Когда кислород наполнит легкие

Откидывая руки в сторону, как мог бы несуществующие крылья, а голову назад, затылком сталкиваясь с основанием собственной шеи, я думаю, что воздух здесь чище, а суматоха города почти не ощущается. Край крыши одной из серых и неприветливых высоток служит некоторой границей между жизнью, которая стала в тяжесть, которая с каждым прожитым днем, часом, минутой и иногда даже секундой давит на грудную клетку, не позволяя вдохнуть или выдохнуть, заставляя задержаться в том положении и состоянии, в котором находишься и так достаточно долго для того, чтобы просто забить на это и идти дальше, и чем-то, что, казалось бы, должно облегчить существование. Точнее прекратить его. Каждый проживает свою жизнь так, как хочет, говорят люди, но никто не желает заменить слово «хочет» на «может», что сразу сделает фразу более реальной, правдивой. Каждый день мы совершаем мелкие ошибки, на которые даже можем не обращать внимания: задели рюкзаком мужчину в метро, из-за чего его лицо тут же изображает гримасу недовольства жизнью и существованием таких, как мы, или может помешали кому-то прочитать вывеску тем, что заслонили ее, стоя под навесом остановки в ожидании того, когда наконец хоть ненадолго прекратится такой сильный ливень, чтобы можно было добежать до своего дома, или может мы слишком долго считаем деньги на кассе, слишком медленно идем среди толпы, будто каждый шаг дается неимоверно тяжело, может быть, мы слишком громко радуемся, получая долгожданный подарок, или слишком давим своим депрессивным настроением на окружающих. Именно так я себя и чувствую. Лишним. Мешающимся. Ненужным и непригодным для этого мира. Никем. Ветер ласкает мое лицо, отчего уголки губ немного приподнимаются. Мне нравится тешить себя фантазиями о том, что природа любит всех. Иначе бы такой как я не выжил бы: удушился бы пуповиной, задохнулся в ванной, отрубившись, скатился бы с лестницы, был бы избит и убит, в конце концов. Но я жив. Значит за это нужно поблагодарить хоть кого-нибудь. Природа меня в такой роли устраивает. Роль того, кто любит меня. Я слышу как железная дверь на крышу открывается, поскрипывая, а затем мягко закрывается. Это не сквозняк. Ветер не пощадил бы железяку и стукнул бы ею хорошенько по дверной раме. Но я не оборачиваюсь – лишь вдыхаю прохладный воздух, который вновь будто гладит меня по лицу, хотя на такой высоте сносить бы меня должен. Кажется, ветер не торопит меня с решением. Тишина. Тот, кто пришел не подает голоса. Я лишь могу представить легкую поступь по шуршанию верхней одежды позади меня. Постояв еще несколько секунд в тишине, я решаю забить на невольного свидетеля моих терзаний. Руки устали быть крыльями – какая ирония – и мне пришлось опустить их, а затем спрятать в карманы толстовки. Улыбка – если ее можно было так назвать – давно пропала с моего лица, еще до прихода незнакомца. Я почему-то уверен, что это парень, а не девушка. Молодой, потому что все остальные поколения сейчас заняты, им нет дела до путешествий по крышам многоэтажек. — Что делаешь? – неожиданно раздается хрипловатый мужской голос позади меня. Не очень близко, чтобы я напугался, но и не так далеко, как хотелось бы. — А ты как думаешь? Дышу свежим воздухом. – Наверное, мужчина не услышал моего смешка. — Что угодно, но только не ради воздуха ты же сюда поднимался? – не слышу в голосе сарказма, будто ведет обычную беседу и вполне серьезно откидывает воздух, как одну из версий, почему я здесь. Пока я пытался понять, как мне стоит ответить, чтобы незнакомец просто ушел, раздался звук тихого скрежета – это мой временный собеседник решил воспользоваться зажигалкой, полагаю, захотел