё на стул у входа так, что его может лицезреть каждый, кто просто проходит мимо… Конечно, в данный момент это всего лишь я, братишка Стайлзи, который, собственно, и помогал выбрать именно этот набор из тысячи других, так что не страшно, но вот беда… — парень хмурит брови. — Наверно, я забуду это уточнить, когда буду… — Козлина, — беззлобно протянули в ответ, сдаваясь. Дверь комнаты тут же закрылась. — Думаю, мы поняли друг друга, Эйдан! — крикнул вслед Стайлз, самодовольно ухмыляясь. До сих пор он ещё не встретил человека, способного обставить его в этом, так сказать, словоблудстве. Хоть в чем-то Стилински ведёт. Впрочем, радость от этой небольшой победы быстро тает с осознанием, что вместо того, чтобы отдохнуть с дороги, ему придётся сейчас переться на выход. Экскурсия сразу после заселения — определённо не самая лучшая идея. Но разве кого-то волнует мнение Стайлза? Они же приехали — читай, прилетели — в такую даль не за тем, чтобы провести всё время в своих номерах. Да и Стилински они «вытащили» из одной комнаты не для того, чтобы он засел в другой. А вот для чего — Стайлз даже при всём своём уме пока ещё не понял. Но понимает со временем. Целый день тратится, по мнению Стайлза, впустую. Бесконечные достопримечательности, из которых Стилински за ненадобностью не запомнил и половину, постоянные препирательства с Джексоном и предатель-Дэнни, который ни разу не вмешался и не приструнил своего парня, огромное количество фотографий, потому что «Стайлз, мне не нравится, как я тут улыбнулась, а Скотту вообще-то следует смотреть в камеру, а не на меня — не так ли, милый? — так что давай ещё разок», а лучше ещё и ещё, пока вся память не забьется, да, Эллисон, как тебе идея? Зато Эйдан молчал. Злорадно усмехался, отлично понимая мучения парня, но хотя бы молчал. И на этом спасибо. Стайлз всех так любил весь этот день, знаете. Но больше остальных, конечно же, Лидию. Просто вот с каждым мгновением любил всё сильнее и сильнее. Жалел ещё, что не взял с собой папин пистолет, но это, конечно же, целиком и полностью лишь из-за любви. Мартин не позволяла даже присесть, постоянно подгоняя вперёд, а Стайлз не мог и подумать о том, чтобы ослушаться. Он же не хочет, чтобы его оставили одного в этом чертовски далёком от дома месте. А Лидия может. В целях профилактики, так сказать. Поэтому парень вымотался, как никогда прежде. Даже тренировки по лакроссу не отбирали у него столько сил. Жаль только, что это не способствовало быстрому засыпанию. Стайлз позвонил отцу, полазил в интернете, испробовал все позы на кровати и несколько даже на полу, но сна не было ни в одном глазу. Это был довольно нервный и раздражающий день, а сильные эмоции всегда мешали Стилински спать. Пришлось слушать успокаивающую музыку без слов, но даже так парень заснул лишь под утро. Однако нельзя сказать, что пробуждение далось ему лучше. Далеко нет. На отдыхе, оказывается, не принято спать до полудня, так что Лидия — конечно, кто же ещё, как не любовь всей его жизни — подняла всех ни свет ни заря, и, в итоге, Стайлз спал всего пару часов. Сказочный отдых, ему определённо именно это и было нужно, когда он спокойно сидел в своей комнате, не подвергался нервному раздражению и вполне сносно спал. Спасибо, Лидия, ты лучшая. И нет, дорогая, твой отмаз в стиле «На пляж нужно прийти пораньше, чтобы занять хорошие места» не сработает. Не со Стайлзом точно. Скотт — ещё понятно. С остальными тоже, может, прокатит. Но не Стилински. Лидия, вообще-то, говорила, что на общедоступный пляж они не пойдут, потому что она уже договорилась и их ждут на втором — закрытый пляж с платным входом, на котором, Стайлз уверен, место им найдётся всегда, ведь это в интересах хозяина, так что причина спешки явно не в этом. Мартин просто самой зачем-то нужно попасть на пляж пораньше, но Стайлз, на самом деле, не собирается в это лезть. Лишний гемор. Вся эта поездка — сплошной лишний гемор! Жаль, что он не мог отказаться. Сидеть дома лучше, чем добираться до чёртового пляжа через лес. Через лес! Конечно же, Лидия привела массу аргументов в пользу этой идеи: идти недалеко, тропинка совершенно цивилизованная и удобная, свежий воздух и красота природы, полное отсутствие опасности в виде хищников или ядовитых растений, проводник, в конце концов, знающий своё дело. Красота. Лидия не учла только одно. То, что Эйдан забудет взять её личный солнцезащитный крем, без которого она ни за что не выйдет под палящее солнце, а возвращаться за ним придётся именно Стайлзу… Доброму безотказному братишке Стайлзи… Да, дорогой? Конечно, Лидия, я же не хочу, чтобы~×~
В идеале Стайлзу просто нужно выйти к морю и двигаться по берегу в одну сторону. Рано или поздно он дойдёт до обжитого людьми пляжа, а там и до возвращения в отель недалеко. В действительности же… Какое к чёрту море?! Как он поймёт, в какой оно стороне, если он не знает даже, откуда пришёл?.. Конечно, Стайлз мог бы залезть на дерево и посмотреть сверху… Если бы в этом был хоть какой-то смысл. Но его нет. Потому что те деревья, на которые он действительно мог бы залезть, не доходят большинству в этом лесу даже до середины. Троп здесь нет. Стилински честно недоумевает, куда делась та, по которой он сюда добрался. Он не нашёл вокруг даже примятой травы, словно появился в этом месте из воздуха, а не пришёл на своих двоих. Стайлз и раньше знал, что Госпожа Удача его терпеть не может, не нужно было доказывать это в очередной раз… Ну правда, милочка, это лишнее… Стайлз будет хорошим мальчиком, не пропустит ни одной лужи на тротуаре и обязательно прольёт на себя каждый горячий кофе, только давай на сегодня