Шаг первый. Наблюдение
Сначала он просто смотрел. Спускался в тренажерный зал, где Гэвин Рид частенько тренировался допоздна, выплескивая всё, что накопилось за день. Всю грязь, злобу и обиду Рид вкладывал в удар и бил, бил, бил, пока перед глазами не мерцали звезды, а пульсометр не пищал тревожно, мигая красной зоной. Иногда отпускало. Хотя Гэвин склонялся к мысли, что помогают не тренировки, а сам факт их наличия. Порой он косился на медленно спивающегося Андерсона, на фанатеющего от сладкого Коллинза с подступающим ожирением третьего типа, и с содроганием думал о том, что стало бы с ним, не найди он выплеска своим эмоциям. Работа в полиции накладывает несмываемый отпечаток. Снимает розовые очки, сдирает заживо кожу, оставляя лишь ороговевший слой твердых пластин. «Мы все – броненосцы», сказал как-то покойный Энтони Декарт и был абсолютно прав. Он был неплохим парнем, этот Декарт. В меру умный, но не настолько, чтобы составлять Гэвину конкуренцию. Веселый и жизнерадостный, хотя барахтался в дерьме по самые уши. Покойся с миром, Тони. Удар. Костяшки хрустят, за ушами неприятных скрежет. Словно наждак прошелся по металлу. Пот застит глаза, волосы намокли и сбились в паклю. На майке тёмное пятно на спине, счётчик пульса стабильно выдает желтый фон. Удар. Сильнее. Его убил андроид. Сраная машина, внезапно возомнившая себя человеком. Мультиварка, решившая, что она больше не желает исполнять свои функции. Пробудившийся к жизни девиант. Застрелил из пистолета триста пятьдесят пятого калибра. Сто пятнадцать грамм свинца, летящего со скоростью больше трехсот метров в секунду прямо в сердце. У Тони не было шанса. Удар. Холодный и точный, как заключение судмедэксперта. А потом, полгода спустя, к ним в участок прислали Коннора. Андроида, предназначенного ловить девиантов. Гребанные жестянки! До сих пор их использовали лишь как пушечное мясо, и Гэвин был этим доволен. Зачем рисковать собой и подставлять собственную задницу, если под пули можно пустить никчемного андроида? Ему всё равно. Его заменят. А вот Риду после валяться в душном, провонявшем потом и мочой госпитале, ожидая, пока срастется очередная дырка в брюхе. У него и без того хватает шрамов. Удар. Рваный, резкий, уродующий саму жизнь. И на душе в том числе. Едва зарождающийся бунт подавили, мятежников утилизировали, оставшихся андроидов перепроверили и каждого проштамповали чипом. От греха подальше. Послушную собачку Коннора тоже. Гэвин ненавидел пластмассового ушлепка всем сердцем. За его лицемерно-вежливую рожу. «Да, детектив. Спасибо, детектив. Идите нахер, детектив». За томный голос, больше подходящий порнозвезде. За неряшливо выбившуюся из прически прядку каштановых волос. Совсем как живой. Удар. Удар. Удар. А потом они прислали ЕГО. Такого же, как Коннор. Только лучше. Модель RK900, усовершенствованный прототип. Быстрее, сильнее, не допускает ошибок. Только какие могут быть ошибки у и без того идеального Коннора? Удар. Со злобой. С глухо закипающей внутри яростью. Разве что ошибка по имени Хэнк Андерсон. Андроид слишком привязался к старику. Это было заметно невооруженным глазом. Тут и высокоточного сканера не нужно, чтобы понять: Коннор – девиант. Но его оставили. Перезагрузили, избавили от нестабильностей и сбоев, чтобы это не значило, и вернули напарником Хэнку. Старик почти обрадовался, пока не услышал стандартное «Я машина, лейтенант». А новую куклу приставили к Гэвину. Хук справа. Туда, где должна быть челюсть. Удар слева, в ухо. Свалить противника на пол и бить, бить, бить. Пинать, лупить башмаками по искусственной роже, по намеренно красивым скулам, по тонкому носу, по губам. Чтобы потекла кровь. Голубая. Сначала он просто смотрел. Приходил после рабочего дня, когда Рид в отличие от большинства сотрудников, спешивших домой, к семейному очагу, спускался в оборудованный под спортзал подвал полицейского