Затупившийся клинок

« — Это моё прошлое, моё настоящее, моё будущее. Кто бы мог подумать, что я стану таким беспомощным среди ещё более несостоятельных мехов, кто мог представить себе, что я окунусь в этот чёрный дым от выхлопов и останусь в нём до конца своих дней, кто мог бы сказать мне, что я превращусь в ничтожество, в существовании которого не будет смысла? Верно, никто. Никто из всех тех, кого я знал раньше и кого знаю сейчас, не мог сказать мне об этом, и вряд ли кто-то из них знал, что я сделаю из себя то, что всегда презирал, с самого первого дня моей жизни. Никто не знал, что после стольких лет я буду брошен на съедение волкам судьбы, следующим за каждым из нас. И я не знал, и поэтому нахожусь в смятении. Забавно, не правда ли? Пытаюсь оправдать себя бесполезными размышлениями в огромной автобиографии, и как бы мне хотелось покинуть ко всем шаркам это место, прогнившее изнутри, сделавшее меня безвольной куклой, выполняющей приказы. Но я не могу. Так же, как не могу избавиться от прошлого, преследующего меня по пятам. Я не могу выкинуть из головы ничего, что было связано с «ним», и каждый вечер «он» мерещится мне, и то, как я тяну к нему свои пальцы, больше похоже на сделку с дьяволом». Кошмары никогда не отпускают своих мучеников, и очередное видение заставило механоида вздрогнуть. Обреченно-испуганные красные линзы пытались разглядеть в темноте разрушенной часовни хотя бы что-то, что помогло бы им вернуться в реальность, но ещё долго и взгляд, и процессор не понимали, где они находятся. Но осознание настоящего мира, того, в котором механоид сейчас находится, пришло быстро. Он тяжело вздохнул, отряхиваясь от насевшей сверху пыли и отодвигая куски разбитой на множество частей арматуры, которая теперь служила ему одеялом. Повсюду, здесь, внутри, были разбросаны части разобранных когда-то стен, из которых наверняка вытащили всё самое ценное. Единственное, что осталось нетронутым и до сих пор считалось неприкосновенным – множественные витражи, заменяющие иллюминаторы и широкие окна. Сквозь них просачивались редкие солнечные и лунные лучи, всё зависело от времени суток, и тогда тёмная часовня превращалась в разноцветный карнавал, и невольно перед оптикой появлялись образы каруселей, медленно качающихся вверх-вниз, всевозможные сувенирные лавки и подарочные игрушки, угощения, клоуны, и всё прочее, что сейчас так нравилось малышам. Но когда свет угасал, когда скрывался за спутниками и метеоритами, проносящимися мимо планеты, всё снова замолкало и превращалось в пустое чёрное пространство. Иногда оно окрашивалось в синие краски, но это было такой редкостью, что уже и вряд ли вспомнишь, когда в последний раз видел нечто подобное. Прикрывая линзы щитками на несколько секунд, механоид не спеша поднялся, поднимая вверх печальные окуляры. Он о многом сожалел и сделал слишком много ошибок, которые нельзя было простить, и теперь он был вынужден находиться здесь, в этом Богом забытом месте среди мерзких крыс и пыли, и даже если бы он захотел, то не смог бы обратить время вспять. Единственная единица, не подвластная никому из существующих в этом мире, единственное, что невозможно контролировать, и если бы нашёлся тот, кто сумел бы приручить этого зверя, ему не было бы равных во всех девяти реальностях. Часовня всегда была очень высокой и в ширину тоже была не маленькой, но проведя здесь больше года, Нож изучил каждый сантиметр своего нового «дома», если можно было так назвать полуразрушенное здание. Каждый камень, каждый обломок, лежащий не на своём месте, каждый раз заботливо передвигался обратно, и здесь не было ничего, что могло ускользнуть от внимательных линз. И бывало так, что механоид, сидя на самой верхушке, на выступе, отделяющем его от смерти, подумывал о реставрации этого места, но ни средств, ни ярого желания у него не было, и внутри оставалась лишь горстка не развеянного по ветру пепла. Но только отсюда, с высоты полёта городских шаттлов, можно было увидеть весь мрачный город Десептиконов, его величественные постройки и где-то там, очень далеко отсюда, стояла цитадель, взгляд которой был обращён к её подданным. Она смиренно ждала возвращения своего повелителя, и когда он польстил её своим присутствием, она словно оживала, становилась яркой и искрилась всеми возможными цветами, только существующими в этой вселенной. И эту радость не мог затмить даже густой слой дыма и смога, который обволакивал весь Каон до самой его границы, и только сидя на вершине часовни можно было заметить, как чернота волоком заполоняет всё, что когда-то было ярким и красочным. Фиолетовая столица давно превратилась в самый обычный город, ничем не отличающийся от прочих, но благодаря её правителю она снова могла засветиться, снова в ней могли появиться живые краски, но Лорду этого было не нужно. Единственное, что его волновало… «— Как странно. Я снова хватаюсь за прошлое, раз за разом возвращаюсь к нему, хотя и прежнего от него ничего не осталось. Эти мысли скоро погубят меня, но я до сих пор стараюсь держаться и делаю вид, что