закончим, м? Стайлз понял намёк, он больше не будет увиливать от всех неудач, выпавших на его долю. Всё ему предписанное он возьмёт, честно. Только вот умирать в этом лесу он не хочет. Правда-правда. Стайлз ждёт и ждёт, но из кустов так и не выходит издевательски ухмыляющийся Джексон, говорящий, что Стилински ссыкло, а это всего лишь розыгрыш. Видимо, Госпожа Удача не принимает взяток. — Сучка, — коротко изрекает парень и начинает идти. Просто идти. Это в любом случае лучше, чем просто стоять. Куда-нибудь точно придёт. Стайлз в этом уверен. Но когда проходит около двух часов, а перед взором парня всё та же лесная растительность, уверенность в нём начинает угасать… Нет, у Стайлза нет часов, и по солнцу, звёздам, шуршанию листвы, слюне крокодила, ногтю на левой ноге он время определять не умеет, просто Стайлз хочет есть. А учитывая, что позавтракать им Лидия не позволила, прошло как раз примерно два часа. Дерьмо случается, господа. Остаётся надеяться на хотя бы отдалённо знакомые ягоды или фрукты — жрать солнцезащитный крем Стайлз ни при каком голоде не собирается. Уж лучше патологоанатом после изучения его хладного трупа напишет в заключение что-то вроде «храбро сражался за свою жизнь, но погиб под когтями опасного зверя», чем «нажрался солнцезащитного крема и, траванувшись, умер». Слишком нелепая смерть. Как раз в духе Стайлза. Отец даже не удивится. А на похоронах будет стоять не со слезами на глазах, а с фейспалмом. Очень в духе Стайлза, да. Парень усмехается своим мыслям, пробираясь через очередные заросли. И застывает, как вкопанный, когда, не успев до конца распутать чёртовы растения, подаётся вперёд с целью просто порвать их и, практически повиснув на прочной зелени, видит прямо перед собой внушительных размеров волка. — Про когти опасного зверя я, вообще-то, пошутил, — выдавливает он из себя, чувствуя, как к горлу подкатывает очередная истерика. Лианы с громким треском рвутся. А вместе с ними и остатки здравомыслия Стайлза.~×~
Зверь впервые встречает такого странного человека. Парень буквально вывалился из кустов, совершенно неуклюже упав прямо к его лапам, и, не предпринимая попыток подняться, распластался прямо там, на земле, закрывая лицо руками. Если это такой своеобразный способ спрятаться, то, ладно, эффект неожиданности засчитан — волк действительно не знает, что ему делать дальше и чего от этого персонажа вообще ожидать. Варианты, конечно, есть, но когда человек вдруг начинает смеяться, зверь понимает, что все его предположения были совершенно провальными. — Это издевательство какое-то, Господи… — стонет в руки парень, — Это что, такая благотворительность? Мы даём тебе возможность умереть так, как ты этого хочешь, что ли? Зайдите к нам на сайт и оцените предоставленные услуги по шкале от одного до десяти? Сейчас должен выйти куратор? Стайлз убирает руки и смотрит волку в его голубые глаза. — Или это ты куратор? Где расписаться? Правда, у меня нет с собой ручки, но ты, должно быть, и это предусмотрел, да? Где ты её носишь? В шерсти? В зубах? Она привязана к ошейнику? Всё, всё, понял, Волче, не рычи, никакого ошейника, ты же не дворовая псина, я понял… Боже мой, что я несу?.. Разговариваю с волком… Зверь фыркнул и слишком натурально для животного закатил глаза, показывая, видимо, что сам не рад такому собеседнику. Он сидит на максимально близком расстоянии, потому что от этого нелепого парня не исходит совершенно никакой угрозы, да и, будем честными, вряд ли этот голодающий, видимо — а как ещё объяснить его заметную даже в мешковатой одежде худобу — подросток даже при всём желании сможет ему навредить, но уже через мгновение он, пребывая в шоке от человеческой наглости, смотрит на руку, мягко сжимающую пальцами его шерсть. — Нет, слишком мягкая, чтобы что-то в ней таскать, — выдаёт вердикт Стайлз. Волк вскакивает на лапы и рычит человеку прямо в лицо, склонившись над ним низко-низко. — Это было бы действительно страшно, если бы ты подгадал правильный момент, но теперь уже слишком поздно. Ты ведь узнал о моём существовании здесь куда раньше, чем я о твоём, следовательно, ты мог сожрать меня немыслимое количество раз, но я уже успел сделать выводы, что, кажется, ты не голоден и в планах у тебя нет поедания всяких там Стайлзов, так что мне ничего не грозит. Прости уж, но я тебя не боюсь. В подтверждение своих слов человек вдруг подаётся вперёд и целует зверя в большой влажный нос, несколько истерично посмеиваясь. Угрожающий рык обрывается на какой-то совсем уж жалкой и, кажется, булькающей ноте, словно волк подавился, а сам зверь дёргается назад и в ещё большем шоке плюхается на прежнее место. Сердцебиение парня не ускорилось вообще. В этом странном существе нет ни грамма страха к нему. Стайлз наконец поднимается, но даже не пытается отряхнуться. С его неуклюжестью он, наверняка, упадёт ещё не один раз. Так что смысла нет. Да и желания. Вообще ничего делать желания нет. — Лучше бы ты меня съел, Волче, — вздыхает Стилински. — Откуда ты вообще здесь взялся? В этих краях ведь не водятся крупные хищники. А ты у нас, знаешь, даже для своих… — обводит волчью фигуру взглядом. — крупноват. Чем таким ты вообще питался? Уж явно не всякими там Стайлзами. Я не особо питательный. Это так, на будущее. Парень идёт было вперёд, но вдруг останавливается. — Неужели я так ничтожно выгляжу, что даже у огромного дикого волка не появляется желание меня съесть? Зверь подходит к нему и рывком становится на задние лапы, на несколько секунд зависая над Стайлзом. Парню приходится поднять голову вверх, чтобы посмотреть ему в как-то совсем уж издевательски прищуренные глаза. — Ой, ты