Маленькие проблемы больших полицейских

      - Какие у него уши смешные! А хвост!       У черного то ли от осенней ливневой грязи, то ли от природы щенка, - со своего места Гэвин не видел особо много, - и вправду были большие смешные уши. Щенку они только мешали, с его-то детской суматошностью и раскоординированностью: он пытался уследить за всеми сразу, дурея от внимания, и не знал, к кому тянуться. Привлекало его абсолютно все и сразу, а столько ласки он, верно, не видел и подавно.       Тонкие лапы с белыми пятнами у самых когтей сотрудники Департамента тоже вниманием не обделили. Тут Рид, уловивший слова «протез» и «все решаемо», скрипнул зубами, и даже Андерсон посмотрел если не обеспокоенно, то с недоумением точно.       Старик в последнее время проявлял завидные навыки эмпатии. Познавший всю прелесть принципа «меньше знаешь, крепче спишь», Гэвин предпочитал не вникать в причины, хотя от подозрений в лице одного весельчака с серийным номером избавиться было сложно.       Высокая фигура девианта, утянутого в свою привычную форму с тускло светящимися надписями, мелькнула рядом с обступившими щенка людьми. Девятисотый ловко обогнул умиляющегося Уилсона, одарив того непонятным взглядом, и материализовался за спиной у напарника.       Исходящий паром горячий, ярко пахнущий кофе занял свое привычное место на столе у терминала. Рядом со стаканом лег сэндвич с курицей и сыром: ровно такой, какие на «голодных» сменах Рид и брал в ближайшем автомате.       Медленно звереющий Гэвин не поменял ни позы, ни взгляда, только дернул щекой от досады.       Открыл войну он без предупреждения и с напором:       - Собранный из пластика абсолютно весь, капитан Америка у нас в Детройте есть, да? Где твой супергеройский костюм, спаситель собачек и поборник зла?       - Сэр, осторожно, у вас юмор балансирует на грани фола, - холодно протянул Девятисотый.       Сузив глаза, он издевательски вежливо уточнил:       - Просто для лучшего взаимопонимания: у вас на ужин сегодня диета и истерика или есть что-то более конструктивное?       Гэвин вполне однозначно сложил пальцы в интернациональный жест, ткнув рукой куда-то себе за плечо. Проверить, дошел ли посыл до адресата, и уж тем более объяснить жест дополнительно он не удосужился, - Девятисотый идиотом не был. Всю обсценную лексику вместе с жестами он выучил уже на первой неделе работы, в отличие от Коннора, который до сих пор путался в вопросах «что», «кого» и «куда». Но и натаскивал Коннора не Гэвин Рид, а всего лишь лейтенант Андерсон, так что взять со старшего девианта было нечего.       - Я не могу, - тем временем с искренним сожалением и очень громко пожаловался Уилсон, - у меня жена будет против…       - Как можно было такого – и в помойку?!       - Гав, - высказался еще и нелепый щенок, и Гэвин не выдержал: швырнув в сторону терминала ключи и кобуру с пистолетом, нашарил в ближайшем ящике сигареты и был таков. Девятисотый, с задумчивостью уставившийся на небрежно брошенное табельное оружие, совсем по-человечески прикусил губу. Задетый броском стакан с кофе окрасил прозрачную столешницу в густой черный цвет; на полу с падающих тонких струек быстро натекала лужа.       Офицер Райдер, как и многие другие, этой маленькой драмы не заметила и лишь сокрушенно вздохнула:       - И я не могу, аллергия… До чего ж хорошенький! Жаль, что калека…       В сопровождении неровного света от вечерних фонарей Гэвин обогнул здание Департамента и распахнул дверь старой курилки. Курилка эта была фантастически древним местом, позабытым высоким начальством, зато любимым подчиненными из года в год, - даже несмотря на угрозы падения штукатурки с потолка и прочие неприятные бонусы.       