***
— Клаус! — Едва различимый звук голоса в темноте. Клаус! — Этот голос очень знаком ему, но он не в силах открыть глаза и подняться. Просто потому, что буквально несколько минут назад он умер. Сгорел. Превратился в ничто, в пыль, в пепел. Но почему же тогда он слышит? Почему чувствует, скорее на инстинктивном уровне, дуновение ветра? Мог ли он получить искупление, мог ли обрести покой после стольких лет, жестокости, разрушений и убийств? Его брат Элайджа обещал ему искупление и покой. Разве это оно? Кругом тьма и блики света. Но пока Клаус не понимает ничего, и слышит только этот голос. Он же пепел, он не может слышать и чувствовать, но его мозг, или что-то другое, посылает сигнал, и Майклсон открывает глаза. — Клаус! Слышится совсем рядом, и он оборачивается. Он стоит окружённый стеной увитой плющом, вокруг солнечные лучи, сквозь знакомые окна, и в дверном проеме в белом платье, как ангел, стоит… Камилла. — Ну, здравствуй дорогой. Она нереальная, и он прекрасно это понимает, понимает он и то, что если это и есть искупление, то он определенно в раю. — Камилла. Он может говорить и шагает к ней. Она неловко улыбается и обнимает его. Отстраняется и смотрит, смотрит в его голубые глаза. — Ты герой, ты знаешь? Я верила, что ты сможешь когда-то совершить достойный поступок, и ты это сделал. — Но какова цена этого поступка? Ответь мне! — Его голос отзывается эхом.- Моя дочь сирота, мы сами разрушили свою семью. И все это бред, что «Всегда и навечно» не умерло. Умерло. Вместе со мной, и моими братом. Тишина и звенящее эхо его слов, горячих, отчаянных, горьких. — Я хочу увидеть дочь. Хочу видеть Кэролайн. — Он смотрит на нее с такой мольбой, что будь они живы Камилла просто сошла с ума. — Ты увидишь их. Но чуть позже. А сейчас пойдем со мной. Девушка в белом берет его за руку, и ведет в дом, его родной дом, там все по-прежнему, ничего не изменилось, только пустота гуляет в коридорах, и пахнет старой пылью. — Это же мой дом? Ничего особенного. — Клаус пожимает плечами и хмыкает. — Я приготовила тебе кое-что. — Камилла снова ведет его по ступеням, открывает комнату, и он видит мастерскую. Свою собственную мастерскую, где стоят стройными рядами его картины, пахнет красками, и открывается поистине волшебный вид. — Впечатляет. — Я рада. Ками снова застыла и посмотрела на него. — Что? — Клаус подошел к одной из картин, и вспомнил кому рисовал ее. — Я скучала. И я до сих пор не верю, что после твоей смерти мы встретились… Она опустила глаза, и закусила губу. — Я ожидал света в конце тоннеля, или котлов, или моего отца, который стоит за спиной и науськивает на смерть. А тут ты, чистый Ангел в белых одеждах. Я ожидал темноты, глубже чем Марианская впадина. Я не заслужил такого. — Ты опять недооцениваешь себя, ты опять грызешь себя. Ты уже не большой злой волк. Ты отец, который пожертвовал собой ради дочери. Ради ее будущего. — Я бросил ее. — Это нормально, когда дети хоронят своих родителей. Это жизнь. — Тоже самое сказала мне другая блондинка. А в прочем, ты права, раз уж это мое лучшее место, то надо провести время с пользой. И я бы хотел нарисовать твой портрет. — Неожиданная просьба, для человека, который умер пару часов назад. Но, да, давай.***
— Ты обещала мне, что покажешь мою дочь и семью, и Кэролайн. — Клаус держал Камиллу за руку, и они шли по пустынным улочкам, призрачного, вечно погруженного в сумерки Нового Орлеана. Где-то в кафе играли джаз, мимо проходили то-ли люди, то-ли просто их тени. Под ногами бусы, и пепел. — Ну, что ж, ты здесь довольно неплохо освоился, и это вполне возможно. Только запомни, это очень сильная магия, и это не надолго. Такое можно использовать с умом. Каждый день как на работу не походишь. У тебя час. На все. — Как я узнаю, когда картинка сменится? Спросил Майклсон, стоя у двери. — Просто моргни, и подумай о том месте. Я буду ждать тебя здесь. Мистик Фоллс. Школа Сальваторе. Клаус открыл дверь, и оказался в комнате, рассчитанной примерно на двух — трех человек, обычная студенческая комната, где обитают девушки: постеры на стенах, розовые и разноцветные подушки на двух кроватях, фото в рамках. И картины. Один из углов комнаты полностью занимали картины: пейзажи с водопадами, городские улицы, и его портрет. Еще не дорисованный, стоял на мольберте, но в этом портрете его дочь, воплотила кажется всю свою любовь. Большой семейный портрет висит над ее кроватью, она больше не боится носить их