Чушь несусветная

Роман Вылегжанин в чудеса не верил. Откуда им взяться-то, чудесам, в наше время? В наше время главное — что? На ногах стоять крепко, не мечтать о несбыточном, деньги опять же заколачивать неплохие… и чётко знать, чего можно добиться в жизни, а чего — лучше и не пытаться. И никакой социальный лифт не поможет — всё это сказки для дурочек, которые мнят себя Золушками и ждут прекрасного принца на белом коне. Чушь, короче, несусветная. Потому что максимум, кого можно дождаться при таком настрое — это только злющий конь… да ещё и пьяный в жопу. Социальное же происхождение Ромочки было таково, что ни малейшей надежды на бесполезные мечтания не оставляло. Матушка Ромки была женщиной… как бы сейчас сказали… «с пониженной социальной ответственностью» и хорошо умела делать три вещи — выпивать в весёлой компании, заниматься сексом (часто с представителями уже упомянутой компании, но вообще-то по-всякому бывало) и рожать детей. Дети, как ни странно, несмотря на неизменное состояние алкогольного опьянения, в котором проходил процесс зачатия, у Ленки-Заразы (так именовали Ромкину матушку в приватных беседах более добропорядочные соседки) получались и хорошенькие, и умненькие, и здоровенькие. Этакие кудрявые ангелочки с нежной шоколадной кожей и огромными глазами цвета крепкого кофе. Две девочки, три мальчика, из коих Ромка удался самым младшим. Что же касается их очень странного для Среднерусской возвышенности колера, то всё объяснялось просто. Ленка-Зараза сама была плодом любви неведомой русской красотки и не менее неведомого африканца. Нашли её в вокзальном туалете продавщица вокзального же киоска Елена Носова и стрелочница тётя Даша Волкова. Малолетняя Ленка-Зараза была закутана в тонкое байковое одеяльце и не менее тонкую пелёнку, была явно голодна и готовилась отдать концы от лютой стужи, потому как дело было в январе. В честь этих женщин и стала безымянная девочка Еленой Волковой. Но две сердобольные женщины малышку спасли, а тётя Даша хотела даже взять маленькую мулатку к себе, потому как была женщиной одинокой и бездетной. Увы, ей этого не позволили — женщина была уже немолода, страдала целым букетом профессиональных хворей, да и жилищные условия у неё были не ахти, ибо проживала старая стрелочница на Сцепках — так именовался тупик, в котором железнодорожное руководство переоборудовало под жильё для своих работников десятка три вагонов, отслуживших свой срок, и даже как-то это дело умудрилось узаконить. Неизвестно, в какую сторону пошла бы эта история, если бы Ленку-Заразу воспитывал бы не российский детдом, а добрая тётя Даша. Но Ленку отдали на воспитание государству, и получилось то, что получилось. Увы, пройдя огни и воды детских домов, Ленка выросла оторвой и гадиной. Курить она начала с десяти лет, нюхать клей — с двенадцати, ещё с более раннего возраста подворовывала, а когда подросла — освоила более лёгкий способ зарабатывать деньги… Попивать она начала примерно в этом же возрасте… В общем, ничего необычного, кроме железного здоровья, которое позволяло ей долго сохранять товарный вид и рожать здоровых детей. Государство же с грехом пополам выучило её в колледже на станочника и выдало комнату в общаге, как круглой сироте. Станочником Ленка-зараза не работала ни единого дня, зато комната пригодилась для разного рода межличностного общения. Дети же были побочным продуктом этого самого общения, но к ним прилагались декретные деньги и детские пособия. Правда, свободолюбивая Ленкина натура не могла долго выносить длительного общения с пищащими и гадящими человеческими личинками, и рано или поздно она исчезала с места постоянной регистрации, заперев комнату и оставив в ней очередного