такой показушник, ты знаешь? — возмущается Стилински, когда волк возвращается в горизонтальное положение. Даже так он достаёт ему до живота точно, если не выше. Действительно, огромный. И красивый. Очень. Серо-бурая шерсть местами почти красного оттенка, и это по-настоящему завораживает. — Ещё бы я не выглядел ничтожно рядом с тобой, ага. Так, давай, иди отсюда, ты выставляешь меня в невыгодном свете. Найди себе другую жертву для своих насмешек, моё единственное оружие против тебя не сработает уже потому, что ты животное и сарказма не поймёшь, так что пощади слабого беспомощного человечка и уйди. Дай мне хотя бы умереть достойно, ну. Зверь снова закатывает глаза. Повезло же ему из всех встретить здесь именно эту королеву драмы. Но это забавно. — Зачем ты сел? Я же сказал, иди отсюда. Не понимаешь? Смотри, вот ты, вон кусты. Чувствуешь связь? Господи, Волче, ну будь ты человеком! Неужели так сложно уйти до того, как я успею к тебе привязаться и захочу забрать тебя домой? Папа вряд ли оценит, да и я не переживу ещё одного расставания с любимой зверушкой, ты ведь даже не представляешь, в какой я был депрессии, когда улетел мой попугай! Ты вообще понимаешь весь масштаб катастрофы, которая может произойти из-за твоего упрямства? Ты не стал меня есть, чтобы после убить меня морально? Откуда в тебе столько жестокости, ты… — Стайлз запнулся. — Ты чего пихаешься, эй! Да не толкай меня, я сам пойду! Зверь снова боднул человека головой, призывая к движению. Что ж, Стилински ничего не остаётся. Он шагает вперёд, в очередные заросли чего-то, и в этот самый момент к нему приходит «гениальная» идея. Стайлз и сам знает, что у него не выйдет, но попробовать можно. Всё равно особо важных дел у него сейчас нет, знаете. Как только перед Стайлзом появляется относительно незагороженная препятствиями местность, он начинает бежать. Просто бросается вперёд изо всех сил, пусть их у него и осталось совсем немного. Он наивно надеется, что волк или не найдёт его, или вообще, что более вероятно, не станет искать. Зверь смотрит в удаляющуюся спину человека взглядом «Ты серьёзно?» и не двигается с места. Он действительно не намерен бежать следом. На кой-чёрт ему это сдалось? Он пришёл в этот лес, чтобы отдохнуть в тишине и единении с природой, отдохнуть от людей, между прочим, так что гоняться за странным парнем, у которого, видимо, детство в жопе заиграло, он определённо не станет. Он за волчатами в своей стае не гонялся, когда был моложе, сколько бы они ни разводили его на игры, а тут какой-то человек думает, что сможет его завлечь в эти детские забавы. Как бы не так. Он ни за одной волчицей не бегал, все сами всегда ложились перед ним на спины, показывая беззащитный живот и давая доступ к уязвимой шее, сразу признавая этим его превосходство — может, именно поэтому ни одна его так и не привлекла?.. — и уж явно не какому-то там Стайлзу вносить директивы в его жизнь. Не побежит он за ним, и всё тут. Волк зевает и устраивается под большим кустом. Сон куда приятней всяких игр.~×~
Стайлз бежит и бежит, бежит до тех пор, пока не валится от бессилия на землю. Он поцарапал себе щеку об какую-то ветку, больно ударился пальцами левой ноги, зацепившись за корягу, но он рад, что волк за ним не пошёл. Отсутствие внимания куда лучше избытка. Особенно со стороны дикого зверя. Парень поворачивается на спину и смотрит в бесконечную, постоянно трепещущую листву. Отдохнет немного и пойдёт дальше. Может, даже наткнется на какую-нибудь еду. Если же нет — то тоже не особо страшно. Пусть желудок и скручивается в тугую веревочку, Стайлз знает, что сможет продержаться так несколько дней. Лучше так, чем он свернет в сторону в поисках пропитания и не найдёт потом направление, в котором идёт уже столько времени. Даже убегая — если это можно так назвать, учитывая, что за ним никто не гнался — от волка он двигался строго вперёд, не позволяя себе сойти с намеченного пути. И просрать все эти усилия из-за парочки ягод — нет уж, увольте. Скорее всего будет немного одиноко, ведь даже разговаривать с волком куда лучше, чем с самим собой, но Стайлз уже высказался по этому поводу. Никаких привязанностей на его пути к спасению. Сейчас они только помешают. С трудом поднявшись — всё же Стилински действительно уже очень устал, пробыв в этом лесу почти половину дня — парень сначала стоит пару минут с закрытыми глазами, убеждая себя двигаться дальше, и только потом, поддавшись всё же своим убеждениям, продолжает путь. Передвигается парень не особо громко — ну, кроме тех моментов, когда спотыкается, пробирается через кусты и отбивает ноги о корни — но в то же время он и не особо старается вести себя тише, поэтому Стайлз искренне недоумевает, как о его приближении можно было не услышать заранее? Особенно лесному зверю? А вот то, что сам Стилински не заметил увлекшегося чем-то, скорее всего — едой, зверька, не удивительно вообще. И то, что он почти наступил на него. Когда Стайлз слышит пронзительный визг из-под ног, он шарахается назад и, не удержав равновесия на одной ноге — вторая от неожиданности так и зависла в воздухе — падает на землю, приземляясь ровно на свою многострадальную пятую точку. Кто-то не очень большого, видимо, росточка тут же уносится куда-то в кусты, всё так же противно визжа, и парню этот звук очень напоминает тот, который издают свиньи… Но откуда в лесу свиньи? Стайлз не успевает как следует об этом задуматься, потому что слышит вдалеке всё нарастающий грохот. Спустя мгновение осознания он понимает, что это топот и топот приближающийся. И что бегущих к нему много. А когда на расстоянии примерно десяти метров