В конце были гвоздики...

Одиннадцатый год в Европе бушевали пожары. Начавшись на востоке, война постепенно охватывала одну территорию за другой и вскоре добралась до западных краев континента. Медленно, но верно покорялись турецкой армии самые могущественные силы. Полные ненависти, они все же склоняли головы перед Садыком, образовывая все новые и новые милеты. Турция предпочитал разбираться с каждым поодиночке, выискивая слабые места и давая генеральные сражения в самых неподходящих для этого местах. А потом торжествовал, срывая ореол былой славы с Австрии, Германии, Испании… К концу девятого года войны непокоренными оставались лишь Франция и Португалия. Но и они держались из последних сил, кидая на защиту опустевших городов неокрепших юнцов. А турецкий десант все пополнялся новыми силами. И казалось, нет им конца. Нет конца этим смертям, от которых у стран опускались руки, и, в моменты отчаяния, кляня себя, молили они Бога лишь об одном — чтобы это закончилось, чтобы не погибали больше их граждане… Темной тенью появлялся на горизонте Турция, слепя своей неизменной улыбкой. Будто смерть, шествовал он по захваченным городам, а двое непокоренных, кипя бессильной злобой, смотрели ему вслед. Последние дни апреля выдались и для Португалии, и для Франции необычайно спокойными. Словно затишье перед бурей, словно последняя минута, когда можно зализать старые раны. Они сидели вдвоем. В маленьком домике на самом берегу океана. Ветер трепал занавески. На столе стоял неизменный букет гвоздик. У Португалии их всегда было много. Они навевали воспоминания… и дарили надежду. Ни взрыва гранат, ни скрежета орудий. Подозрительно тихо. И от этого особенно неспокойно. -Франциск, это невозможно! Силы тают, а его армия только полнится! Откуда, скажи мне, откуда он берет новых людей?! -Португалия со стуком поставил на стол бокал портвейна, найденного в каких-то из старых запасов, большую часть которых он раздал изрядно измотанному населению. Франция потер шрам на лбу. -Я не знаю, Порту. Они словно приходят из ниоткуда. И никто не знает, что они провернут в генеральном сражении. И когда они его начнут. -Мы не должны ему проиграть. Это будет конец. Совсем конец, понимаешь?! А самое страшное, что мы даже не знаем, на чьей территории Турция находится сейчас! Франция встал и прошелся по комнате. — Мы даже не можем объединить силы, у нас нет общей границы, а вести армию через его территорию будет равносильно самоубийству! Знал бы ты, с каким трудом мне удалось пробраться к тебе! Португалец кивнул. — Он выжидает… и это ожидание равносильно пытке. Портвейн в бокалах закончился, блондин устало вздохнул и опустился на кресло. — Вот увидишь, еще несколько дней, и он точно ударит… Еще всего несколько дней… Утро началось с бомбежки. После нескольких дней затишья она показалась слишком оглушительной. Земля пенилась и разлеталась во все стороны, а воздух переполнялся гулом сирен. Столь же оглушительным оказался звонок телефона. Звонил президент Франции. Его территорию тоже бомбили. Франциск, сметая все на своем пути, пробирался к выходу. -Ну что, мне к границе, а тебе в это пекло! — Француз стиснул руку Португалии. -Удачи! Не дай им себя заметить! И… прощай на всякий случай. -Не смей. Мы вместе еще отпразднуем победу! -Франция потрепал брюнета по волосам. — Возьми. Если будет все совсем плохо, позовешь. Я услышу, уж поверь! И я приведу лучших людей! Я найду способ! — Он вложил в руку растерянного Португальца золотистый рог. И, не дожидаясь ответа, поспешил на северо-восток, к границе. -Эй, погоди, ведь я… — но голос заглушил шум взрывов. День выдался жарким. Все утро вражеские самолеты обстреливали уцелевшие города, а к полудню Садык объявил генеральное сражение. Не принять его Португалия не мог. Его самолет ураганом кружил над полем, на котором развернулось побоище. Не хватало патронов, не хватало бомб, а турецкая армия будто бы и не терпела потерь. То и дело Португалия приземлялся на укрытый от вражеских глаз небольшой аэродром, пополнял запасы и взлетал снова. На шестом часу битвы кожаные перчатки были протерты до дыр, руки горели и тряслись, рот пересох, а глаза болели так, что, казалось, еще немного и они сами выкатятся из глазниц! -Мы прорвемся, мы победим, мы не покоримся! -твердил Португалец, в очередной раз сажая самолет. Золотой рог, данный Франциском, напоминал о себе неярким отражением на лобовом стекле, но Португалия не позволял себе притронуться к нему. -У Франции сейчас дела не лучше! Что будет, если я позову его? Что произойдет на его территории? — и он вновь и вновь отдергивал руку. Шестой час ознаменовался падением. Турецкий зенитчик сбил его самолет, попав в винт. И Португалец, вытирая кровь с щеки, шеи и рук, взялся за винтовку. Ад в небе был раем по сравнению с землей. Земля будто превратилась в болото от пролитой крови. Она хлюпала под ногами, когда