затянуться. — Почему же нет? – после долгой для обычной паузы в разговоре тишины мои слова прозвучали немного резко и даже с оттенком обиды. – Здесь воздух действительно чище, чем там. Я указал пальцем вниз, будто собеседник стоял совсем рядом со мной и мог увидеть, почувствовать, что я имею в виду. Да, воздух здесь, на крыше, действительно чище: в нем нет сплетен, тяжелых осуждающих взглядов, раздраженных лиц и небольшой примеси улыбок. От этой примеси иногда выворачивает хуже, чем от остального. — Может и так. После произнесенной фразы я услышал, как незнакомец сделал затяжку, судя по пройденному времени до выдоха – глубокую затяжку. Затем вновь раздался хриплый голос. — Но ты же не собираешься прыгать? – как бы я не прокручивал эту фразу в голове опять и опять, я не мог услышать хоть капли жалости, вложенной в слова. — А что мне мешает? — Ничего. Но ты ведь снова попадешь в тот воздух. — Верно. Но я сам вправе решать, каким воздухом наполнятся мои легкие. В ответ лишь мычание и новая затяжка. Сейчас я бы тоже не отказался от сигареты. Любой. Даже самой крепкой. Легкие нужно было разбудить, заставить дышать. Я думал, что поднявшись сюда, смогу вновь вдохнуть полной грудью, ощутить хоть каплю если не свободы, то простого умиротворения. Но нет. Грудь все также сдавливает что-то невидимое, от чего я никак не могу избавиться, что прилипло и не хочет отдираться даже с кровью. — Так ты хочешь прекратить все из-за тех людей внизу? – голос будто звучал в моем подсознании, что заставило меня усомниться в присутсвии кого-то позади, но на это было уже как-то плевать. Даже если это фантазия моего воспаленного мозга, от этого мало что меняется. — Не из-за них точно. Им мои действия будут по боку, даже не обратят внимания. Может поговорят об этом какое-то время, может поплачут, выкажут свои соболезнования. Но не ради этого я здесь сейчас стою. — А ради чего? – слова сопровождались звуком недолгой возни подошвы о покрытие крыши. Видимо, незнакомец докурил сигарету, потушив окурок о гудрон. А ради чего Чимин, собственно забрался на эту чертову крышу многоэтажки, подойдя к краю и раскинув руки в стороны? Блондин просто пытался отвлечься, можно сказать убежать, на какое-то время от своих проблем, которые сдавили со всех сторон и не дают воздуху в необходимом объеме поступать в организм, от своих же мыслей, которые в последнее время были все мрачнее и мрачнее, заставляя наживать еще больше проблем, которые не давали дышать. Чимин пытался скрыться на некоторое время от своей жизни, которая настолько загрязнилась непонятным вязким веществом, что у того самого небольшого объема спасительного воздуха, который смог пройти, пробраться сквозь трещины толстого слоя проблем, забирает почти весь кислород, оставляя самую малость, которая и поддерживает организм парня до сих пор. — Воздухом подышать, я же сказал. И возможно, что незнакомец все же не так истолковал значение слов мальчишки, что сейчас стоял в опасной близости к краю здания, вновь раскинув руки в стороны и выпрямив пальцы, будто пытаясь занять как можно бóльшую площадь, но Чимин действительно думает, что здесь ему легче. И это действительно так. Сейчас волнами обдающий парня ветер выбил и унес с собой ненужные мысли, убрал совсем тонкий, но такой ощутимый сейчас слой проблем и дал необходимому кислороду добраться до нуждающегося организма, до самого его сердца, растянув на лице едва заметную улыбку, но гораздо более широкую, нежели несколько сотен ударов сердца назад. И Чимин думает, что не придет сюда больше. Нельзя. Нельзя давать себе передышку, иначе все полетит к черту, собьется. Нужно продолжать в том же темпе, что и до этого. Только