от него из кустов высовывается здоровая кабанья морда с достаточно устрашающе торчащими клыками, Стилински понимает ещё и то, что, вообще-то, он не хочет умирать. По крайней мере не так точно. Может, он ещё успеет съесть крем Лидии и относительно безболезненно отойти в мир иной до того, как его впечатают во все ближайшие деревья, а после затопчут до смерти? Стайлз смотрит в глаза кабана, кабан смотрит в глаза Стайлза — искра, буря, Стайлз взлетает на ноги и мчится в надежде на спасение своей жизни. Целое стадо мчится вслед за Стайлзом в желании уничтожить посмевшего «напасть» на их молодняк. Всё ещё единственное оружие Стилински всё ещё бесполезно. Поэтому он несётся не оглядываясь, на бегу врываясь во все заросли, из-за чего его лицо постепенно пополняется кровоточащими царапинами. Относительно низкие кустарники он перепрыгивает или хотя бы пытается, но когда он делает это в очередной раз, после прыжка он не чувствует под ногами опоры и падает вниз, кубарем скатываясь с некоторого возвышения в низину, полностью поросшую нежно-синими цветами. Стайлз впечатлился бы этой красотой, ведь вся представшая перед ним поляна сплошь синяя, если бы не находился в преддверии собственной мучительной гибели, так что единственное, на что он сейчас обращает внимание, это высота данных растений, которая, к его превеликой радости, достаточна, чтобы скрыть человека в лежачем положении. Поэтому, не теряя времени, парень практически на четвереньках бросается в сторону, и, едва он успевает упасть на землю, как слышится треск к черту снесённых кустов, и на поляну стремглав спускается «кабанья лавина», подминая под собой все попавшиеся на пути цветы и оставляя после себя лишь сине-зеленую кашу. Всё немалочисленное стадо останавливается посреди поляны и, не заметив никаких посторонних звуков — это один из тех немногих случаев, когда Стайлз действительно старался даже не дышать — убегает в противоположную от парня сторону. Кажется, именно с этого момента Стайлз всё же начнёт верить в Бога. Теперь, когда опасность отступила, Стилински действительно чувствует, что его тело буквально разваливается. Он не ел весь день, да и не пил тоже, к слову, постоянно находился в движении и только что, видимо, поставил мировой рекорд по бегу с препятствиями, который закончился для него стремительным падением с метровой, если не больше, высоты. Приплюсуйте это к тем бесконечным падениям и ушибам до побега от озверевших свиней. Через несколько часов начнёт темнеть, морем даже и не пахнет, а Стайлз хочет просто снова лечь в этих синих цветах и сдохнуть. Но вместо этого парень поднимается на ноги и делает несколько шагов, чтобы убедиться, что его ноги ему ещё не отказали. И когда он в очередной раз шагает вперёд, к шороху потревоженных им цветов добавляется ещё какой-то звук. Стайлз не может вот так сразу идентифицировать его, но когда он поворачивается в сторону источника этого звука, он мысленно соглашается с собой, что пусть этот Бог просто идёт к черту. На поляну из уничтоженных кустов выходит один взрослый кабан, точнее, видимо, самка, в окружении примерно десятка поросят. Скорее всего, все относительно взрослые особи понеслись за человеком, предполагает Стайлз, а одна кабаниха вместе со всеми детьми неторопливо пошла за ними следом, чтобы догнать, когда опасность для молодняка уже будет ликвидирована. Стайлз замирает и так же мысленно умоляет животное просто уйти. Но все помнят отношение удачи к Стилински, не так ли? Конечно же, чертова свинья поднимает такой визг, что её мелкий сынишка, сдавший парня в первый раз, ей и в подметки не годится. Ей тут же совсем близко к поляне отвечает десяток других, видимо, потеряв след человека, стадо решило вернуться обратно тем же путём. Стайлз испытывает дежавю, когда снова видит высунувшуюся кабанью башку. Вот только в этот раз ему, кажется, действительно конец.~×~
Волк лежит с закрытыми глазами, с открытыми, меняет позу, место, но ни в какую. Он не может ни уснуть, ни даже просто расслабиться. Чего-то не хватает. Чьей-то бесконечной болтовни? Да нет, бред. Просто, видимо, сама тишина давит на голову привыкшего к городскому гомону. Но это вполне решаемо. Зверь поднимается с земли и бредёт в одному ему известном направлении. Вскоре до его чуткого слуха доносится знакомый звук, и он ускоряется, полностью уверенный, что это действительно ему поможет. Дойдя до места, волк усаживает на берегу не особо широкой реки, которая бурлящим потоком устремляется вниз с неровного каменного склона. Гул тут стоит просто оглушающий. То, что надо. Он сидит так какое-то время, но в нём так и не появляется желание прилечь и немного подремать. Более того, он и сидит-то с трудом. Необъяснимое напряжение требует вскочить и нестись, просто нестись хоть куда-нибудь, звук льющейся воды не успокаивает и не дарит расслабления, а в голове сплошная каша. И на душе отстой. Нет, всё не то. Волк ещё пару минут цепляется взглядом за реку, невольно подмечая, что неуклюжий паренёк-то её точно не перейдёт, но тут же отмахивается от этой мысли, ведь с чего бы ему вообще думать об этом человеке?.. Какие-то там Стайлзы его не волнуют. Ой, ну и что, что он запомнил его имя? Память просто хорошая, что тут поделаешь? Несколько мгновений уходит на безрезультатную борьбу с самим собой, но инстинкты кричат и требуют от него действий, и кто он такой, чтобы им противостоять? Он же зверь, существо, жизнь которого полностью опирается на инстинкты. Да и, в конце концов, кому и что он тут пытается доказать? Да, его заинтересовала эта нелепость. Да, ему действительно хочется пойти к нему прямо сейчас и снова заставить или возмущаться, или показать какую-то другую сильную эмоцию и просто понаблюдать за этим. У него в любом случае нет каких-либо планов на сегодня, так почему бы и не поддаться собственной прихоти? Волк, совершенно недовольный всплывшим фактом, всё же признает, что этот парень таки умудрился заставить его побегать за собой. Это, на самом деле, даже, наверное, восхищает. Но ему он об этом, конечно же, не скажет.~×~