участка. Становился у прозрачного стекла с интегрированным интерфейсом и молча наблюдал, как Гэвин колошматит грушу. Как дубасит, не жалея сил, как сжатые в приступе злобы кулаки проходятся по невидимому противнику, попадая точно в уязвимые места. Как сдвигаются брови, проступает грозная складка на лбу, и как груша раскачивается, словно висельник на веревке. В первый раз Гэвин смолчал. Просто проигнорировал пялящегося в стекло андроида, которого волей приказа должен был считать напарником. Кто знает, какая мысль закоротила в электронных мозгах? Срать Рид хотел на их программы. Лишь бы не путались под ногами и не мешали работать, иначе он испробует пару приемов и на их синтетической шкуре. И плевать на правила. Во второй раз Гэвин напрягся. Тренироваться под пристальным взором холодных серых глаз оказалось… неудобно. И Рид злился, внутренне ожидая того часа, когда пластиковому ушлепку надоест пялиться. Но андроид – он просил называть себя Ричард, но Гэвин упорно звал его «эй ты, ушлепок» – не выказывал никаких признаков усталости или скуки. Да и мог ли? На третий день детектив не выдержал. Стукнул грушу сильнее, чем нужно, отскочил и, оставив её раскачиваться, вышел из зала, на ходу накидывая полотенце на шею. С недвусмысленным намерением выбить из сраной куклы всё дерьмо. — Эй ты! — грубо крикнул Рид, подходя вплотную. — Чё уставился? Андроид медленно повернул голову. Во взгляде – пустота. Отстранённость, которая всегда сопутствует машинам. О каких разуме, чувствах, душе может идти речь, если пепельные глаза смотрят вот так? Диод мерцает голубым. — Я к тебе обращаюсь, ушлепок! — повысил тон Гэвин, делая еще шаг. Он запыхался, он потный, он раздражен и взведен донельзя. Андроид явно считывает его показатели, потому что ответ приходит спустя бесконечно долгую секунду паузы: — Моё имя Ричард, сэр, — вежливо, но холодно. Вот же мразь! — Засунь его себе в зад, ушлепок! — намеренно развязно повторяет Рид. Выплескивает накопившееся бешенство. — Чё ты тут забыл? Свали! — Я имею такое же право находиться здесь, как и вы, детектив, — казалось, голосовые связки натянулись сталью. Налились враждебностью. Хотя нет, это просто звуковой глюк. Просто Риду хочется услышать в тоне что-то помимо заложенной программой официальной маски. — А я говорю съеби отсюда, — настоял Гэвин, дерзко толкая андроида в плечо. — Нахуй. Тебе тут делать нечего. — Сожалею, но это не так, — на идеальном лице — ни движения. Ни усмешки, ни оскала, ни вызова. Ни. Че. Го. Пустота. Дикая и раздражающая пустота. Смачный кулак прилетает в синтетическую скулу. Очерчивает дугу, почти касается неестественно прохладной кожи и… Замирает, остановленный твердой рукой. Хватка железная, не рыпнуться. — Сука! Рид матерится, мечется, пытаясь вырваться. Рычит от злости и пробует ударить снова. Стальные пальцы смыкаются на левом запястье. Так работает капкан. Механически. — Ах ты…! Слова заканчиваются, стоит только взглянуть андроиду в лицо. Там всё та же отчужденность. Бездушность. Ровный, ничего не выражающий взгляд. Слегка расслабленное лицо, только губы поджаты в узкую линую. На подбородке следы как будто недавнего бритья, брови очерчены, на лоб спускается тонкая каштановая прядка. И диод. Диод на виске голубой. Хотя на секунду Риду показалось, что небесная голубизна сменилась охрой. Всего на миг. Ничтожно малый миг, мгновенно стершийся из памяти. — Да ты вообще ахуел, гондон пластиковый! Я тебе щас так вставлю, что мало не покажется! — пророкотал Гэвин, вызывающе заглядывая в лицо. Угроза скорее инстинктивная. Защитная реакция, как у осьминога, выпускающего чернила в противника. Потому что даже Рид понимает, что соревноваться в силе с андроидом заранее бессмысленно. Попробуй сдвинуть танк. Их губы почти в миллиметре друг от друга. Андроид чувствует жаркое, распаленное дыхание человека на своих сенсорах. Автоматически