Это всё шелест

Джордисон ворвался в номер как ошпаренный, дико озираясь по сторонам. Обнаружив Джозефа в углу темной комнаты, он подлетел хищной птицей и выхватил книгу из рук мирно прокрастинирующего фронтмена. - Читаешь да? Не темно ли тебе? - раздраженно вопросил Джои. - Бывало и светлее, но я вообще-то уже засыпаю, - с улыбкой ответил Джо, казалось, не обратив внимания на "неспокойное" поведение друга. Эта флегматичность Пула стала последней каплей. Рассвирепевший Джордисон отбросил книгу окну. Мягкая улыбка на лице Джозефа сменилось удивлением и даже разочарованием. Ведь еще утром они так чудно болтали за кофе, вместе собирали вещи в большие чемоданы, готовились к вечернему шоу. И какой же получился поцелуй после! Когда они разгоряченные раздавали избранным автографы после концерта, Джо смог улучить момент, и, оставшись наедине с Джои, мечтая об этом весь вечер, как и многочисленные фанатки, глядя на беснующегося гитариста, только прикоснулся к уголку его губ в плохо смытой черной помаде, как чья-то смазливая мордашка показалось из-за кулис. Джордисон окаменел на мгновение, а после выскочил, не сказав ни слова. Джо не придал этому значения, поскольку "подружек" у кенгуру полно - не секрет. Зато поцелуй... такой он был нежный, как в последний раз. И что опять нашло на мелкого? Глупо, конечно, и не слишком объективно чуть-что обвинять его в употреблении белого порошка, но ведет он себя в самом деле очень странно. Без конца меняющиеся настроения, будто в него вселился "злой и добрый полицейский"... Что не так с этим туром? Джозеф вперил в Джои взгляд, пытаясь определить размер зрачков и не подать виду, что в нем кроется уйма подозрений. - Ну ты и идиот! Я представить себе просто не мог, что ты такой безответственный кретин, мать твою! - С тобой все нормально? - недоверчиво осведомился Пул. - Со мной? Все ли в порядке СО МНОЙ? - всполыхнувшая в глазах Джордисона искра ярости, недаром насторожила Джозефа. Тот схватил его за дредину и дернул вверх, отчего Джо по инерции поднялся на ноги и получил не слабый удар в челюсть. Вокруг закружились красные цветы, какие он дарил Роксане так давно, боль ушла на второй план, на третий, только холод и искры, мерно тикающие на стене часы у входной двери. Потом кто-то выключил единственный горящий светильник, и он уснул. Все следующие утро кто-то носился туда-обратно по широкому светлому коридору, еще больше путая сознание. Джо предположил, что люди в халатах здесь неспроста. Он оторвал голову от плеча костлявого одногруппника, снова открыл глаза, хотел что-то сказать, но яркий солнечный свет из окна рядом со скамейкой (такой же белой, как и все здесь), на которой они сидели, резанул по глазам прежде, чем он попытался открыть рот и понял, что сделать этого не сможет еще долго. Нижняя челюсть теперь крепилась к верхней с помощью специальной повязки, он понял это, ощупав голову, сразу вспомнив события ночи и сдержав нервный вздох. Эрик, сидящий слева от него, пробудился ото сна, его глаза выражали сочувствие, стыд, словно виноват был он: - Не трогай дружище, с этим теперь и без того проблем на долго, - он указал на фиксирующую повязку, - мы дождемся доктора и совсем разберемся, - Эрик приободряюще похлопал по плечу Вэда. Джозеф непонимающе смотрел на него, оглядываясь по сторонам, и, то дело, морщась от боли, все вспоминая вчерашнюю выходку друга, узнавая в стерильный стенах больницу. - Мы в отделении челюстно-лицевой хирургии, - со знанием дела пояснил проснувшийся Бен, видя, что товарищ в полном ауте, - нашли тебя без сознания в номере. Врачи скорой сказали сразу, что у тебя перелом челюсти. Привезли сюда и просветили твою многострадальную голову, чтобы убедиться, что твои мозги в порядке. Они ведь в порядке, да? И вот мы здесь. Эрик закивал: - Да, Вэд, я зашел, чтоб позвать вас в бар...