детёныша. Соседи, озверев от детских воплей, привычно вызывали участкового, участковый звонил в опеку, и очередное Ленкино дитя отправлялось в Дом Малютки. И это было для них куда большим везением, чем жизнь с непутёвой мамашей. Малыши немного подрастали, хорошели, выравнивались… и их вполне охотно усыновляли, несмотря на необычную внешность. Старшего брата и старшую сестру Ромки вроде как даже в США усыновили, других брата с сестрой забрали приезжие… но это Ромка уже потом узнал, когда подрос и обстоятельства его жизни изменились напрочь, а до этого он просто считал себя сиротой, выросшим в детском доме… Ему-то как раз и не повезло. Нет, не в том смысле, что его не усыновили. Нашлась подходящая семья и для Ромки. И очень хорошая семья. Марина и Сергей Вылегжанины сразу прикипели к малышу, и лет до десяти Ромка Вылегжанин был вполне счастлив. А потом в Ленке-Заразе неожиданно проснулись материнские чувства — и она каким-то образом сумела узнать, кто и как усыновил её младшего сына. Представьте себе потрясение десятилетнего мальчишки, когда перед ним в один прекрасный день предстала растрёпанная, не слишком опрятная женщина с пакетиком дешёвых леденцов и воплем: «Здравствуй, сыночка!» Ромка материнского порыва не оценил, сбежал от неё домой и долго рыдал в подушку. Он и не знал, бедолага, что мама с папой ему не родные, папа в своё время рассказал, что Ромка очень похож на свою умершую бабушку, и этого было достаточно. Нет, возможно, в душе, мальчик понимал, что что-то с этим не то, но верил, потому что хотел верить. А Ленка-Зараза начала осаду семьи Вылегжаниных, и дело дошло до того, что приёмные родители продали квартиру и срочно переехали в другой город, где Ромка пошёл в другую школу, и всё вроде бы выровнялось, больше непутёвая мамаша в его жизни не объявлялась. Но мальчик навсегда запомнил и своё потрясение, и родительскую ложь. Умом он понимал, что именно от этого потрясения его и хотели уберечь Сергей и Марина, но это умом. А вот в душе у парнишки начал твориться полный раздрай. Ромка стал хуже учиться, сбегал с уроков и даже пробовал курить… но как-то одумался. Мысль о том, что он тоже может превратиться в опухшее от водки неопрятное, жуткое существо, вовремя заставила его затормозить и взяться за ум. Сергей и Марина порадовались, списав всё на слишком рано начавшийся переходный возраст, Ромка вновь стал послушным и любящим сыном, но… что-то он безвозвратно утратил. Может быть, детскую доверчивость и наивную веру в чудеса? Однако, на этом несчастья, которые постигали маленькую семью, не кончились. Ромке было семнадцать лет, когда у Сергея начались серьёзные проблемы с сердцем. Он лечился полгода, решился на операцию, но она не помогла. Сергей умер полгода спустя, ещё через полгода скончалась и Марина. Она слишком любила мужа и не смогла пережить его смерти. Марина плакала перед смертью, переживала, что её Ромочка останется совсем один, она успела с ним попрощаться… но… даже любовь к приёмному сыну не смогла удержать её после смерти мужа. Так Ромка остался совсем один в восемнадцать лет. И эта потеря была, наверное, самой болезненной из всех. Но он переборол себя и нашёл в себе силы жить и постепенно рана в душе начала затягиваться. Но теперь Ромка навсегда усвоил урок — чудес не бывает. Разве он не просил чуда, когда отправился на операцию приёмный отец? Когда умирала приёмная мать? Но чуда не случилось. Не бывает на свете чудес. Всё это — чушь несусветная. И нельзя никого любить. Нельзя ни к кому привязываться. Все обманывают. Все уходят. А это так больно, что больнее не бывает. Итак, Ромка сумел взять себя в руки. Школу он в своё время закончил с совсем не плохим аттестатом, попробовал