Следующие пятнадцать минут детектив Рид занимался тем, что травился дешевым табаком и бездумно залипал в стену: ветвящиеся по влажной штукатурке старые трещины странным образом успокаивали. Закуток, к недоброй радости остро нуждающегося в одиночестве человека, был пуст, и за бесценную возможность постоять в тишине без риска набить кому-нибудь лицо Гэвин готов был благодарить отдельно.       А набить хотелось неимоверно, и даже не кому-нибудь.       Рука с сигаретой едва заметно дрожала. Под отблеском тусклой лампы, единственной на всю курилку, Гэвин с раздражением заметил подсохшие синие пятна на запястье - награда за собственную невнимательность за последние сутки и, наверное, все три месяца работы с говорящим пластиком.       Следы даже под нажимом пальцев стерлись с трудом, обнажив лишь покрасневшую от трения кожу. Проведя последний раз ладонью по фантомному пятну, Рид выдохнул вместе с дымом:       - Что за хуйня, блять…       Тоскливо и очень ёмко сформулировав в четырех словах все то, что не давало ему покоя, - покатившаяся по известному маршруту работа, сошедший с ума мир и механические гремлины повсюду, - Гэвин сунул свободную руку в карман джинсов и тряхнул головой.       По-осеннему захолодило от сквозняка неприкрытый загривок. Верная толстовка, оставленная в здании, провоцировала вернуться за теплом обратно в полурабочий шум, к ажиотажу вокруг притащенной гремлином собаки. Пришлось, скривившись, сопротивляться и терпеть, потому что видеть гремлина Гэвину отчаянно не хотелось.       Откровенно говоря, Рид не помнил, кто такие гремлины, но слово напарнику очень сильно подходило, да и лезло на язык так же упорно, как этот чертов робот в чужую работу; выдохнуть это прозвище бесценному напарнику прямо в лицо хотелось невыносимо, но обзывать лично девиантов детектив Рид уже давно не рисковал, - уроки он усваивал прекрасно.       Побитая без всякой жалости шкура такого обращения не ценила, лимит доверия у Коннора был исчерпан, а Девятисотый был профессионально натаскан даже во вправлении мозгов кому угодно. Скорее всего, этот изначально заложенный навык и дал ему особую мутацию характера при девиации.       Старший из собратьев серии «RK» топил больше за мирную расстановку акцентов в отношениях, младшему же, в свою очередь, было откровенно плевать на всю эту политику; так, за первые полчаса знакомства Гэвин приобрел для себя массу новых впечатлений, фингал под глазом и противоречивое уважение к новичку.       Позже со скрипом зубов пришлось признать, что Девятисотый был отвратительно хорош во всех отношениях. Это не было хвастовством или переоценкой, это был сухой факт, феномен, созданный руками человека, и ни снимать со счетов, ни недооценивать его было никак нельзя.       Этот механический парень гнал преступника лучше любой овчарки, - бежать от него, профессиональной ищейки, было бессмысленно, а девиация накидывала свои бонусы дополнительно. Принципиально бравший обычных экспертов Гэвин в конце концов сдался без комментариев: девиант работал на местах преступления настолько точно, что смысла брать вместо этой ходячей лаборатории людей уже не осталось.       Про память и говорить не приходилось, как и про другие технические примочки.       Однажды Гэвину довелось услышать, как Девятисотый ловит одного из насильников на живца, имитируя голос одной из жертв, и до тех пор, пока девиант не повторил этот фокус при адекватных свидетелях, подозрению подвергался даже кефир в холодильнике, не то что сигареты.       С кефиром была отдельная история, которую лучше было не вспоминать, и…       …Когда-то по юности, захлебываясь мечтами о работе мечты, Гэвин читал книжку про смешного главу Ночной стражи, который с ума сходил от приказов начальства и бил стену рядом с его, начальства, кабинетом. Та стена была испещрена вмятинами и шрамами и хранила больше воспоминаний, чем и стражник, и его лорд вместе.