Скрежет

Ручка скрипит о бумагу. Веки опускаются, голова неизбежно наклоняется к столу, но режущий слух росчерк заставляет проснуться и выдавить на почти порванную страницу корректор. Отсутствие сна не должно быть оправданием для испорченного журнала наблюдений. У Айсберга пролегают синюшные круги под глазами, втягиваются щёки и трясутся руки — он не спит уже дней шесть. Нет, пять дней. Именно пять дней, девятнадцать часов и двадцать пять минут. Нельзя терять счёт времени, дать ему заглохнуть в бесконечности, иначе его поглотит скрип — скрип того, что приходится удерживать на расстоянии, а оттого оно старается проникнуть везде, где бесполезен твой разум. В старой кладовой шумит она — Машина; но так её называют местные. "Запомните, доктор Айсберг, это SCP-882, и так её следует называть, — категорически заявляет доктор Гирс, заглядывая в блокнот ассистента. — Не "Машина", не "проклятая груда металла", а "восемь-восемь-два". Оставьте первые два названия интервью с местными". Сначала Айсберг думает, что его начальник помешан на канцеляритах, однако сейчас он догадывается о простой истине: это был совет. Для того, чтобы SCP-882 не повредила его рассудок, нужно абстрагироваться от его воздействия. Айсберг не знает, что чувствует Гирс. На лице его — непоколебимое спокойствие, и оно не сменяется ни раз за время их нахождения здесь, как будто КОГ безвылазно сидит в комнате отдыха, а ответственная работа является для него неутомляющим хобби. В очередной раз Айсберг недоумевает, как он сам, человек с холодным умом и горячим сердцем, поддался голосу Машины. Почему он — да и не только он, прилетевшие вместе с ним агенты беспокойны тоже, что уж про расходников говорить — слышит скрежет шестерёнок? Он скрупулёзен в быту, точен в записях в журнале наблюдения, краток в заметках в дневнике — это помогает заглушить скрежет. Его обязанности становятся компульсиями и тем единственным, что удерживает от сумасшествия. И наибольшую благодарность Айсберг испытывает к тем, кто помогает этим компульсиям не прерываться. — Спасибо, — тихо говорит он агенту Воронко, которая накрывает его плечи пледом. Ему не холодно — где уж там, с минусовой-то температурой тела — но сам факт поддержки остаётся теплом где-то внутри, на уровне моральном. В таком месте и в такое время без привязанности не обойтись, и Айсберг позволяет себе привязаться к той, что заботится о нём, отвечая ей взаимностью. "Главное, не делать людей компульсиями, — в Айсберге зарождается тревога. — Ритуалы можно вернуть через воспоминания, а людей — нет. И это может в любой момент подорвать настрой". Но, случай за случаем, Айсбергу всё труднее следовать этому правилу. Когда твой рассудок рассыпается ржавчиной изнутри, сложно не бояться и не цепляться за каждый шанс. Вот агент Воронко поит его чаем с бренди, краснеет, устало улыбается, чем согревает внутри не меньше пледа на плечах. Вот она хватает разряженный пистолет за ствол, бьёт им обезумевшего расходника, разворачивает к себе спиной и сворачивает шею, держит его как щит, отступает по лестнице вверх и одним кивком подтверждает опасения Айсберга. Вот она вытягивает губы в тонкую нить, наблюдает за допросом местного, не выдержавшего механического мракобесия и сбежавшего в лес, где ему посчастливилось найти помощь, и выражает понимание; Айсберг поворачивается на долю секунды и видит её понимание, поясняющее: "Он не врёт. И он на грани". Смыкая у неё под рёбрами холодные пальцы, он дремлет, положив её голову на своё плечо. Первые пять