Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

      Таппенс взвела курок «Веблея».       Боже, только не это — единственный оставшийся близким человек из череды тех, что разделял с ней жизнь и с кем она не смогла разделить смерть, просто потому что они ушли раньше. Сколько их было… Остался только Дерек. Даже Саманта с Деллой были не из них, они познакомились так недавно относительно ее лет… А Дерек был тем, кто любил ее с первой встречи почти полвека назад, и кому она так долго не могла ответить взаимностью — ведь она любила Томми и носила его фамилию.       Потом, когда Томми ушел и она рыдала на похоронах на плече шотландца, он был очень деликатен — лишь открытки на Рождество, да редкие встречи на конференциях. А еще потом, когда Саутгемптон стал для нее совсем чужим — в отдел пришла молодежь, лишь подсмеивающаяся над старухой, помнящей еще нацистских шпионов, она подумала и переехала в его маленький городок. И тут началась ее вторая жизнь — и она никогда не считала, что начала эту вторую жизнь слишком поздно. И да, Саманта и Делла тоже были частью этой второй жизни, но и с ними она познакомилась благодаря Дереку. Огромному, добродушному, надежному, как шотландские скалы.       И теперь она держала его на мушке, готовясь убить. Вряд ли простое ранение остановит робота, в которого тот превратился: этот мальчик, Деннис, пытался добраться до носилок с Гарри, даже удерживаемый двумя полисменами. Так что придется убивать наверняка, с гарантией, безо всяких шансов, чтобы выжил этот мальчик, чтобы он прожил хотя бы немного — тот, невидимый, разумеется, постарается его добить, но сначала ему придется убить и ее.       Надо было стрелять уже сейчас, но она все никак не могла решиться, оттягивая и оттягивая момент, ощущая уходящие секунды и надеясь, что все же не опоздает.       Благо, МакФергюссон действовал медленно, так медленно, будто он был самым обычным семидесятилетним стариком. Он неловко отпустил Гарри, придерживая освободившейся рукой кобуру. Мальчик сполз на землю — слишком тяжело ему пришлось.       Дерек достал револьвер — такой же старый «Веблей», как у нее, он всегда был немного консервативен — и с удивлением посмотрел на него. Дернулся в сторону, но какая-то сила внутри разворачивала его к Гарри, полусидящему на земле, привалившись к холмику бывшей альпийской горки. Самым страшным в глазах мальчика был даже не ужас — разочарование и горечь. Возможно, это была игра ее воображения: ее собственные глаза были уже не те, чтобы рассматривать такие детали с десятка ярдов, но она с легкостью представила, что должен был чувствовать этот маленький лохматый человечек, только недавно обретший друзей, пусть даже и таких великовозрастных, как они с Дереком, и вот теперь наблюдающий, как один из этих друзей, к которым он привязался и которым смог, наконец, поверить, пытается убить его.       Разумеется, она этого не допустит. Прости, Дерек, дорогой. Думаю, мы встретимся уже скоро и поговорим там, а Смерть смоет это наваждение и я тебе все объясню. Интересно, набьет ли Томми морду Дереку? Или Дерек наваляет ему?       МакФергюссон поднял револьвер. Гарри даже не пытался отползти. Может быть, обезболивающие, которые вкололи ему, когда зашивали рану, блокировали «это», может быть, у него просто не осталось сил.       «Веблей» в руке суперинтенданта никак не мог остановиться на Гарри: он дрожал и вихлялся из стороны в сторону. «Он борется, Господи, он борется, Спаситель, помоги ему!» — Таппенс молилась как никогда в жизни, но ее собственный ствол уверенно смотрел в спину шотландца. «Молитвой и пистолетом можно добиться большего, чем просто молитвой, не так ли, милочка?» — мысль была глупая, но, похоже, она помогла, и ей, и Дереку, а если что-то выглядит или звучит глупо, но работает — это вовсе не глупо, так говорила Делла: шотландец опустил руку, его «Веблей» теперь смотрел вниз, в землю.       — Я сказал тебе: убей его! Убей! Немедленно! — снова этот голос, чертов невидимка… Ага!       Таппенс перевела взгляд и ствол правее, там прямо из воздуха торчала прикрытая чем-то вроде края плаща рука, сжимавшая палочку, похожую на ту, что они видели на записи у мистера Флетчера. Палочка указывала прямо на неподвижно стоящего суперинтенданта. Таппенс взяла еще пару пальцев вправо — и мягко нажала на спуск.       Палочка дернулась, раздался хриплый крик. Одновременно что-то невидимое и неосязаемое, но вряд ли доброе, волной пронеслось, пронизывая и стены дома, и ее тело.       Ее покачнуло, Таппенс сделала шаг назад, но затем вновь шагнула к окну и с холодной яростью выпустила с небольшим разбросом еще три пули. Больше таких неосязаемых волн не было, но после третьего выстрела она с ужасом услышала еще один такой же хлопок оттуда, где стоял МакФергюссон. Перевела глаза, боясь увидеть непоправимое, и…       Гарри все так же полулежал, крови не было видно, но его глаза глядели не на шотландца, а на дальний конец лужайки. Туда же смотрел и револьвер Дерека. А там, куда указывал дымящийся ствол, у самой изгороди, валялись две словно оторванные от тела ноги: голые, в старческих пигментных пятнах, лишь чуть повыше старомодных полуботинок прикрытые носками на совсем уж древних подвязках. Там же виднелся какой-то лоскут вроде полы плаща и скребущая землю рука, из которой выпала в траву та самая палочка. Самого тела видно не было.       МакФергюссон деревянной походкой подошел к ногам и откинул что-то невидимое. Теперь лежащее тело выглядело целым, и Таппенс немедленно взяла на прицел ту его часть, которую не загораживала массивная фигура суперинтенданта. Тот внимательно осмотрел лежащего, потом сделал шаг назад и выстрелил, из центра желтовато-воскового лба плеснуло красным, а из-под затылка начало растекаться темное пятно. Контроль.       — Пресвятая срань, это вставляет даже круче, чем те листовки, которые джерри скидывали на нас под Дюнкерком, в сороковом. И что самое обидное — даже не подтереться: нечем. Ты там жив, малец?       Миссис Бересфорд так и вышла на лужайку: босиком и с револьвером в руке. Дерек хлопотал около Гарри: пареньку явно было плохо. Она бросила взгляд на тело на краю полянки: мужчина, белый, лет шестьдесят-семьдесят, астенического сложения, рост выше среднего, волосы седые, выбрит чисто. Одежда — Таппенс даже затруднилась бы описать, насколько странная: что-то среднее между плащом и халатом зеленого цвета с серебристой оторочкой, из-под которого торчали те самые голые ноги. Судя по всему, покойный был явным штаноненавистником.       — Обыщи его, Таппенс, только аккуратно: не сдвинь и не вляпайся в кровищу, у нас мало времени. Гарри, подожди меня, я к Саманте.       — Зачем, мистер МакФергюссон?       — Когда мы с тобой шли сюда, видел там краем глаза красавчика одного. Он мне нужен.       Гарри уже успокоился и с интересом смотрел на то, что Таппенс доставала из карманов плаща убитого. Перо, чернильница, маленький, слегка позвякивающий мешочек — золото?! — несколько листков чего-то вроде пергамента, или это и был пергамент? Кольцо на пальце, не трогаем, поверх сорочки — вдавленный пулей в грудь и покореженный амулет со змеями и пауками, бррр — тоже пусть висит. Маленький медный ключик на шейной цепочке — и больше ничего. Ну и, разумеется, палочка, которую она тоже не тронула, еще выстрелит чем-нибудь. То ли злые волшебники жили небогато, то ли им просто больше ничего было не нужно.       