Когда кабаны второй раз вышли на поляну, Стайлз даже не шевелился, чтобы вообще ничего в нём не было и отдаленно похоже на агрессию или угрозу, которые стали бы спусковым крючком для нападения. Его сердце отбивало чечётку, а дыхание постоянно сбивалось, потеряв привычный ритм вдохов и выдохов. Стилински не убежал бы второй раз. Он слишком выдохся. Если бы звери решили напасть… А они решили. Что тут ещё добавить? Понеслись на парня всей убийственной толпой. Стайлз не был готов к смерти или чему-то подобному, но и не хотел себя готовить. Это означало бы полное поражение. А уж сдаваться Стайлз не любил никогда. Может, он сможет утащить хотя бы одну свинью за собой в ад? Наверняка ведь сатана оценит подгончик. Скорешатся ещё, и не такой уж ужасной станет выглядеть жи… смерть. Нужно просто уметь приспосабливаться, Стайлзи, просто уметь приспосабливаться… Хм, интересно, почему в его голове дьявол говорит голосом Лидии? Довольно иронично, не так ли? Стайлз сначала даже не замечает появления ещё одного персонажа их трагической сцены, ведь он не отрывает глаз от единственного кабана, который, даже оставшись без поддержки сбежавших вдруг сородичей, своей цели не изменил и направление не поменял вообще. А потому он давится воздухом от неожиданности, когда прямо перед ним массивный вепрь вдруг отлетает в сторону, сбитый с ног чем-то большим, серым и рычащим. Сказать, что Стайлз удивлён — лучше промолчать, эффект будет тот же. Это слово даже близко не описывает состояние парня в это мгновение. Состояние, в котором выражение «в шоке» лишь начальная стадия, оставшаяся далеко позади, но, так уж и быть, не будем углубляться. Самое главное, что Стилински, кажется, спасён, хотя, на самом деле, не ясно, за какие заслуги. Что он такого сделал, что на него снизошла волчья благодать? Но хотя бы одно Стайлз знает точно. Теперь не привязаться к этому зверю у него не выйдет. А вот что сейчас творится с самим волком — ещё один вопрос без ответа. Вряд ли у них принято дезориентировано тупить в одну точку, периодически встряхивая головой и шатаясь при любой попытке движения, словно тонкое деревце на ветру. Зверь не обращает внимания даже на убегающего кабана, высвободившегося прямо из его несопротивляющихся лап, и Стайлз совсем не уверен, что обратит на что-либо другое. На него самого, например, но попытка не пытка. — Волче?.. — пробует почву своим неожиданно — вполне ожидаемо, да — хриплым голосом, осторожно двигаясь вперёд. — Ты там как сам? Выглядишь не очень, знаешь, даже по сравнению со мной. Кажется, тебя слегка штормит… Между ними от силы метра два, которые резко вскинувший голову и относительно — временно — пришедший в себя волк сокращает за секунду или две, налетая на опешившего Стайлза примерно так же, как на кабана до этого, с той, разве что, разницей, что в первом случае он хотел, видимо, спасти, а сейчас — спастись самому. Стилински видит это по рваным и местами чересчур резким движениям обычно довольно плавного и даже несколько скользящего зверя, которые, впрочем, не причиняют никакого вреда, а лишь цепляются за него, как цеплялся бы утопающий за спасительную ветку. Волк накрывает его очень мягким, но достаточно тяжёлым одеялом, обездвиживая и придавливая к земле, а после бросается к беззащитному горлу человека, но Стайлз и не думает как-то закрыться от него и избежать сближения собственной самой уязвимой части тела и чужих зубов, потому что действия зверя, на самом деле, не несут в себе какой-либо опасности и продиктованы одним лишь отчаянием, с которым огромный волк слепым котёнком тычется в тонкую мальчишечью шею в поиске спасения. Стайлз, правда, не сразу понимает, спасения от чего он ищет. Лишь когда зверь закрывает глаза, прекращая тщательно вылизывать его шею и шумно дышать рядом с ней, у парня появляются догадки. Волк не выглядит спящим, скорее всего он просто отключился. Он зачем-то обильно так покрыл его шею своей слюной, после чего принялся обнюхивать результат, и, следуя из этого, можно сделать вывод, что он пытался надышаться именно этим запахом, чтобы… Ну, может, перебить какой-то другой? Но Стайлз не улавливает абсолютно никаких ароматов… Конечно, он же человек! И он, кстати, не заметил за собой никаких внезапных недомоганий, следовательно, это нечто, заметное только зверю и действующее только на зверя — а раз кабанам оно не навредило — вообще, видимо, опасное только для волка. Да и действует оно только в этом месте, а здесь из примечательного одни лишь эти синие цветы, значит, возможно, дело в них. Но зверь их точно не ел, никакого пищевого отравления у него нет, травануться он мог только по воздуху, что подтверждает его способ избавления от этой дряни, и, Стайлз надеется, он придёт в себя, если дать ему возможность продышаться свежим чистым воздухом. Просто вытащить его с этой поляны, и волче будет спасен. Легко сказать. Стилински с трудом выбирается из-под бессознательной пушистой кучи серо-бурого меха, которую он просто не может оставить здесь умирать, но вот проблема — Стайлзу придётся свернуть со своего пути. Дальше ему как раз предстояло бы идти через эту довольно протяженную синюю поляну, и вряд ли зверь выдержит такое расстояние, продолжая