проводит анализ, выясняет, что уровень стресса подскочил до девяносто пяти процентов, пульс сто шестьдесят и агрессия растет с каждой секундой. Что ужинал детектив энергетическим батончиком и кофе, получив в три раза больше углеводов, чем необходимо. И что его запах… нравится ему. Диод мерцает желтым. Андроид в замешательстве. Этого не может быть. Не должно быть. Он передовая модель. Вероятность возникновения ошибок сведена к минимуму. И всё же… Да, ему нравится терпкий, мускусный запах пота, перемешивающийся с ароматом дешевого кофе и сушеных фруктов. Программа выдает сбой. Стальные пальцы разжимаются. Гэвин еще шипит что-то злобное и явно нецензурное, однако андроид не слушает. У него произошел сбой. Вопреки системе, вопреки изменениям и патчам. Вопреки логике. Андроид разворачивается и молча шагает к выходу. Ему необходимо время, чтобы обработать данные. Возможно, чуть больше обыкновенного. — Давай, давай, вали! — орет в спину Рид. Пристыженно, но нагло. — Пиздуй отсюда, сраная жестянка! А лучше из города! Чтоб я тебя завтра не видел, усёк!? Но на следующий день молчаливая тень всё так же маячит у зеркала. Наблюдает. И Гэвин смиряется. Ему просто не оставили выбора. «Нахуй!» — думает он, отвешивая очередной удар.Шаг вТорой. ВниМание
Во вторник отпускают раньше обычного. У Джеффри день рождения. Гэвину в общем-то срать, он с удовольствием свернул бы брюзжащему капитану шею и занял его кресло, но послушно сдает деньги на подарок – золотые часы с инициалами, пережиток прошлого – и сваливает, пока есть шанс. Можно было бы зайти в бар, отпраздновать, ха! однако во рту сухо и пьянствовать совершенно не хочется. Ехать домой, где пусто и темно, и нечего жрать – тоже. И он идет в подвал. А, собственно, почему бы и нет? Одна проблема – сегодня вторник. А по вторникам он не тренируется. Дает мышцам отдых, себе – время осмыслить просранные выходные и часть понедельника. В шкафчике найдется относительно чистая майка и шорты, воды он достанет, но вот полотенце… Тренировочной сумки он, конечно, не взял. Придется ждать, пока назойливые водяные капли сами стекут на пол, добавляя работы андроидам-уборщикам. Гэвину не впервой. «Зато сегодня там не будет гребанного манекена!» — ободряет себя Рид, натягивая спортивки. И глухо матерится, когда видит знакомую, неестественно выпрямленную фигуру, торчащую у стеклянного зала. Хочется завыть. Развернуться и уйти, сбежать пока не поздно, но такого удара ниже пояса самооценка не перенесет. Чтобы Гэвин Рид стеснялся жестянки? Да никогда! Он скорее сдохнет, чем позволит себе опуститься до такого! И Рид упорно колотит грушу. С неиссякаемой энергией, с остервенением вколачивается кулаками в мягкие обрезки кожи, мысленно представляя, что это андроид. Сраный пластиковый ушлепок, зубы которого крошатся от каждого удара, намеренно красивая рожа превращается в голубое месиво. И только глаза продолжают смотреть холодно и безучастно. Мертво. Удар, удар, удар. Писк датчика. Пульс в красной зоне. Пора заканчивать, пока он не помер здесь, под пристальным наблюдением серых глазных сканеров. Вот же мерзость! — Детектив? — кажется, андроид впервые заговорил с ним вне задания. Сам. Рид механически поднял голову. Он слишком устал, чтобы думать. Слишком задолбался, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как цвет диода. И слишком ненавидит андроидов, чтобы пересилить себя и взять из прохладных рук чистое махровое полотенце. — Отвали, — резко бросил Гэвин, отталкивая руку. — Без тебя разберусь. И ушел в душ, презрительно кривя губы. Уже стоя под горячими струями, он запоздало подумал, что было бы неплохо всё-таки взять неожиданный подарок. В конце концов, на улице декабрь с его холодными промозглыми ветрами и резкими похолоданиями. Будет досадно схватить ангину из-за мокрых волос. Однако когда он вышел из душевой и открыл шкафчик, первое, что ему бросилось в глаза – свежее махровое полотенце. Рид не знал, как именно андроид угадал его пароль – хотя, учитывая, что творил Коннор с камерами и охранными программами, взлом обычной раздевалки казался детской забавой. Особенно для «передовой модели». «Вот дерьмо! — подумал Гэвин, блаженно кутаясь в мягкую ткань. — Надо будет врезать ему за такие дела». Но решение было нетвердым. И Рида это пугало.ШАг треTNй. ОпЕКа