*       Эта-то курилка повидала, верно, еще больше.       - Ненавижу тебя, скотина, - собравшись с силами, сообщил Гэвин стенке и снова затянулся. Стена, по-дружески приняв на себя роль Девятисотого, выслушала это откровение и сочувствующе промолчала в ответ. – И тебя ненавижу, и то, что ты, ублюдок, меня подменил во всем, пидорас, и да, за то, что ты у меня кефир отобрал, я тебя тоже ненавижу, потому что нихуя он не был просроченный, а ты повсюду лезешь, собака бешеная, чтоб я, видите ли, не сдох случайно…       «Собака бешеная» превосходно варила кофе, очаровывала людей на пару с Коннором, набила себе репутацию у Фаулера до «превознесения», - тоже на пару со старшеньким, вот неожиданность-то, не хватало только голограмм над головой со значками левел-апа, - и ему даже девчонки из дежурки таскали всякую ерунду типа шоколадок.       Юмор шоколадок для парней из пластика и микросхем простому человеку не был доступен, но и здесь Девятисотый проявил свою стервозность: все сладости неизменно отправлялись Риду на стол. Так и надо, мол, жуй и радуйся. Гэвин от этого бесился, как и с непрерывных поставок кофе каждую смену, а девиант выглядел довольным и только стрелял глазами, стоило зазеваться. Заметил, что напарник в задумчивости начинает жрать все, что лежит поблизости, сделал выводы и пользовался этим.       - …И подачки твои ненавижу, - с сигареты в дернувшихся пальцах слетел пепел, - и обаяние твое ебучее ненавижу, и запреты эти, пальцем тебя не тронь, а то выговор и увольнение, а что я-то сделаю, если ты, сука, мутант железный, и мне уже даже по морде тебе дать не хочется, а чего хочется – если бы я сам знал!       А еще с Девятисотым объединились Хэнк Андерсон и Коннор: у этого придурочного союза в уставе красным цветом была выделена директива «вывести детектива Рида из себя». Детектив Рид давал отпор, улыбался во все тридцать два и втайне мечтал кому-нибудь втащить. Но, так как «втаскивать» ему запретил Фаулер большими буквами в личном деле рядом с выговором за хулиганство, мечты оставались лишь мечтами, а Девятисотый продолжал вертеться поблизости.       Помогать, отслеживать, задерживать, ловить, думать…       …И ловить, зараза, пули, да так, что потом становилось стыдно! И не девианту!       Гэвин взвыл, пнул стену и еще раз взвыл, только уже не от гнева, а от боли. Зданию-то было все равно, а вот ноге – уже нет, и градус злости взлетел еще выше вместе с громкостью озвучиваемых претензий. О целесообразности таких действий страдалец уже не задумывался.       - Ненавижу тебя, ублюдская ты морда! Мало мне позора! Мало мне того, что я на тебя залипаю, так еще и ты, зараза, провоцируешь, и еще и геройствуешь, хренов супермен!       - Детектив, с вами все в порядке? – поинтересовался очень знакомый низкий голос над ухом. Гэвин потратил пару секунд на загрузку, осознал и шарахнулся в сторону, неприятно ударившись плечом. От разбитой трещинами штукатурки на пол рухнул кусок; сигарета улетела туда же.       - Ковахуя ты тут забыл?!       - Вас, разумеется, - ехидно ответил Девятисотый, но по его лицу пробежала тень. – Ну и в чем дело?       Гэвину невыносимо сильно хотелось ляпнуть все то, что ложилось на язык с самого сердца, откровенно и зло, но остатки гордости все еще держали бой. Чужие пальцы на запястье он терпел ровно пять секунд, пока набирал воздуха в легкие, но девианту хватило и этой малости на его гребаную аналитику и сканирование.       Лицо и шею от ярости обожгло огнем.       - У вас пульс зашкаливает, детектив. Вы что, тут кругами бегали от своей немотивированной агрессии?       Да лучше бы бегал, блять, подумал Рид сначала, и тут до него дошло: главный герой этой эмоциональной речи слышал как минимум самый ее пик.       - Ты мудак железный, - с наслаждением высказался Гэвин, понимая, что терять уже нечего, - и задолбал меня до вполне мотивированной агрессии. Умный чайник с ручками. Подлая сволочь с электрическими мозгами и комплексом героя. Тесты на «кто ты из Мстителей» не проходишь случайно, нет?       В глазах у Девятисотого мелькнуло неприятное удивление. Обычно такой взгляд не предвещал ничего хорошего: как правило, в ближайшую минуту начиналось крайне короткое, но информативное прояснение отношений с последующим поиском аптечки.       - Не объяснитесь?       В курилке вдруг жалобно скрипнула дверь. Уже подносящий на ходу к губам сигарету лейтенант поднял глаза и под двумя взглядами, – блеснувшим алым от девианта и просто очень злым от человека, - коротко извинился и ретировался.       - Не заходи туда, Дэнни, - предупредил он попытавшегося сунуться следом сержанта, - там пиздец. В смысле, Рид с Робокопом. Они тебя сожрут.       - Дерутся, что ли? Может, разнять? – смутно удивился сержант. Собеседник повел плечом и щелкнул зажигалкой снова, опершись спиной на грязное стекло двери.       - Да непохоже. Не тронь. Лучше б Рид свои гештальты уже позакрывал, всех задолбали.       - Это точно, - согласился Дэнни и устроился рядом с напарником. Греть уши под чужие вопли и смолить оказалось интересным делом: уже к вечеру о выяснении отношений между офицерами Фаулера знали все, кто хотел этого и не хотел.       В некоторые моменты жизни Гэвину везло оказываться при разборе полетов без заведомо опасных предметов. После последнего выяснения отношений с оружием в участке он чуть не схватил уголовку при возможном плохом исходе; отделавшись выговором, теперь он предпочитал перестраховки.       Зато сейчас Девятисотый нависал над ним с каменным выражением лица, а Рид поймал себя на том, что тянется рукой к бедру, точнее, табельному, которое осталось на рабочем месте.       - Объясниться? – бесстрашно прошипел он. – Я тебе что сказал перед тем, как в меня выстрелили, придурок? Там, на углу улицы?       У девианта взгляд вместе с интонациями выцвел сразу и до арктического уровня. Фантастическое упрямство вкупе со строгим характером делали свое дело. Гэвин, уже выучивший эту манеру стоять намертво за свои позиции, знал, что ожидать, но в данном случае собирался учитывать чужое мнение примерно так же, как и предпочтения Коннора в литературе каждый раз, когда для тупого прикола подкидывал ему «Плейбой».       - Идти назад и делать мою ебаную работу.       - А ты куда попер?!       - У меня другие инструкции. Вы были на линии огня.       Гэвин ухмыльнулся. Лицо у него было страшное - ухмылка прорезала эту болезненную маску так, что впервые за всю короткую жизнь Девятисотый незаметно опешил. Обычно Рид, любивший работать в полях, был по-дурному веселый или же язвительно-злой; иногда он стервенел, совсем редко – проводил ленивые дни, и работать с ним тогда было еще хуже.       Но таким, потерявшим берега напрочь, его видели крайне редко.       - Я тебя сейчас сам пристрелю второй раз, кофеварка ты тупая, за то, что выставил меня идиотом, - прошипел Рид ему в лицо, - тебе выстрелили в твое хреново сердце, потому что ты выскочил передо мной, я сорвался, и в итоге у нас подозреваемый сбежал… и чтобы я там орал и вызванивал Коннора с запчастями… и ты делаешь вид, что все в порядке, исчезаешь черт знает куда, и притаскиваешь эту тварь! Инструкции у него!       