непонятно, что продолжать. Жить или бороться? Жить, как велит сердце и плюнуть на все. Или бороться за незримое место в обществе, которое давит на выбившихся из толпы с такой силой, что просто вдавливает все внутренности в землю без нужды рыть яму. Сейчас Чимин может только бороться. Ему незачем жить, но и незачем прекращать это чудо природы. Все-таки не зря же ему дали такую возможность. Может быть он все же на что-то да способен? Тяжесть нерадостных мыслей вновь навалилась на парня, а на стене проблем только что срезанный слой покрылся тонкой пленкой, что предвещало скорое его восстановление. Кислород снова поступает в недостаточном количестве, но блондин надышался. Ему хватит на некоторое время. Хватит. В следующий раз я прихожу на крышу этой многоэтажки с трясущимися руками и поджатыми искусанными губами. Пытаясь остановить дрожь, я засовываю ладони в карманы брюк, но это мало спасает, однако не так сильно отвлекает. На этот раз я не подхожу слишком близко к краю, просто стою недалеко от него и сквозь затуманенный взгляд осматриваю открывшийся вид на город. Стоило догадаться, что это будет больно. Туман на глазах сгущается и я понимаю, что это слезы. Даже не пытаюсь их остановить, когда обе щеки намокают, только кусаю до боли нижнюю губу, пытаясь не зареветь в голос, как маленький ребенок, который безумно устал, но спать по просьбе родителей не собирается. Я не думал, что у людей есть такая власть. Одно слово, один взгляд, и человека просто размажет по стенке от собственных эмоций, мыслей. Сердце тянет и болит, будто его зажали в ладони и сжимают, сжимают, сжимают. Я больше не могу. Почему так больно. Я сам не замечаю, как произношу последние слова шепотом, слегка пригнувшись к земле из-за тянущей боли в животе, в солнечном сплетении, где-то там. Подвластные силе притяжения слезы падают на покрытие крыши почти под прямым углом, а я лишь жмурю глаза и морщу нос, понимая, насколько жалок я сейчас. Я не слышал, как кто-то поднялся на крышу, не слышал чужих шагов, но почувствовал теплую и немного жесткую ткань на плечах, обтянутых до этого лишь белой рубашкой. Не сразу сообразив, несколько секунд я все еще стоял немного сгорбившийся, но затем глаза мои поднялись, глядя на человека рядом. Я даже не пытался скрыть следов слез, не пытался убрать с глаз красноту. Мне было все равно. Тот самый незнакомец, что несколько дней назад застал меня на самом краю крыши этой высотки, хмыкнул, слегка дернув уголком губ, и направил свой ясный строгий взгляд туда, где недавно блуждал мой. — Просто не хочу, чтобы ты заболел, – мои брови невольно приподнялись, а взгляд стал изумленным и слегка любопытным без моего ведома на то. Сейчас я никак не мог следить за собой и своим телом. – Ты можешь продолжать, я не помешаю. С этими словами незнакомец полез правой рукой, ближайшей ко мне, в карман такого же, как и у меня, кроя брюк, чтобы буквально через секунду выудить оттуда слегка помятую сбоку пачку сигарет. Это действительно были крепкие сигареты, как я и подумал в прошлый раз. Я с нескрываемым любопытством пытался разглядеть название, напечатанное на бумаге, но увидил лишь цвет надписи и первые буквы, так как незнакомец тут же убрал упаковку обратно в карман. Даже мне не предложил. Я еле слышно хмыкнул, а мой, кажется, собеседник с усмешкой на губах посмотрел на меня, будто прочитал мысли. — Не думаю, что ты куришь. Он щелкнул колесиком потертой пластиковой зажигалки, глубоко затянулся и также убрал ненужную больше вещь в карман брюк. Тихо шмыгнув носом, я с любопытством и будто детским трепетом наблюдал за тем, как дым, подгоняемый усилием легких, выплывает из чуть сложенных губ, заполняя