Впрочем, вскоре одна из версий отсеялась: в мешочке действительно оказалось золото, довольно много, плюс еще несколько серебрянных и бронзовых монет. Таппенс отсыпала примерно две трети, объяснив Гарри: «Война должна кормить войну», и, в ответ на еще один безмолвный вопрос: «Тебе наверняка понадобятся волшебные деньги».       Дырок в тушке, не считая контрольной, было две, обе — в корпусе. Плюс вмятина от амулета в грудине. Неплохо, минимум два попадания из четырех, да по невидимой цели. Опыт. Таппенс быстро распихала все, кроме монет и пергамента, по карманам плаща покойника, а трофеи сложила в карман сумки. Послышалось пыхтение, и из-за дома появился суперинтендант с чем-то нежно-лиловым на плече.       — Вот он, красавчик, Саманта успокоила. Будет дрыхнуть еще как минимум минут пятнадцать, — объяснил он, пристраивая упомянутого красавчика на другом краю лужайки.       — Как Сэмми?       — Потом. Таппенс, ты меня очень обяжешь, если отдашь мне свой «Веблей». Не хочу проблем со служебным оружием. Надеюсь, у волшебников нет баллистической экспертизы. А двести фунтов грабитель тебе занесет.       — Конечно, Дерек. Скажи грабителю, чтобы не забыл… Ну, ты понял. Что ты задумал?       — Я полагаю, минут через двадцать-тридцать тут будет не продохнуть от волшебников. Скорее всего, появится и наш уважаемый Директор. Очень надеюсь, что хороших криминалистов у него нет, а видеть прошлое они не могут. Кстати, возьми на время мою пушку и положи в коробку к батарейкам Гарри, хорошо?       — Ты что задумал, еще раз спрашиваю?       — Сейчас объясню, — в художественно раскинутые руки красавчика легли палочка — в правую, а револьвер Таппенс — в левую. — Ага. Так, так и так… Сойдет. Ладно. Таппенс, сейчас ты берешь мальчика, уводишь и действуешь по старому плану. Вот ключи от машины. Куда ехать — знаешь. Одежду Гарри придется сжечь прямо у участка, в ящике для сжигания бумаг, у меня в шкафу есть керосин. А я поучаствую в этой вот замечательной сцене, для убедительности. Видишь — злой колдун пытался убить героического мистера Локхарта, но тот отобрал пистолет у полицейского и застрелил его.       — Неубедительно. С чего это колдуну нападать на Локхарта? И с чего это Локхарту стрелять не из палочки, а из револьвера? Может, это ты защищал красавчика?       — А кто их знает… А наоборот не годится, неизвестно же, что у них за убийство волшебника «магглом», расисты они еще те. Еще превратят в лягушку, замучаешься искать для поцелуя.       Гарри читал «Убить Пересмешника» и знал, что такое расизм.       — Миссис Бересфорд, мистер МакФергюссон… Я тоже останусь.       — Почему, Гарри?       — Во-первых, я не могу идти, нога сильно болит. А миссис Бересфорд меня не донесет. И к тому же так будет уже убедительнее: ведь «злой колдун» пытался убить именно меня. И именно меня прятал мистер Дамблдор от таких вот типов. Значит, в то, что мистер Локхарт как бы спас не какого-то незнакомого им полицейского, а Мальчика-Который-Ну-Вы-Поняли, они поверят намного легче!..       — Нет, Гарри. Понимаешь, мне придется быть без сознания. А то, я подозреваю, этот «Повелитель Памяти» не откажется покопаться в моих мозгах. Например, снова применит это же колдовство, которое заставляет выполнять приказы, и потребует все рассказать. Соответственно, нельзя, чтобы у них была возможность расспросить или допросить тех, кто остается. Я взял у Сэмми два оставшихся дротика, и…       — Но ведь дротика два! Один — Вам, а второй…       — Гарри, ты ведь помнишь, как они действуют? Ты не только будешь какое-то время без сознания, ты забудешь то, что было до этого! Полчаса или час — как повезет. Ну ладно я — мне как раз хочется забыть это чертово ощущение, так что этими воспоминаниями я пожертвую с легким сердцем. Но ты… Ты был таким храбрым, и потерять эти воспоминания…       Мальчик уже не мог вспомнить, почему он так боялся