В стенах здания с гулом отразились отзвуки голоса: детектив откашлялся и затих, чтобы достать сигареты. Вес он перенес на одну ногу, отставив другую, и выглядел абсолютно беззащитным. Пламя зажигалки осветило на мгновение не только его собственную небритость и синяки под глазами, но и чужое бледное лицо.       Подняв взгляд на девианта, Гэвин против воли отшатнулся.       Неожиданное понимание на лице Девятисотого вытянуло ему из легких весь воздух, как от удара поддых. Эти жалость и сострадание, которые не имел права испытывать ни один робот, собранный чьими-то руками на одном из многочисленных заводов, разозлили его пуще прежнего и тут же забрали все силы.       Девиант, осознающий очередной свой программный сбой, касался полыхающего двумя цветами кружка на виске. Гэвин, теперь почти выгоревший эмоционально, отвел глаза и затянулся снова. На напарника он больше не смотрел: его больше интересовал кончик тлеющей сигареты.       - Вы за меня переживали, - растерянно и тихо выдал девиант. Подобные интонации в его голосе, обычно звенящем металлом, уверенностью и силой, прозвучали впервые.       - Я-то думал, вы из-за растрат в случае моей… Извините.       Но тут же, когда он справился с собой, эти нотки исчезли, заменившись торжеством:       - Приятно слышать.       - На хуй иди, - рыкнул Гэвин и осекся: его сгребли в медвежьи объятия, из которых выбраться не было ни малейшей возможности. Сигарета исчезла из рук, чтобы после меткого броска оказаться в урне. Девятисотый, как выяснилось в такой близости, еле слышно гудел, а еще у него ощутимо стучало это его чертово механическое сердце.       То самое сердце, которое Рид менял своими руками, скользкими от голубой крови. Под сочувствующими взглядами примчавшихся на помощь Коннора и Хэнка, пока тириум заливал пальцы ярко-синим, он вытаскивал из хлюпающей каши обломок, хладнокровно, по-армейски считая секунды. Вставить запчасть заново оказалось сложнее: пальцы не держали ни проводки, ни само сердце, пазы нашлись с трудом. Потом Коннор делился собственной кровью – выглядело это и странно, и страшно, но до боли красиво, и все это время обретающий сознание заново Девятисотый не отводил от Гэвина тусклого взгляда светлых серых глаз.       Самым страшным во всем этом была не замена сердца, не кровь на руках, не понимание собственного неравнодушия, а простое ожидание. Звонок Хэнку занял десять секунд, а за сколько они с Коннором и запчастями добрались до места, никто уже не считал. Фантастическим оказалось везение: у лейтенанта уже закончилась смена, а нужные вещи Коннор хранил у него дома, и дом этот был поблизости от того самого переулка, где они, Гэвин и Девятисотый, застряли…       Теперь эта живая сталь, притянув его к себе, ворошила ему волосы носом. С пониманием и сочувствием, откуда что взялось только.       - Четыделаешьотпустименяблять, - пробубнил Гэвин невнятно.       - Да ладно вам, - хмыкнул весело Девятисотый и легко коснулся губами взлохмаченного затылка: напарник замер, - это обнимашки, они всегда помогают людям. Так Коннор говорит, по крайней мере, не имею основания ему не верить.       Гэвин вздохнул и обмяк, вслушиваясь в ровный шум напротив собственного сердца. Он не пытался ни анализировать, ни сопротивляться, и очень надеялся, что потом эту слабость забудет хотя бы он сам.       - Если ты еще хоть раз, - деревянно сказал он, с силой подтаскивая одно слово к другому, чтобы вытолкнуть с мучением, - выскочишь впереди меня и поймаешь мою пулю, я тебя лично разберу, соберу в коробку и отправлю в Бостон Динамикс. Я тебе не девка кисейная, чтобы меня спасать, в конце концов…       И тут он подумал с усталостью, что толку от слов: из непробиваемого упрямства Девятисотого можно было строить космические корабли, а угрозы ему эти были ноль на массу. Девиант это немедленно подтвердил.       - Это мои приоритеты, детектив, - шепнул он напарнику в ухо. Гэвина от этого низкого тембра, раздавшегося преступно близко, ощутимо тряхнуло, и он, пытаясь справиться с собой, неловко перевел эмоции в другую плоскость.       - А щенок откуда, ты, чудовище?       Девятисотый, не выпуская его из рук, издал будто бы понимающий смешок: Риду, которому было уже совсем не хорошо, - ну, или слишком хорошо, чтобы он признался в этом самому себе, - обожгло краской лицо вновь. Следовало немедленно запросить перевода, к Аллену в спецназ или вообще в Нью-Йорк, потому что имел ли право взрослый сотрудник полиции краснеть, как малолетняя девчонка, и слабеть коленями при таких диких обстоятельствах…       Дикие обстоятельства в лице по-прежнему обнимавшего его чертового робота-девианта, тем временем, в виду имели такие мелочи. От Девятисотого и его дурацкой куртки шло едва ощущаемое тепло.       - Услышал, когда бежали за подозреваемым, в мусорном баке. Он же живой, не оставлять же его там. Люди так не поступают.       - Что ты такое, - выдохнул Гэвин.       Люди действительно обычно так не поступают, подумал он, но люди, помимо всего прочего, не впадают в странную эмоциональную зависимость из-за машины. Люди в привычном понимании не воспринимают роботизированного помощника как настоящего напарника и уж тем более не хотят той ереси, что сейчас крутилась у изводившего себя Рида в голове.       И надо же было этому идеалу еще и услышать в пылу погони чей-то зов, и откликнуться позже. Сорвался с места, едва щелкнуло новое сердце, исчез в проулке на добрые пятнадцать минут, пока Рид вдохновенно орал ему вслед, а Андерсон просто рукой махнул, - девианты же, мол, вернется, - а потом примчался с комком шерсти на руках. Невозмутимый, собранный, и о том, что он пережил, говорила только пропитанная насквозь кровью куртка.       Непозволительная человечность.       - Ваша предусмотрительность с оружием в участке вам на руку, - фыркнул, отстранившись, Девятисотый. Гэвин мгновенно напрягся и вгляделся в серые глаза с непониманием.       - Почему, - спросил он почему-то с утвердительной интонацией. В сознании заискрил сумасшедший калейдоскоп из странных образов, родившихся из смутных желаний.       А когда Рид поймал себя на том, что его самым нахальным образом жмут к злосчастной стенке, - разговаривай эта бедняга, и компромата хватило бы кому угодно на что угодно, - ему стало не до глупых вопросов с глупыми ответами.       Девятисотый целовался без всякого опыта – оно и понятно, почему, но крепко, не прикрывая глаз, и по его телу отчетливо пробегали искры, а в воздухе пахло грозой и почему-то паленой проводкой. Влажная штукатурка холодила спину, но ее же обжигали ладони, забравшиеся Гэвину под футболку: девиант лишь поглаживал кожу над ремнем джинсов, а его напарника уже от этого простого жеста трясло до невозможности.       И любая странность воспринималась как совершенная норма.       - Пошли отсюда, - сказал в конце концов относительно пришедший в себя Гэвин и облизнулся, - у нас еще половина смены. И если это твои механические приколы, или тебя просто закоротило, или…       У девианта, невозмутимо поправлявшего скособоченный воротник куртки, оскорбленно блеснули алым глаза.       - Ваши угрозы на том же уровне, как ваше чувство юмора. Дайте знать, когда соберетесь всплыть с дна.       - Ой, да пошел к черту, - расслабленно фыркнул Гэвин.       Попытка выйти из курилки закончилась сдавленным вскриком и тихим матом для кого-то, кто не приручил удачу, и неловким молчанием для человека, решившего на радостях вынести дверь с ноги. Рид с наслаждением хлопнул дверью еще раз, вышел, пропустив Девятисотого, осмотрелся и наигранно ойкнул.       – Опа. Дэнни, Стив… Какая встреча! Парни, блять, что вы тут делаете?       - Закатом любуемся, - ласково отбил в ответ Дэнни, потирая плечо, - пока вы тут баррикадируетесь. Отгоняем лишних, собираем сплетни, как у вас дела, кстати?       Детектив хлопнул себя ладонью по лбу. Девятисотый взглянул на него с усмешкой и перевел взгляд на свидетелей: высокий лейтенант, не задумываясь особо, быстро задвинул сержанта за спину и улыбнулся одними глазами. На этом немой диалог был закончен.       Щенок и впрямь был забавный, - прикусывал пальцы и молотил хвостом по полу, стоило протянуть ему руку. Вблизи удалось рассмотреть его целиком, и Гэвин выяснил: шерсть у него действительно черная от природы, зверь - очень дружелюбный пацан, и одной лапы у него не было, похоже, с рождения. Но лезть на руки и врубать харизму на полную катушку ему не мешало никакое отсутствие конечности, поэтому спустя полчаса совершенно очарованный детектив полиции с ревностью отгонял любых желающих погладить его, детектива, собаку.       - Вы ему нравитесь, - с восторгом сказал Коннор, который, как выяснилось, с молчаливого попустительства Хэнка сгонял в ближайший магазин за кормом, игрушками и ошейником.       Позже он в задумчивости добавил, почти не вкладывая в слова особенного намека:       - Собаки же любят хороших людей.       - Да он маленький, не разобрался еще просто, - высказался Андерсон со своего места, проигнорировав возмущенный взгляд в свою сторону. Девианты переглянулись, чтобы синхронно ухмыльнуться.       И сэндвич, который ничем не отличался от тех, что детектив Рид брал обычно в автомате, и остывший кофе вдруг показались удивительно вкусными. Он проглотил их сразу, ведомый неожиданно разыгравшимся аппетитом; Девятисотый под шумок подложил еще и яблоко, которое ему, в свою очередь, перекинул Коннор. Рид, увлеченный щенком, ничего не заметил.       - Ваш союз меня доконал, - жуя, сообщил Гэвин окружающим, - так что идёте вы всей ватагой к черту. А потом Терминатор вырастет и жопы вам всем пооткусывает.       Щенок наклонил голову и гавкнул: большое ухо смешно шлепнулось на глаз.       - Замечательно, - пробормотал Хэнк, - теперь у меня два вопроса: нах… зачем ты назвал пса Терминатором и почему он на эту кличку откликается?       - Затем, - снисходительно ответил Гэвин, - что у него будет железная лапа, а Робокоп у нас уже есть, и назвать собаку Биатлоном, Скелетоном или Футболом – преступление против человечества. А отзывается он, потому что умный, да, Терминатор?       Внезапно вспомнивший о необходимости регулярных продуктивных допросов Коннор мастерски прервал перепалку и утащил Андерсона работать. Новеньким ошейником он торопливо хлопнул младшего собрата по груди, не найдя места, куда его положить: Девятисотый с удивлением покрутил вещь в руках и взглянул на собаку.       Рид очень незаметно, вспоминая все, чему его научила армия и три месяца тяжелой работы в паре, прикрылся планшетом, слегка пригнулся и приглушенно сообщил:       - На шею себе надень, завершишь образ.       - Вам он пойдет больше, детектив, - тонко улыбнулся девиант, с самым невозмутимым видом подходя ближе. Гэвин поспешно отодвинулся, но сделать ничего не успел: ошейник короной лег ему на голову, в то время как Девятисотый уже спокойно одергивал воротник куртки на безопасном расстоянии.       - Да чтоб у тебя батарейки сели, - пожелал вслух, поменяв ошейнику владельца, Гэвин.       И чуть не вздрогнул, когда наглый, бессовестный и далее по списку девиант, которому он лично сегодня менял его чертово сердце, самым вежливым тоном, каким обычно сообщают о текущей погоде, сказал:       - Я вас тоже.