ничего не произошло, но от собственных размышлений кружится процессор и сбиваются все настройки, а плата уже давно, вероятно, сгорела и сейчас от неё останутся только искры и провода, если её кто-то ненароком захочет вытащить. Вообще я и не против того, чтобы распрощаться с жизнью, она давно не приносит мне ни радости, ни грусти, одно монотонное преследование неизвестной цели. Хотя и цели-то у меня как таковой нет, просто выбраться из этого хаоса и найти лучик света, который поможет мне оказаться на поверхности. А пока я до сих пор страдаю от одиночества, пусть и заслужил, но для меня это бремя слишком тяжёлое». Нож очень долгое время скитался по Кибертрону в поисках пристанища или хотя бы небольшого утешения, ведь после последнего расставания с тем, кого он до сих пор безумно любил всей своей Искрой, всей внутренней сущностью, он остался в пустоте сознания и теперь никакой свет не мог заставить его поверить в чудо. Теперь все дороги для механоида были закрыты, и отовсюду он был вынужден убегать – общество теперь стало для него запретной территорией, ведь везде, куда бы он ни шёл, всем было нужно лишь одно – коннект на одну ночь без обязательств и прочего. Но не то состояние у него было, чтобы отдаваться первому встречному в первом попавшемся кабаке. И продолжая скитаться по окрестностям Каона, механоид и заприметил старую часовню, которая отделяла весь окружающий мир от себя самой, и она, такая разваленная и старая, всё равно казалась неприступной крепостью, куда хотелось зайти и в которой хотелось спрятаться от проблем. Нож всегда убегал от них, всегда старался оградить себя от ненужных и сложных размышлений, вечно куда-то исчезал и скрывался до тех пор, пока конфликт не разрешится сам собой, и таков был он с самого первого своего дня создания: трусливый, беспомощный, боящийся всеобщего неодобрения, но чрезмерно гордый своим существованием. И может быть он хотел измениться, но обстоятельства, преследующие его всю сознательную жизнь, делали из него ещё более отвратительную личность, коей он являлся на самом деле. Но, тем не менее, жизнь казалась не такой простой штукой, чтобы прямо в тот же миг можно было покинуть её, и сколько бы ни пытался механоид распрощаться со своей Искрой, у него ничего не получалось. То обстоятельства были не те, то под манипулятором не было подходящего предмета, и в нескольких словах – не везло. «— То, что со мной случилось, нельзя назвать просто стечением обстоятельств. В своём горе и в своей безысходности я виноват сам, и отвечать за собственные ошибки мне придётся самому, но я уверен, что когда-нибудь я снова смогу посмотреть в его линзы и сказать, что он безгранично дорог мне. Мне дороги все воспоминания, связанные с ним, и все богатства, что я смог бы получить, я отдал бы судьбе для того, чтобы снова увидеться с ним». Расставание с Мегатроном далось механоиду слишком тяжело, и пусть внешне он не показывал горечи от потери единственного любимого на этой планете существа, даже спустя очень много лет он продолжал страдать из-за непонимания, как со стороны бывшего соузника, так и от собственной глупости. И вина за поступки прошлого до сих пор крылась в самом центре маленькой Искры, которая при разрыве связи теперь уменьшилась вдвое и угасала с каждым новым днём, и если бы не сильное желание жить, желание встретиться снова, Нож уже давно оказался бы в могиле. Однако, оставить свою любовь в прошлом у механоида были причины, и пусть они не были видимыми снаружи, если копнуть глубже, они открывались, словно находились на поверхности всё время. Сам Нож в своих проблемах копаться никогда не любил, но порой приходилось снова углубляться в прошлое и копошиться в нём, чтобы понять, кто же виноват на самом деле. Бесспорно, он был виноват во всём сам. Единичный случай с дочерью стал для него отправной точкой, но возможно, он с самого начала подозревал то, что рано или поздно Мегатрон уйдёт, только вот верить в это не хотелось, и он продолжал терзать себя смутными сомнениями, которые, поселившись в его Искре, отдалили двух бондмейтов на два разных берега. Но ведь и бывший гладиатор не подавал повода для ревности, причём не к кому бы то ни было, а к собственному созданию, правда, извращённый процессор Ножа в тот момент, конечно, отказывался работать здраво. После своей первой «смерти», которая была искусно разыграна им и ещё многими другими мастерами-иллюзионистами, механоид надолго залёг на дно и безучастно скитался по свалкам и кладбищам, и единственное, что его тогда интересовало, это вскрытие гробниц и поиск хотя бы каких-нибудь капель энергона, которые могли продлить его жизнь хотя бы немного. Бесконечный поход, в котором не было конечной точки, затянулся ровно на столько, что теперь отстроенный полностью и возвращённый к жизни Кибертрон казался вымыслом, но огни ночного города свидетельствовали о его реальности. Но тогда, когда металлическая планета ещё находилась на стадии мёртвого звена, да и после её восстановления, Нож раз за разом оказывался на помойке, в контейнере с мусором, где ему