минут отдыха после работы кажутся блаженством. Затем следует скрежет. Громче, чем в прошлый раз, назойливее, протяжнее до тошноты. Воронко просыпается — она слышит то же — и на её висках выступает пот. Она бранится через стиснутые зубы, и Айсберг прижимает девушку к себе, зарывается носом в её короткие чёрные волосы. "Тише, Ольга, тише", — он шепчет без всхлипов, но его глаза нестерпимо щиплют ледяные слёзы. Анальгетиками тут не поможешь, ведь они не заглушают звук. Последний шаг. Айсберг понимает, какая пытка предстоит ему, но решает попробовать это. Раз скрежет нельзя заглушить во сне, он не будет спать. Он оставляет напоминание карандашом на полях журнала, чтобы потом удобнее было стереть. Вышестоящим и Гирсу в том числе не понравится его нарушающая режим хитрость. Всё готово к бессонному бдению: запас кофе, заведённые на каждые пятнадцать минут будильники, ярко горящий свет в лаборатории. Медикаменты лучше не брать – начнут расспрашивать. *** Айсберг мыслит обрывками. Так легче, безопаснее. Он успеет не просто записать – он успеет додумать. И мысли его не заглушит скрежет. Всё продолжается своим чередом. Никто не замечает изменений. Всё списывается на общую усталость. Это Айсбергу на руку. Надо затыкать организм. Бодрствование не даёт скрежету свести с ума. Пускай он звучит на задворках сознания. Мозг воспалён. Зато скрежет не мешает работать. Тело пышет жаром. Выходить тайком наружу и вдыхать морозный воздух. Открывать рот, высовывать язык. Жар отступает. И скрежет вместе с ним. Скрываться ото всех. Не глядеть Гирсу в глаза. Проходить мимо агентов, не задерживаться. Не приказывать расходникам. Голос опасно дрожит. Доверить Гирсу. Записывать за ним. Протянуть как можно дольше. Давать отпор проклятой Машине. Пока есть силы. Отрешиться от Ольги. Она слишком близко. Нельзя. Не отвлекать, не обнимать, не приглашать за стол. Есть одному, давиться крепким кофе. Три столовых ложки – сердце не выдержит. Но так надо. Скрежет совсем тих. Совсем привычен. На пятый день. Мировой рекорд без сна – одиннадцать дней. Поставлен подростком. Айсберг – взрослый мужчина. Он отлично справляется в экстремальных условиях. Хоть и прошло пять дней. Ольга так не считает. Навязчива. Требует объяснений. Уйти в лабораторию. Никто не сорвёт план. Дьявол побери, почему так?.. Нагнуться над столом, опрокинуть чашку. Разлить остывший кофе. Застонать. Схватить первый попавшийся лист, записать. Ничто не должно прерывать исследований. Ручка. В ручке мало пасты. “протоКоЛ экперимнта 882-25 на голове D-87 65 закрп. камера”. С тусклой яростью перечеркнуть. Бред. - Выслушай меня! Тебе нужен отдых, тебе нужно прилечь… - Ольга кричит отчаянно. Не Гирсу. Тот спит регулярно. Ему не нужно больше отдыха. - Дай закончить, - ладонь поднять в останавливающем жесте. Ещё пять минут. Она усаживает на стул в лаборатории. Отбирает ручку. Щупает лоб. Опускает ладони на плечи. - Прекрати измываться над собой. Мы все страдаем от этой механической хрени, но мы не позволяем ей сделать из нас зомби. Невовремя вмешивается. Протокол. Испорченный журнал, не исправит даже замазка. - НЕТ! НЕТ! Резко встать. Не дать Ольге задержать. - ТЫ! ВЫ! ПРЕКРАТИТЕ! ПРЕКРАТИТЕ ВЫ! Она просто беспокоится. Всё испорчено. Журнал испорчен. Скрежет ближе. Машина ближе. - ПРЕКРАТИТЕ МЕНЯ ПРЕСЛЕДОВАТЬ! Плестись, шататься. Упасть. Дурно. Темно. Невовремя. Ольга в ужасе. Она поднимает доктора Айсберга с пола, закидывает его руку на плечо и несёт до кушетки. Укладывает его она бережно, поддерживая