With Love

Ужин лежал на столе, давно забытый, потому что голодный рот Джагхеда нашёл другие приятные радости. Его ангел захлебнулся над ним, рука запуталась в тёмных кудрях его волосах, когда его язык сверкнул через её опухший клитор. Невозможно было сказать, сколько времени он провел между её ног. Минуты, часы, дни, годы. Все, что было в его уме, было то, что он никогда не хотел уходить. Бетти никогда так и не была настолько разорена. Даже в самые близкие моменты он никогда не тянул её к краю так сильно, это много раз. Её тело болело, дрожало, когда его жадные пальцы свернулись на её нежных стенах. Он знал, куда прикоснуться, куда погладить, чтобы вырвать самые красивые стоны из её опухших губ. — Дж—Джагхед, — задыхалась она. Её бедра не остановились, покачавшись у него изо рта: — Н-н-не н-н-адо, больше. — Ты можешь, и ты это сделаешь, — прорычал он на её коже, покусывая, пока белая кожа не превратилась в пурпуровый цвет под его грубыми чувствами. — Ещё раз. Мне нужно ещё раз посмотреть на тебя. Соблазн — перед ним воспламенился, он воспламенил в своей душе огонь, что даже самые запутанные убийства не могли имитировать. В его мир вошел новый вид добычи, и он, преданный охотник, болел, чтобы доминировать над таким нежным существом. Даже в самые греховные моменты Бетти была не чем иным, как красотой. Когда она закончила, в последний раз её тело рухнуло в его объятия. Её придел был встречен и превышен, и тряска тела, ему очень понравилась. Это было к лучшему. Сломанную куклу было гораздо легче удержать. Наконец, наконец, довольный темным зверем в нём спал. Она была такой мягкой, скрученной в паз его стороны. Нежный ангел с безупречным умом. Он жаждал этой невинности, этой чистоты. В коррумпированном подземном мире Нью-Йорка он нашёл один яркий маяк добра. Поистине, это была судьба, которая привела её сюда, к тому, кто мог сохранить её в чистоте. Даже если это означало, что мир нарисован кровью, Джагхед знал, что защитит её. — О чём ты думаешь? — Голос Бетти устал, её дыхание дрожало волосами на затылке. Он осторожно провёл пальцами по её волосам. Он был запутан от бешеной близости их любви. Он одолел её, и теперь они лежали, свернувшись на кушетке, на коже на коже. — О тебе. Одно слово заставило её тело залиться ярче, чем весь вечер. Это заставило его рассмеяться. Самые маленькие вещи принесли ей тишину. Всё, что она делала, только помогло ему больше покорить его ангела. Бетти пошевелилась, взяв его за руку, чтобы проследить вдоль его пальцев. Они не были так мозоли, как ожидали. Нет, для человека, который был в таком ужасном свете, даже пальцы его пальцев были мягкими. — Джагги… Ты расскажешь мне о том, как впервые… ты убил кого-то? — В её голосе промелькнуло колебание. Это была стена, однажды сломанная никогда не могла быть построена снова. Она знала бы глубину всего этого, какой был корень тьмы, душит его. — Это твоя история, которую я не знаю. Он успокоился, и на короткое мгновение она испугалась, что она зашла слишком далеко. Тишина почувствовала хвалу. Что-то прокралось из тени, сшив их вместе, когда он притянул ее к себе на колени. Не было спасения. Его мир теперь был ее. — Я вырос на неправильной стороне. Мой папа был алкоголиком, который управлял бандой: Змеями южной стороны. Я всегда был одиночкой, у меня не было много друзей, если бы ты могла в это поверить, — смеялся он. — Моя мама ушла сразу после рождения моей сестры. Она не могла смотреть на нас. Думаю, мы напомнили ей слишком много о папе. Мне было пятнадцать, когда это случилось. — Я поднял сестру. Она была для меня всем. И она была… Бетти, она была потрясающей, — когда его голос потрескался, она не могла повернуться, чтобы успокоить его. Она почувствовала, как слезы упали на ее обнаженное плечо, и волна печали поразила ее. Его рассказ не был бы счастливым. Скороспелый. Это лучшее слово, которое я думаю. Иннокентий. Хорошо. Она была в третьем классе и решила, что она хочет остаться после школы и направить воспитателей в детские сады. Я думал, что это было глупо, как лошадь, пытающаяся научить математике собаке или чему-то еще, но она была такой настойчивой. Итак, я позволил ей. Джагхед крепче сжал её. Бетти не говорила, она