воздух серой бесформенной массой, а затем растворяясь в желании наполнить собой все вокруг. — Почему же? – Обхватив все еще слегка дрожащими пальцами край темной жесткой ткани на плечах, я полностью развернулся к собеседнику, без стеснения или сомнения глядя прямо в глаза напротив, потому что незнакомец тоже повернулся ко мне. — Ты знаешь, почему люди курят? Чтобы притвориться, что в жизни можно сделать паузу. Что можно прерваться на пару минут и отвлечься от того дерьма, что просиходит вокруг. Как в какой-нибудь рекламе, где по щелчку актера все замирает и он наслаждается сладостью или идеально вымытой посудой. – Брюнет вновь сделал затяжку, но уже не такую глубокую, и выдохнул дым в сторону, вернув затем свой взгляд ко мне. – Но сигарета заканчивается. И даже если искренне верить в то, что жизнь действительно немного замедлилась в этот момент, все дерьмо продолжается. И никакие паузы не спасут, не помогут. Конюшня не будет чиста от того, что ее зальют ведрами с водой. Все равно придется вручную оттирать и разгребать. Чуть нахмурившись и опустив взгляд на землю, мужчина вновь сделал глубокую затяжку, и я увидел, успел заметить, как дрогнули его пальцы. Невольно поджав губы, я отвел взгляд в сторону, вдруг почувствовав себя ребенком, чьи проблемы с поломанной игрушкой просто ничто, по сравнению с поломанной жизнью взрослого человека. — А ты не куришь. Ты приходишь сюда и причем не так часто. Из чего я могу сделать вывод, что у тебя или не так много больших проблем бывает, или просто ты хорошо держишься. Внутренний голос мне подсказывает, что скорее всего второе. Мы оба одновременно усмехнулись, а затем посмотрели друг другу в глаза. Я увидел во взгляде напротив усталость, некоторое безразличие и совсем каплю любопытства. Может быть мне и показалось все это, но смотреть в эти темные глаза было точно интереснее, чем на город вдалеке. — От чего ты делаешь паузу? Глядя мне в глаза, незнакомец затянулся, прищурившись, и потушил сигарету ботинком о покрытие крыши, как и в прошлый раз. — Я делаю небольшой перерыв, пока разгребаю все дерьмо в конюшне. И знаешь, кажется я только что понял, что конюшня не для одного меня. Она общая. Просто чьи-то углы запачканы так, что приходится подключиться другим людям, а чьи-то углы почти не запачканы, из-за чего хватает и генеральной уборки раз в полгода. Мы оба улыбнулись друг другу уголками губ, а я вдруг нашел силы глубоко вдохнуть без тисков на сердце, почти без тянущей боли в нем. — Знаешь, даже в самом грязном углу конюшни есть кислород, который все-таки пробивается сквозь ужасные запахи и медленно поступает человеку. — А что будет, когда кислород наполнит легкие? Я улыбнулся шире, чувствуя, как немного тянет кожу щек из-за высохших слез, а собеседник улыбнулся мне в ответ. — Я Чимин, рад знакомству, – все еще улыбаясь, я протянул руку к брюнету, слегка дернув головой, чтобы убрать вдруг мешающую челку. — Тэхён, приятно познакомиться. Тэхён мягко пожал мою руку, погладив затем большим пальцем тыльную сторону моей вложенной в его ладони. А я почувствовал, что в этот раз с новым вдохом воздух смог пробить гораздно более глубже мою внутреннюю стену, снимая сразу несколько слоев и даже почти без корочек. Кислород стал медленно пробиваться, наполняя собой легкие, а я с удовольствием вдыхал его, думая, что даже если это состояние временное, нужно насладиться тем, как легко я могу дышать даже в самом затхлом воздухе, как кислород не желает покидать мои легкие, питая меня и придавая сил. Я не знаю, что будет, когда кислород наполнит легкие, но этот кислород необходим мне, как необходим моему телу. Счастье состояние временное. Цените его.