Под покровом ночи

Мы покинули Сибиу неделю назад, но с тех пор, кажется, прошла вечность. С каждым днем дорога становится все труднее и невыносимее. Хорошо помню лица чиновников, проверявших наши документы в Сибиу, их недоуменные лица и немой вопрос: «Что вам там понадобилось?». Помнится, меня это сильно удивляло. Я воображала, что дальнейшая поездка ничем не будет отличаться от нашего путешествия по Австро-Венгрии. В самом деле, как может быть иначе? Мы не знали недостатка в попутчиках. А в дороге, чтоб не предаться скуке, люди становятся общительны, разговариваясь тем охотнее, что понимают, через несколько дней они простятся со своими собеседниками и больше не встретятся вновь. Каждую ночь мы проводили на постоялом дворе или в гостинице. Я даже начинала находить удовольствие в нашей поездке, хотя изначально была против. Но стоило пересечь границу, как все изменилось. Князь прислал за нами свой личный экипаж. Меня это удивило. В самом деле, зачем так беспокоиться? Мы отлично добрались бы сами. Путь ведь предстоял еще немалый. К тому же мне понравился город, и я была бы рада провести в нем еще несколько дней, осматривая средневековые улочки. Получалось же так, что едва прибыв в Сибиу, мы тут же покидали его. Отец объяснил спешку тем, что скоро начнутся холода и выпадет снег, что сделает дорогу невозможной. Да и завязнуть посреди гор в сугробе было бы опасно. В тайне от него я все же надеялась на какую-нибудь проволочку, что воспрепятствует дальнейшему пути. Возница плохо говорит по-немецки. Мой отец немного знает этот язык. Кое-как они смогли объясниться. Нам позволили наскоро пообедать в гостинице, а затем мы тут же покинули город. Отдельного упоминания заслуживает наш кучер. Мне не представлялось возможности хорошо его разглядеть. Но внешность его примечательна. Он горбун. В нем неправильно решительно все: перекошенное лицо, проплешины на голове, чередующиеся с жесткой черной щетиной, кривые полусогнутые ноги. Лишь руки как у нормального человека, но для их обладателя слишком длинны и спускаются ниже колен. Не следует судить человека по внешности. И я не берусь строить догадки, плох он или хорош. Наше путешествие закончится еще не скоро, и у нас с отцом будем возможность составить свое о нем впечатление. Личный экипаж князя меня разочаровал. Когда-то роскошная карета совсем обветшала. Было видно, что ей давно не пользуются. Глубокие щели совсем избороздили ее. Ковер на полу был слежалый и пах плесенью. В который раз я подумала, что нам следовало добираться самостоятельно. Но отец объяснил, что найти экипаж было бы затруднительно. Местечко, куда мы направляемся, находится в стороне от больших городов… от любых городов, - добавил он, чуть подумав. А в отношении экипажа предположил, что князь должно быть ведет уединенный образ жизни, выезжает редко, или прикован к постели в силу слабого здоровья. Я еле удержалась от того, чтобы напомнить, что мы в сущности ничего не знаем о нем. Сумасбродная поездка. Отец и раньше отличался сумасбродством и рассеянностью, но это всегда носило безобидный характер. До недавнего времени он преподавал в Оксфорде. В своей области, а интересует его история Балканких стран, он слывет специалистом. Нашу тихую провинциальную жизнь заполняли лекции, научные дебаты. Наш дом посещали студенты и профессоры. Все изменилось примерно год назад. Отец затеял переписку с неким румынским князем. Тот обратился к нему по какому-то вопросу. Отец вопрос разрешил, но переписка продолжилась и нарастала. Вскоре выяснилось, что князь принадлежит к ветви Дракулешти старинного рода Басарабов, бывших некогда господарями Валахии. К одному из писем князь приложил старинную монету, с вычеканенным на ней драконом. По его словам замок полон такого добра. А также там можно найти фамильное оружие и Бог знает что еще! С того времени отец словно обезумел. С монетой он не расстается ни на минуту. Следующее же письмо содержало приглашение в замок, если отца действительно так интересуют те тайны и сокровища, что он хранит. А затем князь выслал деньги на поездку и заверения, что дочь не только не будет обузой, но станет желанной гостьей. Единственное, писал князь, замок его находится в местечке Поенари глубоко в Карпатских горах. Едва выпадет снег, добраться будет просто невозможно. Придется ждать лета, когда снег сойдет с узких горных троп. А потому следует поторопиться. Тогда все и началось. Отец ушел из Университета, немало поразив своих друзей и коллег. Узнав причину, они принялись уговаривать его повременить с поездкой, дождавшись следующего лета, или вовсе отменить ее. Но отец был непреклонен. Воображение уже рисовало ему картины будущего, где он ночи и дни изучает бесчисленные сокровища, коими полон замок князя. Сцены же эти были так привлекательны, что