и было самое место. В самый первый раз его вышвырнул из бара владелец, посчитавший и прямо заявивший, что хвостатых тварей здесь никто никогда не ждал, во второй раз его выбросили из окна третьего этажа прямо на арматуру, и потом стало ясно, что кроме коннекта от него никому ничего не нужно. И решив зарабатывать хотя бы так, механоид на очень долгое время попрощался со своей гордостью, закрыл её на замок глубоко внутри и не выпускал. И кого бы он ни встретил, с кем бы ни связал свою жизнь, все его мысли были поглощены одним единственным, тем, кто приходил к нему во снах, но не появлялся в реальности. «— Я очень сожалею о том, что в тот роковой момент не смог остановить свою глоссу и не засунул её в выхлопную трубу, ведь если бы тогда я промолчал, если бы предотвратил эту ссору, возможно, ничего бы не произошло. Если бы я не был столь категоричен, если бы смог принять его любовь к кому-то другому, сейчас я был бы счастлив рядом с ним, и даже если бы перестал быть любимым и нужным, я мог бы часами наслаждаться наблюдением за ним. И это было бы для меня самым желанным подарком на любой праздник. Но я разрушил всё, что у меня имелось, своими собственными манипуляторами, и я слишком сильно сожалею об этом. Слишком сильно для того, чтобы это было правдой». По прошествии многого времени Нож не переставал думать о Мегатроне, как о недосягаемой вершине, но он не пытался взобраться на неё и оставался внизу, у самого подножья, смотря снизу-вверх на то, к чему так стремился. Он понимал, что больше никогда не сможет вернуть того, что было между ними в прошлом, и скупые дорожки омывателя часто стекали по его щекам. Особенно ночью, когда, сидя на крыше часовни, наблюдая через решётку, похожую на прутья в тюрьме, он мог видеть сменяющие друг друга яркие огни. Особенно ночью, когда воспоминания новой волной захлёстывали его и погружали в омут беспамятства, снова возвращая в жизнь спустя какое-то время. Раньше было иначе. Было так приятно ощущать на себе прикосновения чужих пальцев, когда острые когти медленно проводили по спинным сегментам, вздымающимся вверх от каждого нового касания, было здорово проводить всё время вместе, делиться переживаниями. Но эта спаркская первая любовь, эти пустые надежды на лучшее будущее были разрушены, всё было уничтожено, как и эта старая часовня, служащая теперь пристанищем одной единственной твари, урода, который остался один. Признаться, и раньше его так называли, но сейчас, почему-то, слышать оскорбления было совершенно нормальным: «крыса», «чудовище», «гнилая кошка», «дрянь» - то, что наполняло жизнь Ножа вот уже который ворн, и он не мог избавиться от преследования этих слов, брошенных в его сторону. Единственный, кто раньше спасал его от этого – Мегатрон, но теперь его нет рядом, и никто не может защитить хрупкое на вид создание, не предназначенное для ударов в ответ. Так и было – механоид просто принимал все удары на себя и считал, что так и должно быть. Тогда, когда изо всех сил хотелось прижаться к сильному и крепкому корпусу, механоид обнимал металлические холодные перекладины, когда хотелось отведать приятного синего топлива, он довольствовался металлической стружкой, найденной в углах часовни, когда хотелось окунуться в океан любви и страсти, он давил крыс, отвлекаясь от невозможного. И так проходил каждый его день, и даже после случайной встречи он не смог ничего изменить, не смог оставить свою прогнившую до самого основания бесполезную гордость, не смог отбросить её! И снова всё потерял. Единственное, что он решил сделать – оставить послание, и вряд ли Мегатрон когда-нибудь найдёт его, но если это случится, что же, он будет знать обо всём. «— Забавно получилось, не правда ли? После всего, что с нами случилось, я снова выхожу на связь с тобой в тщетной попытке обратить прошлое вспять, и мне так горько на Искре, Мегатрон, ты даже себе не представляешь. Она сказала тебе забыть обо всём, но до сих пор помнит и тоскует, хотя я никогда и не был с ней близок настолько, чтобы скучать. Единственный, кем я дорожу больше, чем жизнью, это ты. Может, это будет звучать слишком пафосно и громко, но после всего этого хаоса я продолжаю любить тебя. После всего, что с нами случилось, после всех моих неосторожно сказанных слов и после всех ссор. Я виноват перед тобой, правда, каюсь. Я не смог вырасти и стать поддержкой для тебя, и я видел, хах, как тебе было трудно и тяжело, но просто я…я просто не мог помочь. Ничем, Мегатрон, я не был достоин тебя, и поэтому потерял. Конечно, ты скажешь, что я оправдываюсь и всё прочее. Да, оправдываюсь, но что ещё мне остаётся? Я – помойная крыса, а ты – тот, кто теперь властвует над всем живым в этой галактике. Перечитал, что получилось – бессвязный бред, но я не могу остановить этот поток мыслей и изречений, прости. Да, думаю, пора заканчивать. Мегатрон, прости меня, я не хотел, чтобы всё вышло таким образом, но что бы ни случилось, через что бы мы ни прошли, вместе или порознь, хотя, скорее всего, порознь…извини, я отвлёкся. Что бы ни случилось – я люблю тебя».