поступить в институт, и, к его удивлению, ему удалось с первой попытки поступить на бюджетное. На факультет ИНЯЗ. Марина была переводчиком, и очень хорошим переводчиком, Ромка оказался способным к языкам, английский и французский он освоил, чуть ли не играючи, уже в институте к ним добавился итальянский… а потом, неожиданно Ромка увлёкся китайским языком и стал заниматься им дополнительно. Любовь к языкам и стремление заниматься переводами сделали Ромку организованным… ему нравилось то, что он делал, в книгах можно было найти ответ на многие вопросы, к тому же… Книгу можно закрыть в любой момент и поставить на полку, книга не предаст, не покинет… и не требует любви. Книга просто всегда рядом. В институте Ромку уважали преподаватели… и не слишком любили однокурсники, считая его сухарём и ботаником. Он сторонился обычного студенческого веселья и не очень понимал заигрывания хорошеньких однокурсниц. Помогал тем, кто просил помощи, не отказывал, но ни сближаться, ни дружить с кем-нибудь не спешил. Хотя внешне Роман выглядел отнюдь не заучкой-ботаном — высокий, худощавый, с чёрными, слегка вьющимися волосами, кожей цвета загара и выразительными чёрными глазами. Он привлекал внимание девчонок… только вот девчонки его не особо привлекали. Нет, Ромочка, разумеется, понимал, что существует и такая сторона жизни, как секс, но… что-то у него эта сторона жизни энтузиазма не вызывала. Ни несколько свиданий с симпатичными однокурсницами, которые закончились пшиком, ни просмотренные в Сети порноролики, ни скачанное оттуда же чтиво определённого пошиба не вызвали немедленного желания применить знания на практике. Нет, орган, который у парней играет первостепенное значение большую часть жизни, у него был в полном порядке и работал исправно, так что часто по утрам и вечерам приходилось прибегать к помощи собственной правой руки, только вот желания проделать это с объектом противоположного пола не возникало и точка. Ромка слегка испугался, но потом наткнулся в вездесущей сети на термин «асексуал» и малость успокоился. Ну, такой вот он. Бывает. Погрузившись в учёбу, Ромка и не замечал, что однокурсницы открыли на него настоящую охоту. А что? Симпатичный, квартира родительская имеется, и сами родители, что характерно, уже скончались — то есть, никаких свёкра и свекрови в природе не будет. Так что брать надо, бабоньки, пока не увели! Увы, призыв этот остался без ответа, ни одной из институтских красавиц не удалось покорить Ромкино сердце, и обиженные прелестницы распустили слух, что Вылегжанин не иначе, как гей, потому как на красивых девчонок никак не реагирует. С этого и начались серьёзные Ромкины неприятности. Правда, он о них пока и не догадывался. И долгое время ничего не замечал. Не замечал, что однокурсники практически перестали с ним общаться — он и сам как-то не стремился особо с ними контактировать. Не замечал шёпотков девчонок за спиной. Не прислушивался к самым невероятным слухам, которые стали гулять по институту. Не замечал брезгливого выражения на лицах некоторых преподавателей, когда их взгляд падал на него. Не замечал до тех пор, пока на экзамене преподаватель, который раньше относился к нему вполне нормально, не стал явно его заваливать. Ромка не понял, с чего такая немилость, подготовлен он был отлично, лекций и семинаров никогда не прогуливал, все проекты сдавал в срок… Но препод явно был настроен на то, чтобы выставить студента ничего не знающим бездельником… Не удалось. Ромка с большим трудом получил «хорошо» вместо заслуженного «отлично», спорить не стал, препод был не из тех, с кем можно было поспорить, забрал зачётку и отправился на выход, уловив в спину реплику о том, что в армии из таких, как