а тут такое. У тебя челюсть просто висела, - вся его поза и выражение лица отражали неподдельные испуг и отвращение. "Да уж, петь песенки про мертвяков, это вам не ходить с развороченным черепом", - подумал Джо. - Держись, друг!! Скоро к нам подойдут. Эй, Бен, - он толкнул в плечо Грейвза, - ты бы сходил на разведку. Бена клонило в сон, несмотря на то, что всюду орут и носятся дети, пришедшие вместе со своими родителями. Джозеф вдруг тоже почувствовал себя ребенком, всеми забытым и слабым. Пул опустил голову, помотал из стороны в сторону, чтобы собраться с мыслями. "Да как же так? Что позволяет себе этот клоун обдолбанный?" - он уже не сомневался ни минуты, что гитарист был далеко не трезв, иначе никогда бы не поднял на него руку... - "Пусть скажет спасибо, что уже сегодня вечером они садятся на самолет и возвращаются домой, тур закончен. А будь сейчас середина тура? Что тогда?" - челюсть и голову Джозефа пронзила стремительная боль, отчего слезы выступили из глаз - обезболивающие вовсе перестало действовать, и если слабая ноющая боль оставляла к себе равнодушной, то сейчас набрав обороты, достигла своей цели. Джо метнулся вперед и, сжав кулаки, в отчаянии ударил стену, огласив громким мычанием коридор. Друзья обеспокоенно пососкакивали с лавки и бросились к нему. Пациенты косо смотрели в их сторону, подошел крупный мужчина в белом халате и что-то недовольно бормотал, спасибо парням: они ничего не говоря, молча похлопывали его по плечам, а Джозеф стоял как столб, закрыв глаза. Его бесило это, переполняла злость и обида, из уголков рта как у слабоумного вытекали струйки слюны. Он ничего бы не сделал. Пул с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться как сопливая девочка перед всеми этими людьми, перед замечательными, преданными парнями, которых считал своими друзьями, но все равно чужими. А чужие, значит, не предадут. Предательство. Ни что не сокрушает так, как предательство. Человек, так с ним поступивший, променял его на кокаин, и Джозеф готов был выслушать любое оправдание, принять тысячу пустых извинений, если бы только Джордисону не было все равно. Он нашел лучший способ навсегда покончить с этим... Когда Джо вышел на улицу "остудиться", Бен с кряхтением опустился рядом с Эриком на пол у окна, где стояли зеленые растения и сказал: - Что-то у наших малышей не слабый разлад. - Джои снова подсел, - смахнув с лица прядь жестких от постоянного воздействия горячего "выпрямителя" волос, ответил Эрик. - Черт с ним, группа вряд ли существовала бы дальше, а теперь тем более. Жалко Вэда, пострадал ни за что. Начистил бы рожу мелкому, да тот смылся. - Бред, Вэд взрослый мужик, сам разберется, - Гриффин немного удивился - обычно Бен сама доброта. - Ну да, - хмыкнул барабанщик. Из коридора вышла медсестра и пригласила Джо Пула в кабинет рентгена. Через два с лишним часа ребята возвращались в гостиницу. Можно приступать к сбору пожиток, готовиться к отлету. Джо с тоской смотрел в окно такси, на город, поставивший точку в этих до боли непростых, странных отношениях. "Забористый здесь порошок," - с невеселой "улыбкой" подумал Пул. Пора убраться прочь отсюда, от вопросов и презрительных взглядов. Парни молчат, молчат до тех пор, пока Вэду не полегчает, а потом начнется ад, в этом можно не сомневаться ни секунды. И что? Катить бочку на Джордисона, разбить лицо или выгнать из группы? Смешно. Смешно и совершенно убого. Да и группа... нет ее больше, это было ясно всем еще вчера вечером после концерта. Джои озабочен лишь Удавкой, да и у других ребят хватает своих идей. Он просто будет молчать до самого вылета. А потом, потом у него будет новый проект, и плевать он хотел на этого мелкого выскочку. Джо закрывает мокрые глаза и медленно, точно под гипнозом, стараясь как можно меньше нагружать челюстной аппарат, спрашивает: - Где Дзои? Повисло еще более неловкое молчание. Бен и Эрик переглянулись, не сговариваясь. Ответил Бен: - Мы думали задать тебе тот же вопрос. Джо ничего не ответил. В окне замаячил фасад их временного пристанища, и в желудке неприятно засосало от страха. И почему люди так наивны, полагают, что кругом виноваты все, кроме них? А бывает и наоборот - комплекс