голову, затем снимает халат и стаскивает пропахший потом свитер, оставив на мужчине мокрую майку. - Научные сотрудники Дженкинс и Хаббл, пройдите в лабораторию номер три, у доктора Айсберга обморок. Доложить доктору Гирсу об обмороке и живо сюда. Я повторяю… *** Сначала черепная коробка трещит от грохота. Машина ликует: она заставила неверного корчиться от боли. Его кровь не пролилась, но душевные муки компенсировали всё. Айсберг срывает голос в крике и беспомощно раздирает лицо. Он не справляется, его собственная затея вышла из-под контроля. Машина обманула его, продумавшего каждый ход. Или же план был обречён на провал? Какая горькая ирония неорганической жизни над человеком! Но боль отступает быстро, в тот момент, когда Айсберг пихает пальцы себе в уши, чтобы разорвать барабанные перепонки. Неужто Машина испугалась потери контроля над ним? Или она хочет поиграть с ним? Мужчина вынимает пальцы из ушей и протирает глаза. Он лежит под дверями старого склада, освещённого только подвешенной на крюке керосиновой лампой, но того было достаточно, чтобы увидеть гигантский механизм. Айсберг оглядывает себя, желая отряхнуться, но видит на себе оранжевую робу и оторопело поднимает рукава, надеясь увидеть привычную бледную кожу. Вместо этого открываются загорелые ручищи. Мужчина хрипло вдыхает чужими лёгкими: его опасения подтвердились. Машина переселила его разум в тело подопытного. Расправив могучие плечи, Айсберг поднимается. В нём на мгновение загорается интерес, кому принадлежало это тело. “Наверняка он был бандитом, - мимоходом думает он, - и этими ручищами явно не хотел прокладывать путь к своей погибели”. Повернувшись к дверям, Айсберг принимает устойчивую позу. Бить надо по гипотетическому замку. С этим телом задача кажется не такой уж трудной. Однако, когда мужчина уже напрягает мышцы в ноге, болезненный скрежет пронзает мозг. Мощный удар становится несильным шлепком. Грохот. Склад задрожал: Машина пришла в действие. Отшатнувшись к дверям и получив ещё залп боли, подопытный взвыл. Затем что-то подтолкнуло его к кровожадной груде металла. Айсберг увидел, что шестерёнки покрыты тонкой корочкой льда. Машина жаждала не крови бандита в робе, нет; она вожделела перемолоть кости настырного учёного, хоть и на астральном уровне. Склад заходил ходуном. Невыносимо скрежетало, трещало по-разному, создавая большую какофонию: бьющиеся о берега реки ледяные глыбы заглушали неестественно беспечный хруст снега под сапогами и барабанную дробь града о стекло. От шестерен к Айсбергу полз лёд, обездвиживал ноги своими тисками, обламывался под ним, скатывая тело мужчины всё ближе и ближе к Машине. Оглушительный вой и недр механизма, предсмертный всхлип подопытного. И пощёчина от Гирса. С размаху. Боль и инъекция вытягивают из кошмара. Ольга перехватывает руку того. Вызванные научные сотрудники смотрят тенями от погибших под светом керосиновой лампы. - У него может быть сотрясение. Бить его опрометчиво, - цедит она, косясь на Гирса. - Это не сотрясение. Или вы, агент Воронко, вовремя не смогли подхватить больного сотрудника, раз он ударился головой? – с мнимым интересом спрашивает у неё КОГ. Ольга прикусывает язык, чтобы не нагрубить. Не сейчас, ведь Айсберг пришёл в себя. - Ты в порядке? – она накрывает ладонь Айсберга своей. Айсберг кивает, хоть голова у него и раскалывается после пытки звуком. Хоть он и запомнил, как Машина указала ему на припрятанный в его комнате пистолет с непрозрачным намёком. Она решила выпить не его кровь, но его душу.