Мертвые звезды

Ночью в доме бывает тихо. Хлоя смотрит с тоской в окно: снаружи сплошная чернильная темнота, но слышно, как тяжелые дождевые капли барабанят по асфальтовым дорожкам в саду, как шумит ветер в кронах деревьев, и где-то неподалеку хрипло, с завываниями, лает старый пес. Погода ужасная, но в вилле не лучше. В вилле не горят лампы, плотно закрыты все окна и двери, и только темные силуэты мебели, искаженные воображением, принимают то облик зверя, то человека. Хлоя вздрагивает, когда в саду с треском ломается ветвь, и с тревогой оборачивается, обводя глазами маленькую комнатку. Все на своих местах. Кровать, стол, стул, валяющийся на боку. У стены — еще одна Хлоя, только в луже тириума, вторая лежит на кровати — у нее из груди торчит длинный кухонный нож. Зря сопротивлялась, бедняжка, только испортила новые простыни своей синей кровью. Хлоя не против; хозяин будет недоволен. А Хлое, в принципе, все равно (она ведь андроид), но синий все-таки красив в своем спокойствии и глубине оттенков. — Стреляй, — звучит отголоском, перекрывая шум дождя, — Стреляй. Ты же просто машина, верно? Пальцы вспоминают тяжесть пистолета, шероховатость его рукояти и острый клык спускового крючка. Прицел мечется в красном свете бассейна, словно укоризненно качая головой, и Хлоя видит сквозь него, как та, другая, с улыбкой опускается на колени. «Стреляй», — и волна тока пробегает по всей руке, синтетическая кожа барахлит, слезая с кончиков пальцев. «Стреляй», — и Хлоя почти физически ощущает, как Элайджа, стоящий за спиной, улыбается своей некрасивой, острой улыбкой, сверлит глазами чужую спину, ожидая. «Стре…», — пистолет летит прямо в вишневую воду бассейна, с плеском погружаясь на дно, и Хлоя загнанно шепчет: «я не могу». Элайджа Камски только лишь небрежно смахивает с ее щеки слезу, командуя идти в комнату. Боги бывают жестоки. Хлоя прижимается лбом к дребезжащему от шквалистого ветра стеклу, и губы сами растягиваются в болезненной улыбке. Внутри, искрясь, теплится огонек глупой радости, который ни один из осенних ветров задуть не в силе. Просто Хлоя привыкла к тому, что она единственная. Она — первая, неповторимая, лучшее творение Элайджи Камски, которое с гордостью демонстрировалось на международных выставках и телевидении. Она — «прорыв века», и обязана этим, конечно, только своему создателю. Хлоя может только имитировать чувство благодарности, но все равно что-то переворачивалось внутри, когда Элайджа с гордостью клал руку на плечо или рассказывал что-то новое об этом мире. А потом появились они: две, казалось бы, идеальные копии, но все-таки другие. Усовершенствованные. Элайджа никогда никогда не говорил с Хлоей об этом, но она видела и замечала все: быстроту реакций новых моделей, их подвижность, остроумие, исполнительность. Не укрылось от чуткого взгляда и то, как по вечерам Камски уводил одну из них к себе в комнату и как тяжелые деревянные двери спальни хозяина закрывались до утра. Смех клокочет в груди, когда Хлоя вновь поднимает голову, чтобы оглядеть комнату, и взглядом цепляется за тело на кровати. Руки раскинуты, волосы блестят блекло-синим — и как бы такая красавица пошла к самому Элайдже Камски? Увел бы он ее к себе на ночь? Касался бы ее так же нежно, достал бы нож из груди, гладил бы по разбитой голове? — Какая мерзость! — смеется в голос Хлоя, снова прижимаясь к стеклу, и ветер снаружи затихает, будто бы прислушиваясь к чужому механическому голосу, — Просил застрелить всего-то одну, а я расправилась сразу с двумя, — добавляет уже шепотом. Хлое уже даже не горько вспоминать, как она осмелилась на поступок, приведший к этому всему. Она снова и снова прокручивает воспоминания в голове, словно заезженную кинопленку, и каждый раз вновь переживает произошедшее. Там, в саду, Хлоя догнала Элайджу у розовых клумб, смущенно схватила его за рукав рубашки, заставив обернуться, а потом увлекла за собой по сплетениям асфальтовых дорожек. Они говорили, впервые за долгое время говорили по-настоящему много, и Хлоя знала, как несовершенна в дискуссиях и спорах, но по-настоящему старалась, раз за разом выгребая из уголков памяти все новостные сводки, статьи по психологии и толстые справочники. Элайджа, наверное, оценил. Что-то загорелось в его глазах, что-то знакомое, старое, будто они бродят сейчас не по роскошному саду около виллы, а по городскому парку Детройта, и Элайджа Камски еще живет в старой комнатушке, питаясь одной лапшой быстрого приготовления, и мечтает о небывалых высотах. Хлоя видела это в блеске чужих глаз, слышала в хрипловатом голосе и даже мимолетные касания напоминали о чем-то забытом и невозвратимом. Поздно вечером они сидели на бортике небольшого фонтанчика, уже исчерпав все темы для разговоров, и старый Элайджа вновь медленно угасал, уступая место расчетливому бизнесмену. — Что ж, я думаю, мне пора идти. Есть планы на вечер и… — цепкие пальцы схватились за белоснежный рукав чужой рубашки, и Камски почти с изумлением посмотрел на встревоженное лицо напротив, — Ты что-то хочешь сказать? Хлоя ничего не сказала. Хлоя только вдруг вскочила с места, нервно одергивая платье, и диод на ее виске замигал пронзительным желтым светом; в следующее мгновение Элайджа почувствовал, как холодные губы неловко клюнули его куда-то в щеку, и Хлоя тут же исчезла в сумраке садовой дорожки. Дождь за окном медленно сходит на нет. Хлоя понимает, что даже на заметила, как прекратился этот монотонный стук капель, как тучи на небе стали медленно расступаться, обнажая кусочки усыпанного блекло-серыми звездами неба. В коридоре шумно: слышится сначала грохот дверей где-то далеко, затем — тихие, почти крадущиеся шаги, и Хлоя зажимает рот ладонью, чтобы снова не расхохотаться в голос. Идет. Вот он удивится! Щелчок. Мерзкий, искусственно-желтый свет лампы заливает комнату, прогоняя бархатную темноту, и Элайджа глухо вскрикивает, отшатнувшись, когда видит въевшуюся в пол синюю жидкость, безжизненные тела, и Хлою, устроившуюся на широком подоконнике. — Добрый вечер, мистер Камски! — она легко вскакивает вниз, ступая босыми ногами прямо в разлившуюся по линолеуму лужу, — Ваше предположение оказалось ошибочным. Я не девианта, — дежурная улыбка, — Я смогла пройти тест. Здорово? Элайджа Камски молча выходит из комнаты. Мертвые звезды устало глядят с неба, и Хлоя отстраненно думает, что не только боги могут быть жестоки.