он всю дурь бы повыбили. — Каких — таких? — не выдержал Ромка, обернувшись. — Я вас чем не устраиваю? — Идите, Вылегжанин, — холодно проронил препод. — Я буду ставить вопрос о переводе вас на платное отделение. Ромка похолодел. Платное он бы не потянул однозначно. К тому же, он так и не смог понять, откуда вдруг взялась внезапная неприязнь ранее вполне адекватного преподавателя. — Что это с ним? — удивлённо спросил Ромка у однокурсниц, вывалившись из аудитории мокрым, как мышь. Девчонки, которые раньше вполне охотно с ним беседовали, просто отошли подальше с каменными лицами. Парни, стоявшие поодаль, сморщились так, словно узрели глиста под микроскопом. Осталась рядом только тихая заучка Нина — толстушка с нелепой стрижкой в уродливых бифокальных очках. Именно она и утянула обалдевшего Ромку за рукав подальше от злополучной аудитории, в закуток-аппендикс. — Нин… — спросил Ромка. — Они чего все? — Николай Петрович геев не любит, — шёпотом объяснила Нина. — Говорят, он даже сына из дома выгнал. Из-за этого самого… Ну, тот в мужчину влюбился и сейчас с ним живёт… — А я здесь причём? — удивился Ромка. Нина коротко вздохнула и посвятила Ромку в проблемы его предполагаемой ориентации. А потом ушла, оставив обалдевшего парня хватать воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Обалдение было таким глубоким, что Ромка на негнущихся ногах покинул институт. На душе было гадко. Хотелось напиться. Хотелось пойти и устроить скандал всем этим придуркам. Или морду набить… Остановило Ромку только глубоко заложенное отвращение к водке и осознание того, что скандалом он ничего не изменит, а, пожалуй, только усугубит эту чушь несусветную. Но что было делать дальше — совершенно непонятно. Встать возле деканата с плакатом: «Я не гей!»? Бред же полный… Срочно завести себе подружку, а ещё лучше — парочку? А почему он должен прогибаться под чужое мнение, тем более, что после всех распускаемых сплетен на институтских красавиц и смотреть не хотелось. Пойти в ночной клуб и познакомиться с девушкой там? Так рациональный Ромка не хотел тратить деньги на ночные клубы, считая, что платить за несколько часов тупой тряски среди потных тел и пару стаканов дешёвого алкогольного пойла с девизом «Смерть печени», времяпровождение — глупее не придумаешь. Поэтому Ромка вздохнул и решил пока оставить всё как есть — ни отчислять, ни переводить на платное его было не за что, а в перспективе решил прощупать возможность продажи квартиры приёмных родителей и переезде в соседний город. Беда была только в том, что пришлось бы выбирать — жильё или высшее образование, поскольку перевести бы его перевели, но только на платное отделение. У преподавателей с деканом и ректором, чай, своя родня имеется, им бюджетные места нужнее. Но Ромка понимал, что с таким отношением он в своём институте долго не протянет, если вредный препод возьмётся за него всерьёз… Он слышал, как девчонки трепались о его связях и многозначительно тыкали пальчиками вверх… глупые курицы. Нет, ну как они вообще додумались такие слухи по институту распускать? Этим паразиткам — хиханьки-хаханьки, а у него вся жизнь, можно сказать, под откос. Тут Ромка вынырнул из своих печальных дум и огляделся. Оказалось, ноги сами принесли его на берег пруда в полузаросшем городском парке, который всё никак не могли привести в божеский вид, поскольку денежки, выделяемые на его реконструкцию, постоянно уходили из казны неизвестно куда. Вследствие этого парк почти не посещался, да и слухи о нём ходили всякие-разные… Но расстроенному Ромке это мрачное место было сейчас как бальзам на душу. Вокруг было тихо и безлюдно, Ромка присел на брёвнышко, невесть как оказавшееся под плакучей ивой, росшей