Португалия, взяв командование над оставшейся в живых парой сотен солдат, бежал навстречу верной смерти в лице многотысячной турецкой армии. *** Сколько осталось? Десять? Двадцать? Пятьдесят человек? Сколько тысяч погибло? Турецкое войско ликовало, а он стоял посреди поля, окруженный телами погибших за Родину людей и держал в руках рог. Было поздно? Возможно. Но, казалось, еще были резервы! Последние, теперь уж точно последние. Расквартированные по селам и деревушкам. Пара часов, только бы она была, и, объединившись с французами, они ударят по туркам… Был ли это бред? Горячка и воображение? Португалия и сам не знал… Возможно, уже не осталось никого… Из серой массы веселящихся турецких солдат выделилась высокая статная фигура. Садык. Португалия поднес рог к губам. Вены на шее дрожали, по виску катилась капля пота. Франция услышит. Он сам так сказал… Турция призраком нарисовался возле правого плеча европейца. -Нехорошо обманывать, милый друг! — железной хваткой Садык вцепился в рог и с легкостью вырвал его из уставших рук Португальца. -Ты проиграл. Так прими свое поражение. Оливковые глаза смотрели с ненавистью и презрением. -Я не проиграл. Пока уж точно нет. И ты не заставишь меня покориться! -Нет? И что же, даже не обсудишь со мной условия мира?! Португалия достал из кобуры пистолет. -Никакого мира, Садык! Это битва насмерть. Тут не будет договора! — Руки тряслись, словно у него зашкаливала температура. -Несчастный! Неужели ты так глуп? Я предлагаю мир в последний раз! Португалец направил пистолет турку в лоб. — А я говорю — нет! Ты практически уничтожил мое население, ты разорил эти райские земли, ты… Турция сжал его запястье с такой силой, что пальцы разжались, выронив оружие на землю. -Последний шанс. Португалия, притянутый за руку практически вплотную, изловчился и плюнул Садыку в лицо. Тот вытер щеку тыльной стороной ладони, перехватив другой рукой шею европейца. -Я не терплю подобных оскорблений, Португалия. В моей стране такое карается очень жестоко. Практически поднятый над землей, брюнет судорожно хватал ртом воздух. Руки водили по складкам одежды Турка в попытке зацепиться хоть за что-то. Садык вынул из ножен кинжал. -Ты сам погубил свое счастье. И свою жизнь. -Металл сверкнул в лучах вечернего солнца, несколько раз вонзившись в грудь Португалии. Ударив в последний раз, Садык резко провернул лезвие, царапнув по ребрам, а затем с силой отпихнул окровавленное тело. Португалец упал в траву, сразу же окрасившуюся в ярко-алый цвет. И с шумом вдохнул воздух. Гортань сдавил кашель. Кажется, Турок попал в легкое. Он помнил такие раны. От них не умирают сразу. Он прижал руку к окровавленной рубашке. Солнце садилось, но все еще грело последними лучами. От земли поднимался жар. Холодно. Ему было чертовски холодно. И невыносимо горько за все, что он потерял. *** Эй, эй! — Француз склонился над неподвижным телом Португалии и попытался приподнять его за плечи. — Не смей умирать, ты слышишь?! Страны не умирают! Держись! Взгляд оливковых глаз на секунду сфокусировался на блондине. — Я не успел. Прости меня… так глупо… Дрожащими ледяными пальцами Португалец вытащил гвоздику из петлицы окровавленной рубашки. — Возьми… ее. Я хочу, чтоб ты помнил… и победил. -Даже не думай! — Франц попытался отпихнуть зажатый в ладонях цветок. -Так холодно… очень холодно… — Португалец закашлялся. — Возьми. — глаза смотрели с какой-то неопределенной надеждой. -Так холодно… — снова повторил он. Ослабшие руки упали на мокрую грудь. Глаза медленно закрылись. — Франц… — имя будто расстаяло на последнем негромком звуке. -Эй! Слышишь? Очнись, Порту! — блондин схватил и потянул Португальца к себе. Ответом была тишина. Кромешная, переполняющая изнутри. Тишина навсегда. Француз вытащил зажатый цветок и аккуратно, будто желая сохранить отпечатки пальцев, вставил его себе в волосы. Он отвернулся. Страны не плачут. Он стер предательскую слезу с исцарапанной щеки. *** Наверное, это было чудо. Через несколько лет война была закончена, а территории возвращены законным владельцам. Пустынным оставался лишь самый западный край Европы. Франция мог начать новую жизнь. Только вот… не хотелось. Давно засохший красный цветок на журнальном столике будто ножом резал сердце болью воспоминаний. Франциск вздохнул. И в тот же вечер забронировал билет на самолёт. Поле полностью поросло сорной травой. Ни следа былой битвы. Блондин шёл по нему, боясь не узнать среди тысячи могильных холмов тот, под которым лежал Португалия. -Что это? -Француз наклонился к земле. -Гвоздика? Это действительно была она. Тонкая и несуразная посреди поля. А затем ещё и ещё. Тропинка из цветов, красных, как кровь, вела к небольшому возвышению. Ни креста, ни памятной таблички. Только цветы. Холм зарос ими так густо, что, казалось, нет под ними ни травы, ни камней, ни земли. Француз опустился на колени. -Я вернулся, Порту. Я победил…