дышать таким вредным для него воздухом, так что закончится это совершенно плачевно. Не вариант. Да, Стайлзу совершенно точно придётся свернуть со своего пути. Просрать весь сегодняшний день, потраченный на преодоление этого пути, заблудиться, возможно, уже действительно окончательно, но… Стилински не бросит глупого зверя, который спас его, зная ведь наверняка, насколько это опасно для него самого. Такое развитие событий и вовсе не рассматривается. Стайлз даже не надеется, что у него хватит сил тащить это в-два-раза-больше-его-самого-тело, он прекрасно знает, что сил не осталось вообще, но он не остановится, даже если надорвется. Парень обхватывает руками туловище волка ближе к его передним лапам и с максимально доступной ему сейчас скоростью движется в сторону, противоположную той, куда убежали кабаны. Безопаснее было бы просто вернуться назад, но даже при всей своей упрямости, на которой Стайлз ещё держится, он точно не сможет затащить зверя на склон, рискуя так и застрять у подножья рядом с опасными цветами, так что безопасный путь в таких обстоятельствах едва ли не опаснее всех остальных. Лучше парень по относительно ровной поверхности таки доберётся до конца синих зарослей, что займёт у него чуть больше времени, но всё же дарует спасение. Стилински не позволяет себе остановиться, чтобы передохнуть, даже когда уже сам падает на землю. Нет, он поднимается и идёт дальше. Идёт и идёт до тех пор, пока синие цветы не теряются где-то далеко за спиной. Стайлз надеется, что до этого места ядовитый воздух не долетает сам и не доносится ветром, которого тут вроде и нет. Он осторожно кладет волка на землю и падает рядом. Его конечности дрожат от перенапряжения, а голова кружится от голода и слишком большого количества потраченных сил, но тяжелее всего Стайлзу сейчас совладать со своими неподъемными веками, которые так и норовят закрыться и погрузить его в, хорошо, если сон, а не в нечто более вечное и неприятное. Впрочем, Стайлзу всё равно. Он не собирается с этим бороться, потому что нет ни смысла, ни желания, и просто позволяет себе отключиться.~×~
Волк действительно вскоре приходит в себя, с радостным удивлением подмечая, что не только жив, но и, в целом, совершенно цел. Его не скручивает болью от отравления ядовитой хренью, и это прекрасно, конечно, но очень странно. Особенно, учитывая, что он потерял сознание прямо посреди аконитовой поляны и какое-то время там, видимо, провалялся. А вообще-то, стоп. Как раз-таки учитывая это, он вообще не должен был очнуться. Такое развитие событий совершенно точно закончилось бы его весьма удушливой смертью. А значит, всё было не так. А как? Только сейчас зверь замечает человека рядом. Точнее, сначала он слышит довольно глухое почему-то сердцебиение, а уже потом обращает внимание на хозяина этих звуков. Стайлз лежит возле него, и если бы не чуткий слух, волк решил бы, что тот мёртв. Настолько тихо и слабо он дышит, словно вообще не. Даже грудь поднимается еле-еле, почти незаметно и с таким трудом, что кажется, будто следующий раз будет последним. Это не похоже на здоровый крепкий сон, который нужен уставшему парню, это скорее напоминает глубокую кому, что волку совсем не нравится. А вообще, если быть честным, и сам Стайлз-то не особо похож на уставшего парня. Нет, от одного взгляда на него создаётся впечатление, что мальчишка вообще сейчас рассыплется и разлетится по всему лесу от дуновения лёгкого ветерка. Просто исчезнет, словно его никогда и не было, настолько осунувшийся у него вид в целом и бледная кожа в частности. Так не выглядят уставшие парни, так выглядят трупы. Но волк и не удивлён, кто-то, протащивший бессознательный груз весом в несколько раз тяжелее собственного — он видит следы волочения на земле — на такое расстояние — он не улавливает в воздухе даже отдаленного оттенка той отравы — и должен, видимо, выглядеть примерно так вот. Зверя спас хрупкий маленький мальчик. Уму непостижимо. Зверь восхищён. А ещё немного зол на этого придурка. Неужели так сложно никуда не ввязываться? Особенно если в этом есть прямая угроза жизни? Нет? Инстинкт самосохранения на нуле? Или он с рождения в комплекте не шёл? Глупый человек — умный, конечно, сумел ведь как-то понять, что волка нужно утащить с той поляны — глупый, глупый человек. Такой сам по себе долго не проживет, знаете. За ним ведь глаз да глаз.~×~
Волк вообще-то может похвастаться самым чутким сном, так что, открыв глаза и не увидев рядом с собой неугомонного парня, он пребывает в самом настоящем недоумении. Стайлз проснулся с первыми лучами солнца, вылез из своеобразного «волчьего гнезда» и куда-то ушёл, точно сопровождая это множественными звуками со своей стороны, а зверь и ухом не повёл. Что за бред? Неужели присутствие мальчишки настолько усыпило его бдительность, что он уснул таким крепким сном? Поразительно. Волк даже у себя дома не спит так крепко. Кажется, он упустил момент, когда рядом со Стайлзом стало лучше и важнее, чем дома. А может, теперь рядом со Стайлзом и означает дома. Зверь поднимается и выходит наружу. Отыскать парня ему не составит никакого труда. Запах мальчишки уже, кажется, записался ему на подкорку мозга, так что он узнает его из тысячи. Вот только когда он делает вдох, лёгкий ветерок доносит до него несколько иной запах, от которого у волка едва ли вся шерсть не становится дыбом. Этот запах он тоже знает. Запах крови Стайлза. Очень насыщенный, стоит заметить, запах. Волк бросается в нужную сторону, не боясь потерять след, потому что здесь, кажется, уже всё вокруг пропиталось запахом чужой крови. Точно не пробежит мимо. Он останавливается, только