иголок и уколов. Возможно, это было следствием той самой случайно брошенной фразы — про секретную клинику, уколы и икс-лучи. А может быть, это шло еще с того года, когда его подбросили Дурслям и врачи пытались разобраться с его шрамом. Да, Гарри знал, что документов об этом сохранилось мало, и те были странными, но все три леди сошлись во мнении, что ни один доктор не мог оставить такой шрам у годовалого ребенка без внимания, они просто обязаны были попытаться вылечить его. Разумеется, сам Гарри не помнил этого, но страх вполне мог остаться и с тех времен.       А с недавних пор к нему добавился и другой: он боялся потерять память. Тот самый Хэллоуин с его оранжевой «тыквенной» угрозой, почти мертвое лицо забывшей его и обозленной на него миссис Кейн… Потерять память было все равно что частично умереть, по крайней мере, это было для него так же страшно.       Но Гарри было совершенно ясно: Дамблдор, этот «Повелитель Памяти», уже в пути. Да, на него работали полные придурки, но если он мог прятать Гарри и держать его в его маленькой чуланной тюрьме десять лет, водя за нос и полицию, и школу, и органы опеки — значит при всех идиотах в его команде он был достаточно могуществен. И если он увидит в его памяти все, что произошло — частично умрут уже все эти замечательные люди. Или он умрет для них — как друг? Было странно думать так о глубоких стариках, но он не мог подобрать для их отношений другого слова. А друзья должны… Ему снова не хватало слов, но он и без этого знал, что должны делать друзья.       — Мистер МакФергюссон, так ведь этот... директор все равно сотрет мне память! Или возьмет под контроль и заставит рассказать. А так… Скажите, ведь майор тут тоже все записывает?       Таппенс покосилась на дупло вяза в углу площадки и задумалась:       — Наверное, да.       — Ну вот он мне все и расскажет. Или даже покажет. А храбрость ведь останется со мной, правда?       — Она всегда с тобой, мой мальчик, — на глаза миссис Бересфорд навернулись слезы. — Спасибо. И я правда не донесу тебя до участка, силы уже не те. Давай, я уколю тебя?       — Я сам.       МакФергюссон с восхищением смотрел, как Гарри, хоть и с опаской, втыкает иголку себе в бедро прямо через штанину. Чертово лекарство чертова Бутройда впрыснулось в кровь, и шотландец пообещал, что если с мальчиком что-то случится… Ну хорошо, если с мальчиком что-то случится сверх ожидаемого — майора не спасет ни опыт, ни охрана, ни дружба с... хм… четвертой пожилой леди.       Гарри улыбнулся Дереку и Таппенс и обмяк. Улыбка так и осталась на лице. Дерек проверил дыхание — оно, по крайней мере, было. Он обернулся к миссис Бересфорд:       — Забери дротик, унесешь с собой. Теперь я, мой тоже не забудь, и вот этот, это красавчика, — через мгновение Дерек уже оседал на траву.       Таппенс подобрала оба оставшихся дротика и прошла через дом. Кряхтя, надела туфли и накинула плащ. Выйдя на улицу, она повернула не в участок, а к дому Саманты и через калитку увидела ее, сидящей в кресле за столиком на веранде, безумно глядящей в небеса. Она хотела окликнуть подругу, да что там — она хотела ворваться во двор, трясти ее, привести в чувство, вызвать врачей… Но в этот момент из-за дома Аткинсов послышались два хлопка — нет, не выстрелы, уж это-то она могла понять, что-то необычное.       Значит, операция продолжалась. Чертовы волшебники все-таки прибыли на место событий. Она едва успела, но теперь надо было уносить свои заплетающиеся ноги, пока они не начали прочесывать окрестности. Прости меня, Сэмми.       Таппенс вздохнула и неспешной старушечьей походкой поковыляла дальше. Ей предстояло сделать крюк вокруг квартала. Пожалуй, она не будет брать полицейский «Форд», а уедет на своей машине. Боже, пусть все будет хорошо…