вины. Никуда не денешься от собственных демонов, от демона Джои. Он слетел с катушек окончательно, вечно пребывал на измене, был дерганным и злым. - Иди собирайся, Вэд, а мы зайдем поесть. - сказал Эрик на входе в гостиницу и тут же смутился, - Прости, тебе пока придется поголодать. Джозеф ужасно злился на свою привязанность и неумение обуздать чувства. Но больше всего, как он понял теперь, злился, просто мечтал придушить, эту потаскуху группиз, спутавшись с которой, Джордисона снова понесся не в ту степь. Все свободное время между концертами и саундчеками он долбил свой гребанный кокс и трахал эту малолетку, достойную премии "самое мерзкое естество". Даже внешне она была удивительно похожа на Нэнси Спанджен, вот только Джои ей нихрена не Вишес. Закипевший Джо ходил по комнате и злобно швырял вещи в отрытый чемодан. У него за спиной открылась дверь, и по спине пробежал ледяной холодок. Джозеф обернулся. На пороге стоял Джордисон. - Привет, - Джои поднял праву руку в приветственном жесте. Джозеф опешил. Ждал, надеялся, что они хотя бы попрощаются по-человечески, но сейчас стоя лицом к лицу к воплощению своих извечных опасений и понял, что единственный способ со всем покончить - сбежать, сбежать и забыть нахрен все, что было между ними за эти годы, зажить с Рокси жизнью полною любви, как прежде. Она ничего не знала и не знает, не может и подозревать, что ее супруг способен на такое. Джордисон смотрит своими чудесными злыми глазками на Джо, буравит взглядом, в котором смешались сожаление и все та же ненависть. "Он здесь, чтобы вынуть из меня душу", - подумалось Джозефу. Он кивнул, чтобы ничего не говорить. И дело было не в том, что говорить сложно. Он боялся с ним говорить, боялся, что с каждым словом Джордисона будет отдаляться от своего основного желания, продиктованного разумом - бежать прочь. Все замечали только этот налет дружбы, ни для кого не было секретом, что с первых дней знакомства музыканты как магнитом притянулись, и с тех пор словно слились в одну тень; безжизненную, эфемерную субстанцию, способную писать музыку, любить друг друга, пребывая в каком-то безумном оцепенении и медленно погибать, растворяясь в солнечном свете веснушек на бледной коже Джозефа, в тяжелом слое пыли кокаина Джои. - Я понимаю, тебе тяжело говорить, - Джордисон все говорил, лишь бы говорить, когда Джозеф присел на край незаправленной кровати, упершись в колени локтями и облокотив подбородок на кисти рук. - Я встретил Эйси, он сказал, что задержится здесь на пару дней, не может тебя проведать... - продолжал Джои, с виноватым видом рассматривая голову Джо. Сделав над собой последнее усилие, Джозеф взглянул на друга. Его рот был приоткрыт, и Джои подумал о том, как жутко выглядят теперь его зубы в проволочных шинах. - Ты ударил меня... - было неприятно и болезненно, каждое слово давалось с трудом, но продолжать стоило, только чтобы закончить, - Все из-за этой наркоманки, с которой ты таскаешься? - время расставлять точки на "i" - Я... я не таскаюсь. Ты совсем не знаешь, о чем говоришь! - в его глазах мелькнуло что-то недоброе, однако тут же и исчезло. - Ты был наглухо обдолбан и тебя привело в ярость, что твоя шалава видела наш поцелуй, - челюсть ныла, горела как сгоревшая кожа, которую трут махровым полотенцем, но Джозеф сдабривал каждое словом ядом. - Вэди, я... - он хотел подойти поближе и опуститься на колени рядом с Джо, но тот резко встал, закинул в чемодан черную толстовку и, разогнувшись, проскрипел, как дряхлый старик: - Последний раз я плакал в детстве, Джои. До сегодняшнего утра. Меня унизило это, только это. И зол я на себя, но тебя видеть больше не хочу. Удачи с Удавкой. Он поднял чемодан и вышел, тихо прикрыв за собой дверь, пообещав себе мысленно, что теперь заговорит только тогда, когда полностью поправится. Уже сидя в самолете у иллюминатора, ему казалось, что он слышит ветер, в шелесте которого угадывались спутанные извинения Джордисона. Возможно, он проиграл себе, сбежал как трус, но все это шелест.