когда видит знакомую речку и Стайлза, лежащего на её берегу. Он весь мокрый и дрожит, обнимая себя за плечи руками — эта река круглый год совершенно ледяная — а его ноги по колено в воде, часть которой успевает немного окраситься в красный, прежде чем её сносит потоком дальше. Волк громко и протяжно воет, зная, что его услышат и придут на помощь, а после, не задумываясь ни секунды, обращается и осторожно подхватывает парня на свои, теперь уже, руки, собственной кожей прекрасно ощущая, насколько он весь холодный. Левая нога сломана, открытый перелом, кровь не перестаёт идти. — В-в-волче? Это т-ты?.. — еле слышно спрашивает Стайлз, совсем немного раскрывая свои синюшные губы и отстукивая в процессе зубами какой-то хаотичный и только ему известный ритм, когда открывает глаза и видит напротив такие знакомые, голубые. — Да, Стайлз, это я. Только меня зовут Питер, — раздается в ответ приятный голос мужчины, который куда-то его понёс — Стайлз ничего сейчас не понимает, но голос ему нравится. — П-питер… Т-ты не д-должен меня… нес-сти… Я сам могу ид-д-дти… — Ага, это уж точно, — саркастично соглашается Питер, — Поверь мне, сейчас ты не сможешь даже стоять сам. — Ах да… Ног-га в-ведь… С-сов-всем з-забыл… — Забыл? — мужчина хмурится. — Ну д-да, я её уже н-не чувств-вую в-в-вообще… — Чёрт, — зло ругается Питер, через с силой сжатые зубы. Он принимает полуобращённый облик, частично меняя телосложение и обрастая шерстью, так, чтобы иметь возможность передвигаться со звериной скоростью, но при этом по-прежнему держать Стайлза на руках. — Н-наверно эт-то отстой-йно, но… Мне б-было отс-стойней, когда я ч-чувствовал эту б-боль… О, а т-так ты больше п-похож на Волч-че… И у т-тебя г-глаза… Свет-тятся… З-знаешь?.. К-крас-сиво… — Стайлз через силу улыбается, закрывая свои. — Уж-жасно хотелось пить, а это ед-динственный вод-доем, к-который я нашёл в-в округ-ге… Но б-берег просып-пался под-до мной… И я. В в-воду… А т-там течен-ние… Закрут-тило… З-зацеп-пился за под-д-дводные камни… Ногой… И в-всё… Ч-чуть не захлеб-бнулся от-т боли… Не зн-наю даже… К-как выбраться… С-сумел… Но н-ноги в вод-де оставил… Так-к легче б-было треп-петь… — Стайлз, не закрывай глаза, слышишь? Смотри на меня, говори со мной, давай же! — мужчина ускорился. — Т-так б-больно было, Пит-тер, так-к больно… и страш-шно… Я д-думал, чт-то у-умру… А т-ты снов-ва меня спас-с… Но я в-всё рав-вно умр-ру, д-да?.. Мне т-так холод-дно… — Нет, ты не умрёшь. Я тебе не позволю. — Я-я не хоч-чу умират-ть, В-волче… Я в-ведь… Д-даже не… не ц-целов… не целов-вался ещё… — У тебя всё ещё впереди, парень, не разводи мне тут сопли. На мне нет рубашки, чтобы я мог их вытереть. — Х-хах… Ты с-смешной, П-пит-тер… Поц-целуй меня, а?.. Пок-ка я н-не… Чтоб-бы хоть раз-з… Д-до… — Я обязательно поцелую тебя, Стайлз, когда ты поправишься. — Х-хитрый г-г-говнюк… Ос-ставай-йся… с-со мн-ной, лад-дно?.. Не б-брос-сай… Питер умудряется на бегу мазнуть губами по огненному — отлично, у Стайлза ещё и температура взлетела по максимуму — лбу нежным успокаивающим поцелуем. — Никогда, малыш. Держись только… Хотя бы ради меня.~×~
— Ух… К такому я была не готова, Питер, ты, конечно, мой дядя, но… — начинает вышедшая из машины девушка, но мужчина тут же её перебивает. — Лора… — глухо рычит он, прося заткнуться, — В ближайшую больницу. На максимальной скорости. Выжми из этой крошки всё, штрафы я потом оплачу сам. Лора замечает ношу дяди, которую тот прижимает к груди, словно какую-то драгоценность, мгновенно оценивает состояние незнакомого парня и тут же обегает транспорт, чтобы открыть Питеру дверь. Мужчина осторожно забирается на заднее сидение, стараясь не тревожить Стайлза, и велит «мчать так, словно от этого зависит твоя жизнь». На немой вопрос в глазах племянницы он закатывает свои собственные. — Конечно же, я тоже еду в больницу, Лора, — как само собой разумеющееся объясняет оборотень. — Но, Питер!.. Ты же… голый… — Мне абсолютно плевать. — Может, я сама отвезу, а ты пока за одеждой… — предлагает девушка, но снова оказывается перебитой. — Нет! — рявкает Питер, — Я должен быть рядом с ним! — Питер! — теперь уже взрывается сама Лора, агрессивно рыча. — Выключи свои фонари и успокойся уже! Тебе сколько лет вообще, что ты мне тут истерики подросткового уровня устраиваешь?! Мужчина смотрит в зеркало заднего видения, и, действительно, его глаза горят ярко-синим, а сам он уже на грани обращения. Питер заставляет себя полностью вернуться к человеческому облику, но успокоиться — это выше его сил. — Я позвоню Дереку и попрошу его привезти одежду к этой больнице. Отнесу… — Лора замолкает и через зеркало смотрит на бессознательного парня. — Стайлз. Его зовут Стайлз, — подсказывает Питер. — Отнесу Стайлза в больницу, плевать даже на все последующие за этим сплетни о супер-сильной девушке… А ты дождёшься своего племянника, оденешься в машине и тогда уже сам придёшь следом, хорошо? — Лора использует именно тот свой знаменитый тон, который~×~