отец развел бурную деятельность и слушать возражения не хотел. Ну, а мне оставалось лишь покориться своей участи, молча наблюдая происходящее. Какой у меня был выбор? Мои опасения вызывали лишь досаду. Мать умерла, когда я была ребенком, а других родственников у меня нет. С каждым днем мы продвигаемся вглубь гор. И с каждым днем становится все холоднее. Пару дней назад пошел снег и с тех пор не прекращается ни на минуту. Метели, к счастью, пока не было. Но меня все равно не покидает тревога. Ту тонкую, извилистую ниточку, по которой мы едем, можно назвать дорогой лишь с большой натяжкой. Что будет, если мы здесь завязнем в сугробе, даже страшно представить. Сквозь щели в экипаж задувает пронизывающий ветер. Через них же сюда проникает снег. Оказавшись в горах, я вскоре поняла, что вся моя одежда, которую я взяла из Англии, не подходит для здешнего климата. Остается надеяться, что княгиня одолжит мне что-то из своего гардероба, хоть это и будет полнейшем нарушением всех возможных приличий. Но кто бы мог подумать, что здесь будет так холодно! Я закутана с ног до головы, но все равно не могу согреться. На нашем пути нам попадались немногочисленные деревни. В них мы оставались на ночлег. Крестьяне мрачны и неразговорчивы, на нас смотрят с подозрением и настороженностью. «Чужаки.» - написано у них на лицах. И мне даже не нужен переводчик, чтобы это понять. Объясняется с ними всегда горбун. И обычно после уговоров и звона монет нам удается получить ночлег и еду. С нами он не разговаривает. Все знание немецкого ограничивается у него лишь несколькими фразами. Румынского же не знаем мы. Отец с каждым днем ведет себя все более странно. Мы никогда не были особенно близки. Люди, умершие несколько веков назад, всегда занимали его значительно больше, чем люди, ныне живущие. Но сейчас он просто перестал меня замечать. Он не выпускает свою монету, подаренную князем, даже во сне. А просыпаясь, тут же ищет ее взглядом, боясь потерять. Никогда не замечала у него такой тяги к вещам… Он молчалив и живет как будто в своем мире. На мои вопросы он отвечает неохотно, а теперь похоже и вовсе их не слышит. Меня пугает го состояние. Меня вообще пугает Румыния. По ночам я слышу волчий вой. Боже, какая в нем слышится злоба. Успокаивает лишь то, что он далеко и совсем не тревожит нашего кучера. Хотя последние дни мне кажется, что он стал ближе. Первую ночь в Румынии мы провели на постоялом дворе. В противоположность венгерским он был абсолютно пуст. Постояльцы не собирались внизу, возбужденно делясь последними новостями. Огонь радостно не трещал, поджаривая дичь на вертелах в очаге. А еда была просто ужасна. Хозяин был мрачен. Неудивительно, что у него не было постояльцев. Располагай я выбором, тоже не стала бы там останавливаться. Когда мы поднялись наверх и разошлись по комнатам, меня не покидало ощущение, что за мной кто-то следит. Гнала от себя я глупую мысль, уговаривая, что в комнате кроме меня быть никого не может, а окна расположены слишком высоко от земли. Напрасно. Долго я не могла уснуть, ворочаясь в постели. Только в середине ночи смогла забыться тяжелым сном. Но не надолго. Ранним утром, когда до рассвета оставалось несколько часов, меня разбудил стон, доносившийся из соседней комнаты. Там спал отец. Быстро накинув халат, я кинулась к нему. Дверь, к счастью, оказалась не заперта. Краем глаза я заметила какую-то большую тень, выпорхнувшую из окна. Но сейчас я думаю, то была игра воображения. Отец лежал в неестественной позе. Одеяло, которым он был укрыт, сбилось почти полностью на пол. В комнате стояла невыносимая стужа. Окно было открыто нараспашку. Должно быть накануне отец открыл его и затем забыл закрыть. Я же свою комнату не проветривала, испугавшись холода. Я прислушалась к его дыханию. Он дышал спокойно и размерено. Сложно поверить, что еще пару минут назад он стонал. Я накинула на него одеяло и подошла к окну, вгляделась в ночной мрак. В темноте мне показалось, будто кто-то смотрит на меня. Поддавшись секундной панике, я захлопнула окно и поспешила к себе. Той ночью я впервые услышала далекий волчий вой. Тогда же отец стал сам не свой. А утром я заметила на шее у него маленькую ранку. Неглубокую, но достаточную для того, чтобы кровь из нее окрасила ворот его сорочки. Я думала, что ночью он повредил себе шею обо что-то. Тогда и стон был бы объясним. Но сейчас уже не уверена. Каждое утро, когда мы садимся в экипаж, я вижу на его сорочке и шейном платке свежие капли крови. То, что я изначально приняла за простую царапину, может обернуться чем-то более серьезным. По началу мои опасения отца смешили. Сейчас же он уже не реагирует на меня. Бывает за весь день мы не перемолвимся и парой слов. Я не знаю, что мне делать Не следовало нам покидать Англию.