на берегу, продолжая думать свои невесёлые думы… и не заметил, как задремал. И приснился ему сон, да не простой, а из категории тех, что не снились с детства — чудесный и сказочный. Снилось ему, что сидит он под ивой, смотрит на солнечные блики на воде… и вдруг среди этих бликов мелькает здоровенный хвост, покрытый золотистой чешуёй. Ромка даже не особо удивился — мало ли что может во сне привидеться, но в этот момент хвост мелькнул в воде ещё раз… и ещё, приближаясь к берегу. А потом сон окончательно добил Ромку, когда вместо хвоста из воды у самого берега неожиданно показалось красивое девичье личико с белоснежной кожей, яркими голубыми глазами и золотистыми волосами, которые растекались по воде, как диковинные тропические водоросли. Красотка подняла руку и весело помахала оторопевшему Ромке: — Привет! Ты чего скучный такой? Ромка на пару минут потерял дар речи, сумев выдавить только: — Ээээ… Красотка ничуть не смутившись, хрустально рассмеялась и заявила: — Ну да, я русалка. Гон у меня. Вот наши и отправили в этот пруд, чтоб народ не смущать. Здесь же обычно не бывает никого. — Наши? — тупо переспросил Ромка. — Ну да, — беспечно махнула рукой девчонка. — Наши, из Конторы. У меня когда Гон начинается — на это оборотни сильно реагируют. Хорошо, если у них Пары есть — они просто с ними… эээ… уединяются, а если нет — так ко мне в кабинет ломиться начинают. Короче, вся работа на трое суток встаёт. Вот шеф и сказал — давай, Лу, в пруд, и чтобы глаза мои тебя трое суток не видели, пока Гон не пересидишь. И как я с таким отношением себе Пару найду? Ромка с каменным лицом выслушал эту чушь несусветную и даже во сне решил, что девчонка — либо жертва тайных генетических экспериментов, либо сбежала из ближайшей психушки, либо чокнулся уже он, и это не просто сон, а самая что ни на есть галлюцинация. — А тебе обязательно Пара нужна? — спросил он уже так, чтобы лишь поддержать разговор. — Конечно, — ответила девчонка, которую, судя по её же собственным словам, звали Лу, — Древняя Кровь всегда требует Пару. Увы, у меня наследие редкое, сейчас мало русалок осталось, а те, что есть уже заняты… Мне бы хоть латентное наследие, во время Гона Кровь Древних сама пробудится и всё, как надо сделает. При этом девчонка покосилась на Ромку так умильно, что он было подумал, что это латентное наследие она углядела в нём. Ну да, мало ему было Ленки-Заразы в мамашах и неизвестного папаши, так ещё и это. И Ромка поднялся на ноги, мысленно требуя от себя немедленно проснуться. Так наслушаешься всяких сумасшедших, сам с ума сойдёшь… окончательно… — Эй, — капризно оттопырила нижнюю губку Лу, — ты куда? Мы же тут так славно болтали… — Эээ… дела у меня, — попробовал отговориться Ромка, но красивые голубые глаза Лу неожиданно сверкнули зелёными просверками, и Ромка замер, как муха, застрявшая в меду. А капризная красотка стала медленно выходить из пруда, приближаясь к Ромке. Ромка с ужасом смотрел, как перед ним возникает классическая русалка — только какая-то немного широкоплечая. Грудь красотка стыдливо прикрывала распущенными золотыми волосами, так что об этой части тела ничего сказать было нельзя. Зато ниже пояса начиналась красивая золотистая чешуя, покрывавшая хвост. Ромка отчаянно пытался проснуться, закричать, хотя бы ущипнуть себя, чтобы прекратить эту чушь несусветную, но не мог абсолютно ничего. Русалка же, поглядев на свой хвост… на берег… досадливо поморщилась и щёлкнула пальчиками. И тут её хвост превратился в две симпатичные, стройные, но довольно мускулистые, словно у велосипедистки, ножки. И тут потрясённый Ромка узрел то место, где эти самые ножки сходились, и обнаружил там то, что с его точки зрения, у девушки