С врачом говорит Лора, Питер пока не в состоянии быть взрослым и умеющим держать себя в руках человеком, поэтому он просто сидит рядом и не особо вслушивается в разговор, но главное для себя все же улавливает. «Переливание крови… Гипс… Жаропонижающее… Состояние стабильное… Ещё не пришёл в себя… Денёк пусть полежит, а потом можно и домой… А вы кем ему, собственно, приходитесь?..» А вот и звёздный час Питера. Мужчина стремительно влезает в разговор, вежливо улыбаясь — по-крайней мере он старается, но по взгляду Лоры понятно, что это больше похоже на оскал — доктору. — Парень. Я его парень. Скажите, я могу к нему зайти? — спрашивает Питер, умалчивая про себя, что отказ, если что, не примет. — Да, конечно, вы можете зайти к… — врач замолкает, а Питер чувствует дежавю, но вряд ли он способен сейчас спокойно ответить… — Стайлз, — спасает его Лора, уводя мужчину за руку в сторону. — Его зовут Стайлз, доктор. А Питер зверем бросается к двери нужной палаты. Внутри — Стайлз, такой трогательно бледный и хрупкий, его малыш. Мужчина едва ли не подбегает к койке, бережно подхватывая руку парня и переплетая их пальцы вместе. Благо, стул стоит совсем близко, Питер не смог бы пересилить себя и оторваться от мальчика, чтобы добраться до стула в другом конце палаты. Он садится рядом и подносит чужую ладонь к губам. Целует, а после вдыхает спасительный аромат. Успокаивается. Наконец-то успокаивается, Господи. — Питер?.. — тихо зовёт уже ставший родным голос. Мужчина вскидывает голову и смотрит в уже любимые медовые глаза. — Привет, — Стайлз улыбается. А у Питера внутри новые галактики рождаются от его улыбки. Он впервые не может выдавить из себя ни слова. — Так ты у нас, Волче, значится… оборотень? — мягко интересуется парень, а мужчина замирает, не дыша, в ожидании его следующих слов. — Круто так. И улыбается ещё шире. Питер мечтает прямо сейчас сцеловать эту наверняка очень сладкую улыбку с его губ. И продолжать это делать всю оставшуюся жизнь. — Папа смирился с тем, что я могу однажды привести домой парня, но… Вряд ли он будет готов к целому оборотню… — и смеётся. А после вдруг замолкает, не слыша ничего в ответ, и улыбка в неуверенности сходит с его губ. — Или я… Слишком тороплю события, да?.. Мне не стоит… Прости, я… Из мальчишечьих глаз начинают выпадать маленькие кристаллики слёз. Питер вскакивает со стула и нежно обхватывает лицо парня руками, большими пальцами поглаживая мокрые щеки. — Нет-нет-нет, Господи, ну ты чего, малыш? Ты всё правильно сказал, я всецело твой, можешь приводить меня, куда только пожелаешь, я везде за тобой пойду, — и оставляет поцелуи-бабочки по всему лицу. Целует в глаза, в щеки, в нос, лоб вообще весь оказывается зацелован. Стайлз хватается за его руки своими и улыбается сквозь слёзы. — Мой? — переспрашивает, не веря, и дарит Питеру самый счастливый смех, когда тот соглашается бесчисленное количество раз. — Прости, после жаропонижающих я всегда такой чересчур эмоциональный… Папа с детства надо мной из-за этого подшучивает… Мужчина мотает головой. — В самый раз. Идеальный. Ты самый идеальный, Стайлз. Парень отзеркаливает его позу и так же обхватывает своими руками лицо Питера. Между ними неприлично близкое расстояние, они почти касаются носами, и даже это идеально. — Кажется, ты что-то мне обе… — улыбаясь, начинает Стилински, но мужчина не даёт ему договорить, воплощая свою мечту в жизнь, а именно — сцеловывая эту прекрасную улыбку с его губ. И она действительно сладкая на вкус. Весь Стайлз такой. Сладкий мальчик Питера. — Только учти, дикий зверь, мой отец — шериф, — насмешливо угрожает парень, когда они отстраняются друг от друга. — Шерифы любят меня, — мужчина осторожно забирается на кровать, не тревожа загипсованную ногу больного и вообще стараясь даже слегка не давить на него своим весом. — Скорее, сыновья шерифов, — играя бровями, выдаёт Стайлз. Питер замирает над ним в счастливом предвкушении. — Люблю тебя, Волче, — и целует в уголок губ. Питер ловит его губы в попытке отстраниться и утягивает в ещё один нежный и как мед тягучий поцелуй. Горячо и страстно будет потом. Сейчас оборотень слишком счастлив, чтобы позволить страсти возобладать над любовью. — И я люблю тебя, малыш. Мужчина опускается к шее парня и, оставив на ней один нежный поцелуй, кладет голову ему на плечо, носом подлезая под подбородок. Вдыхает. Дышит. — Не бросай меня, Стайлз. — Никогда, Питер.~×~
В палату влетает растрепанный рыжий ураган, а следом за ним ещё несколько запыхавшихся персонажей. — Стайлз! Парень поворачивает голову в сторону двери, а Питер встает со стула, ближе притираясь к кровати. — Лидия? — подаёт голос Стилински, и в ту же секунду на всю, наверное, больницу раздается множественное и многоголосное: — Стайлз! Стилински! Чувак! Питер хмурится, но парень дергает его за рукав и совсем тихо произносит: — Не злись. Если бы не они, мы бы с тобой так и не встретились. Мужчина вдруг наклоняется и оставляет на его губах совсем целомудренный поцелуй. — Пойду за кофе. Тебе что-нибудь принести, детка? Стайлз закатывает глаза. — Горячего шоколада, пожалуй, — в тон ему отвечает парень, шепотом добавляя. — Показушник. Питер направляется к двери, но только он отходит от Стайлза, остальные тут же возвращают своё внимание всецело одному лишь мальчишке. Мужчина хмыкает. Может, есть ещё что-то в этих друзьях. Он, так уж и быть, даже не будет угрожать им жестокой расправой. А этой, как там её… Лидии, может, даже скажет спасибо. — Лидс, там на столе мои вещи лежат, можешь забрать свой крем из кармана шта… — предлагает было Стайлз, но рыжая девчонка просто бросается к нему на шею. — Дурак! — плачет Лидия на плече своего почти брата. Она не могла его потерять. Вся толпа тут же окружает кровать больного, наперебой задавая вопросы, а Стайлз до последнего смотрит в глаза выходящего Питера и мягко посмеивается с недовольной морды своего волка, которому пришлось отойти от него на несколько метров. Стайлз счастлив. Кажется, он всё же смог поймать удачу за хвост.~×~
Под их ступнями — песок, впереди — море, а позади — лес. Они снова здесь, в их личном скрытом от других месте. Голые и счастливые. Питер всё так же прижимается к Стайлзу боком, а рука человека по-прежнему на спине зверя. И так будет всегда.