фамилию. Клаус проводит рукой по полке с книгами и рамками с фото, но ощущает лишь легкое покалывание на кончиках пальцев. Клаус улыбнулся заметив плюшевого зайца — подарок от Элайджи, самый первый. Из коридора послышались шаги, и смех, дверь со скрипом распахнулась, и в комнату вбежала Хоуп. С задорным хвостиком, и в спортивной форме. У него защемило в районе груди, он протянул к дочери руку, и тут же замер, потому что она обернулась. — Кто здесь? Шелли если ты опять прикалываешься, лучше сразу покажись. Я догоню тебя при первом же удобном случае. Глаза у Хоуп расширились и загорелись. — Хоуп. — Он не был уверен, что она его услышит. Но она услышала, и попятилась к стене. — Пап? Папа, это ты? Боже мой, как?! Где ты? — Я здесь. В дверном проеме появилась его проекция, дрожащая, как при помехах. — У меня мало времени, я просто не мог не… Я хотел видеть тебя. — Боже, и я снова не могу обнять тебя. —Слезы покатились из ее глаз, она так хотела снова уткнуться в его грудь, снова спрятаться от всего мира, как тогда, на пристани. Но чуда не произошло, отец стоял призраком в ее комнате. — Как ты, где ты? Ты видел маму? Дядю Элайджу? — Нет, я их не видел, я сейчас в месте подозрительно хорошем и спокойном, похожем на наш дом и со мной Ками. Мы часами болтаем и она ведет, что-то типа моего психоанализа. Такое вот лучше место, за мои грехи. — Я скучаю. Я так скучаю. Хоуп смахнула слезы, — а знаешь Ребекка и Марсель сейчас в Париже, а у Фреи и Кейлин скоро родится дочь. — Я бы отдал все, чтобы обнять тебя, но не могу, не сейчас. Не здесь. Я рад что ты здесь. — Я найду способ. Я верну… — Нет. Пепел не вернуть. Прости Хоуп… Прости что бросил. — Отец… Я. Девушка кинулась к двери, но Клаус растаял. В распахнутую дверь вошла Кэролайн. — Что? Что здесь происходит? Ты в порядке? — Отец. Он был здесь. Только что. Дом Кэролайн. Войти в темную прихожую, кинуть ключи от машины на тумбочку, и пройти в кухню. Проверить почту и счета. Включить свет, и подняться наверх. Доведенные до автоматизма движения, и каждодневное передвижение по маршруту дом-работа-дом. И это у бессмертного существа. А в планах путешествие с Риком и девочками по Штатам, Париж и Рим, навестить Елену. Заехать к Бонни, снова застать их с Джереми. Кэролайн прошла к бару и достала бутылку, самого лучшего «Бурбона» из винных погребов Деймона. — Не поздновато ли для выпивки, дорогая? Блондинка услышав знакомый до боли голос, резко разворачивается и роняет бутыль. — Какого черта?! — Бурбон разлетается по полу янтарными осколками, — Майклсон! — И я рад тебя видеть. — Но, как это возможно? Хоуп, она так долго не могла прийти в себя. И я, да я сейчас с ума сойду. — Возможно, поверь. И мне кое-кто помог, но это не долго, у меня мало времени. Я хотел просто увидеть вас. — Не стоило. Не стоило тебе приходить ко мне. — Кэролайн вовсе не хотела злиться, она не хотела так, но Хоуп, и ее слезы, все навалилось, и тоска и обида. — Я видела твою смерть, я видела пепел и огонь. И я могла бы сейчас залепить тебе пощечину, большой страшный волк, но ты всего-лишь призрак, который вырвал каким-то магическим чудом, минуты. Для свидания. Я хочу ударить тебя и потом целовать, пока не свихнусь. А знаешь как это несправедливо, и как я вообще могу говорить тебе такое? Это больно видеть как кто-то умирает, знаешь ли?! Я стольких потеряла, Клаус! И я одна… Потому что Рик, это не тот мужчина, с кем хочется делить вечность. Он смертен, и мои девочки они смертны. А ты. Ты. Благородно, героически… Я и правда не забуду тебя. — Кэролайн. — Уходи! И не смей больше появляться. Мы попрощались. Он хотел их видеть, но увидел слезы и боль. Он хотел убедиться, что они живут. А они просто двигаются по течению. Порывом ветра его поманило назад, он успел лишь коснуться ее щеки, по которой катилась слезинка. И снова вернуться на улицу пустынного квартала. Камилла не права, это не рай. Это хуже ада. Но он пепел. Ему некуда вернуться. Пепел, который долетев почти до Луны испарился и исчез. Пепел, который хрустел у него под ногами, и свет исходящий из окон и стен, померк. Серое унылое кладбище, а не вечный город. Гробовая, обволакивающая тишина. Дом с черными глазницами окон, и только мастерская с его лучшими «пьяными» картинами. Пепел и тишина. Перелистывая страницы книг, изучая множество свитков, чередуя бессонные ночи с пролетающими, как птицы днями, наследница рода Майклсонов, надеется вернуть отца. Вернуть «Всегда и Навечно»