не хотела. Это был момент, чтобы послушать. — Однажды я опоздал на приём. Работа накануне превзошла меня, и я проспал. Прошло всего тридцать минут. Я ожидал, что она будет там, скуля на меня о том, чтобы выделиться на холоде, но она… она исчезла. — Полиция не помогла. Они пошарили друг друга, потеряли доказательства, действовали, как будто я был сумасшедшим. Они следовали за моим отцом, сказал, что это, вероятно, он, потому что у него есть судимость. Но я знал, я знал, что это не так. — Две недели. Вот как долго им понадобилось найти свое тело: бросили в канаву с шоссе. Ей было холодно. Так чертовски холодно. Он больше всего вспомнил её глаза. Ничто никогда не казалось таким синим, гореть с пытливым огнем, которого невозможно было сопоставить. Мир его сестры был полон открытий, радости, смеха, пока он не был бесцеремонно измучен. В ту ночь, когда он узнал ее тело, эти знакомые глаза больше не были ее. Теперь они были пусты. Страх. И призраки, которых она выругала, держали её ночью, не были настоящими, за исключением того, что теперь он преследует свой живой кошмар. Остальная часть его истории тоже не была сказкой. Это больше похоже на роман ужасов. Человек, сердитый на мир и голодный во тьме, наткнулся на свою светлоглазую сестру. Это был позор, сказала полиция, не было достаточных доказательств, чтобы обвинить его. Это было чисто косвенным. Это не стало неожиданностью для Джагхеда Джонса, который так долго жил на неправильной стороне закона. Они не хотели помогать ему, поэтому он сам помогал. Открытое окно, незарегистрированный револьвер и демон, который никогда не повредит душе. Его первое убийство было не так красиво, как другие. Это было преступление страсти, возмездия и исправленных ошибок. Но кровь не испугала его, как он думал. Вместо этого он активизировал его. Больше боли, больше страданий, просто труп, который мог бы быть чем-то лучше. Его постановка оставляла желать лучшего. Джагхед с отвращением оглянулся на дрянь. Не было никакой метафоры, ни тонко завуалированного сообщения. Это было прикрытие. Заметка, которую он нацарапала, была не красивым стихотворением, посвященным изысканному ангелу, а запиской о самоубийстве. -Я как — Цезарь, — сказал Джагхед, темноё хихиканье соскользнул с его языка. — Но я не мог оставить достаточно одного. Вина получила меня лучше, и я оказался на ужине, написав на обратной стороне салфетки. Я отправил его под фальшивым именем, а остальное. Ну остальное ты знаешь. — Почему ты продолжал это делать? — Спросила Бетти в тихий момент. — Потому что я очень, очень плохой человек. Наконец их глаза встретились. Тьма поглотила его. Больше не было невинной сладости молодого человека, который ухаживал за ней в кафе. Он так легко перевернулся, между любовником и её призраком. Это испугало ее, но влажность между ее бедрами было трудно игнорировать. — Ты со мной плохой? — прошептала она ему на губы. Остаток ночи он пожирал ее. Каждый дюйм её плоти был его потреблять. Её тело, её разум, это принадлежал исключительно ему сейчас. Она шагнула ногой в оглушительную темноту, и она никогда не хотела уходить. Чувства, мысли, которые она никогда не осмеливалась, прежде чем окутать ее. Как далеко она уйдет? Скрыть правду для него? Повредить ему? Убить его? Когда Джагхед снова толкнул её внутрь, движение было достаточно грубым, чтобы поколебать её до глубины души, она решила, что да. Что бы он ни хотел от неё, он мог взять и взять и взять, пока не осталось ничего. В ту ночь он наблюдал, как его ангел спал, её волосы были золотым ореолом невинности. Её тело было ушиблено, осквернено его прикосновением. Возможно, он должен был обернуться, оставив ее жить намного лучше, чем тот, который он предложил. Но он был жадным, и когда их тела встретились, он чувствовал себя чистым. Никто больше не заслуживал ее нежности. Они только использовали бы доброту в своем сердце. Почти час назад, в неряшливой дымке, Бетти попросила его выпить чашечку чая. Она всегда помогала ей спать, заявила она. Без сомнения, лекарство, в которое он проскользнуло, тоже. Спящая, она лежала на руках, не подозревая, что завтра, когда она проснется, эта маленькая птица в клетке будет петь только для него наконец.