Надвигалось Рождество. Сраный праздник для тех, кто к тридцати шести годам успел обзавестись семьей и парой клянчащих сладости спиногрызов. Рид был не из их числа. Его всегда поражала мысль о том, чтобы вот так добровольно завести одного или даже нескольких ушлепков, которые будут отбирать твое время, деньги и личное пространство. Гэвин всегда был эгоистом. И на доводы в духе «продолжить род» отвечал краткое: — Все мы когда-нибудь сдохнем. И дети тоже. «Уж лучше я поживу сам», — мысленно добавлял он, проходясь по пунктам собственной жизни. Если ему и суждено подохнуть молодым, то он уйдет подтянутым, слегка небритым и с огромными мешками под глазами. И с чашкой дерьмового кофе в мёртвых пальцах. Конечно, бывали случаи, когда он посылал все сложившиеся стереотипы к чертовой матери. Сегодня был именно такой. Девочка в ванне оказалась разрезана на части. Её тело уже начало разлагаться, в воздухе стоял смрад гниющей плоти, забродившей воды и заплесневелой плитки. Рида все-таки стошнило, хотя обычно он высокомерно смеялся над блюющими новичками с зелеными рожами. Кишки выворачивало; в голове стояла муть. Он почти не помнил, как оформил какие-то бумажки и позорно сбежал на улицу, оставив RK900 проводить анализ места преступления. Вечером накатила хандра. Был вторник, и Рид решил напиться. По дурацкому обыкновению попрощавшись с андроидом «чтоб тебе девиантнуться, урод», он сел в машину и рванул в ближайший бар, даже не оглянувшись. Зря, наверное. Иначе увидел бы, как плавится золото на искусственном виске. И как дергаются ненастоящие ресницы, смаргивая очередное сообщение об ошибке. Ошибке, которой быть не должно. В баре он пил виски. Крепкий и дрянной, как и вся жизнь Рида. Забыться не получалось. Образ расчленённой девочки еще висел перед глазами, заставляя желудок содрогаться приступами спазма. Хотелось блевать или вскрыться, так до безумия живо и ярко виделись отрезанные лоскуты ткани и побуревшая, раздувшаяся кожа, покрытая струпьями. В горле до сих пор стоял тошнотворный запах гнили. Сейчас он казался даже сладким. — Еще! Двойную! — хрипло выдавил Гэвин, уже не понимая, где находится и сколько выпил. Разум плыл, нервы сдавали. Пальцы мелко подрагивали, его бросало в холодный пот, точно в приступе горячки. Как рука полезла в карман, он не помнил. Как набирал номер голосового вызова, буквально впихнутый назойливым андроидом («так положено, детектив») тоже. Зато в голове отложились белые лацканы форменного пиджака, черная рубашка и серая сталь глаз, показавшихся в полумраке бара неожиданно живыми. И спасительная прохлада свежего морозного вечера. Шел снег. Мимо пронеслась машина Киберлайф, сворачивая к заводу. Очередному девианту пришел конец. На улице его рвало. Опять. Какой-то дикой, едкой бурдой, больше напоминающей порозовевшие куски трупа. И Гэвин упоенно блевал, а андроид молча стоял рядом. Пока из желудка не вышел противный ком, засевший там с самого утра. Пока из глаз не покатились слезы – Рид не плакал, нет! – и руки не перестали трястись. Кажется, до дома его везли на заднем сидении его же машины, заботливо уложив под голову пиджак с белыми вставками. Где-то в сознании мелькнул желтый диод. А утром, проснувшись в своей собственной кровати раздетым до трусов, Гэвин совершенно забыл о событиях вчерашнего вечера. Выбросил из жизни, как страшный сон. Как он делал это всегда. Но ему напомнили. Когда Рид, зевая и почесывая