было явно лишним. — Ты чего? — улыбнулась красавица… красавец, приближаясь к Ромке и нежно прикасаясь к его щеке. — Не бойся, тебе будет хорошо… Очень хорошо… А потом она склонилась к Ромкиной шее и прикусила её — больно, до крови. — Ммм, — вырвалось у русалки… русала, — латентное Наследие… Наконец-то… Пара… И тут сознание окончательно покинуло незадачливого студента, не верящего в чудеса. *** Очнулся Ромка от вполне себе приятных ощущений — ту самую часть его тела кто-то весьма нежно ублажал, да так, что разрядка оставалась лишь вопросом времени. Ещё несколько движений умелого языка — и Ромка вскрикнул, дёрнулся… и кончил. И только потом углядел, что находится он уже не на берегу пруда, а в собственной квартире. И ублажала его так замечательно… русалка, превратившая ни с того, ни с сего в красивого парня. Парень этот нахально облизнул губы и стремительно переместился поближе к Ромке, обняв его. — Давай знакомиться, Пара… — нагло задышал он в ухо, да так, что у Ромки мурашки по коже побежали. — Ты — Роман Вылегжанин, а меня зовут Луис, можно Лу. И я — русалка. Точнее — русал. — Да я уже понял… — ошеломленно пробормотал Ромка, прислушиваясь к собственным ощущениям, поскольку у него были на этот счёт нехорошие подозрения. Но подозрения не оправдывались, наоборот, совершенно незнакомое ощущение телесного довольства заставляло сладко жмуриться. А Лу, между тем, виновато бормотал: — Ты, прости, пожалуйста… Гон у меня, поэтому я так себя и повёл. Я, вообще-то скромный… Точно-точно… И реснички этак опустил… А ресницы у него были длинные, золотистые и чуть темнели к концам. Почему-то именно это заставило Ромку тихо рыкнуть и впиться в красивые губы русалки жадным поцелуем. А что было потом, Ромка помнил плохо, поскольку крышу ему снесло конкретно. На три дня снесло.

***

Ровно через неделю после вышеописанных событий Ромка появился в институте рука об руку с потрясающей красоты парнем, равнодушно прочитал приказ о собственном отчислении за прогулы на доске объявлений, забрал документы, помахал ручкой тому самому преподу, который так нехорошо обошёлся с ним на экзамене и отбыл в неизвестном направлении. В Конторе появился новый сотрудник — русал с проявившимся наследием и потрясающими способностями к языкам разнообразных волшебных существ, и все её работники наконец-то вздохнули спокойно. Гон Лу проводил только со своей Парой и совершенно перестал выделять феромоны, от которых оборотни сходили с ума. Теперь от них сходил с ума только Ромка, но это уж так — пустяки, дело житейское. А вредный препод на следующий день явился на работу накрашенным и в женском платье, прилюдно признавшись в любви к ректору института … со всеми вытекающими… Ректор был человеком весьма суровым и строгих взглядов, так что скандал был знатный… Пришлось бедному ненавистнику геев увольняться, так как его словам, что это было какое-то помутнение рассудка и он не помнит ничего, никто не верил. Русалки — они злопамятные очень, да ещё и ментальное воздействие оказывать на людей могут, так что Лу, выслушав от Ромки полный недоумения рассказ об этой истории, только загадочно улыбнулся. Да и в самом деле — нынешние студенты любого преподавателя способны довести до цугундера. А может, Лу обдумывал, как донести до своей Пары мысль, что он скоро станет папой… а ведь истинные русалки мечут икру… хорошо хоть не больше пяти штук зараз. Но хитрый Лу уже знал, что Ромка хочет большую семью, так что в том, что любимый обрадуется даже не сомневался. А россказни старого бомжа, который клялся, что видел в заброшенном пруду старого парка аж двух русалок невиданной красоты, понятное дело, никто не слушал. Какие в наше время русалки? Чушь несусветная…