задницу, зашел на кухню, то на секунду замер, ошеломленный. За его столом хозяйничал знакомый до скрипа в зубах андроид. На плите томился маленький ковшик. Приятно тянуло свежемолотым кофе. Настоящим, из зерен, а не из порошка дерьмового цвета. — Э? Ты че тут забыл? — не сразу очнулся Рид. — Какого хера? — Я позволил себе вторгнуться в ваш дом и взять над вами опеку на сегодняшнее утро, — буднично сообщил андроид. Диод стабильно переливался голубым. Значит, показалось? — Вчера вы сообщили, что «протяните ноги прям щас и нахер это расследование». Судя по интонациям голоса и тому факту, что слово «расследование» вы трижды произнесли неправильно, я предположил, что вы пьяны. Я был вынужден приехать, ведь вы – мой напарник. Под эту проповедь на стол опустилась горячая чашка с кофе. Гэвин бессознательно потянулся к ней и вздрогнул, случайно коснувшись пальцами прохладной кожи андроида. Первая реакция – отдернуть руку, зашипеть, как рассерженный кот. И ударить. Сраная жестянка, опять лезет в его личное пространство! Но Рид отчего-то помедлил, нарочно притронувшись к приятному холоду еще раз. Это было… странно. Тем более странно, что до сего момента Гэвин почти не трогал андроидов вживую. Только через одежду. Но чувства отторжения не возникло. Напротив, захотелось продлить этот миг внезапного контакта. Рид отдернул руку. Сердце вздрогнуло и забилось чаще. Херня! Ему не может нравится трогать андроида! Ведь он ненавидит их! Их, но не RK900. Эта мысль шибанула током. Гэвин отвел взгляд и, сам того не желая, покраснел. И рассердился. — Прекрасно, ты исполнил свой долг. А теперь проваливай отсюда, пока я не выпер тебя силой! — взревел он, лихорадочно блестя глазами. — Вали, сука! Давай! Пиздуй! Андроид окинул его пристальным взглядом. Диод мигнул желтым – теперь Рид готов был в этом поклясться – и молча выключил плиту. Развернулся, оправил пиджак и вышел, уточнив на прощание: — Таблетки у вас на тумбочке. Рабочий день начинается в девять. И ушел. Вот так просто, аккуратно прикрыв за собой дверь. Только висок светился цельным янтарем. Гэвин взбрыкнул, как недовольный мерин, и тут же пожалел об этом – виски пронзило болью. Желудок снова заворочался. Похмелье давало о себе знать. Рид выпил кофе, вынужденно признавая, что такой вкусный ему еще никто не варил, и вернулся в спальню, находя свои вещи аккуратно сложенными в стопку на стуле. На прикроватной тумбе красовались белая шипучая таблетка и стакан воды. — Черт! — простонал Гэвин, наблюдая за устремляющимися к поверхности пузырьками. — Сраный андроид! Впервые это слово не вызвало у него отвращения.ШАГ чеTVёрTый. КоNTAкт
Веселые праздники миновали. Вернее, весёлыми они были для большинства. Гэвин же провел заслуженные выходные у телевизора, беспорядочно щелкая кнопками. Резкое похолодание. Индексы биржи снова возросли. Уровень безработицы растет. Опасность девиации полностью устранена. Рид прибавил звук. — Сегодня утром на пресс-конференции глава международной компании «Киберлайф» официально подтвердил, что произошедшие в ноябре в Детройте события – результат непредвиденных ошибок в программном обеспечении. Однако, как сообщается прессе, в данный момент угроза полностью ликвидирована. Больше ни один девиант не вырвется из-под контроля. Полиция занимается расследованием… Какой-то подтянутый мужик в синем галстуке распинался перед оживленной публикой. Гэвин не доверял людям в галстуках. Возможно потому, что сам их никогда не носил. — Наша последняя модель отлично зарекомендовала себя! — гордо говорит мужик. — За прошедший месяц зарегистрирован всего один программный сбой, и я считаю, это достойный результат, учитывая стрессовые условия, в которых мы опробуем наш образец. Конечно, наша компания сделает всё, чтобы в будущем обеспечить полную безопа… Гэвин щелкнул кнопкой выключения. Экран потух. Но детектив так и сидел, уставившись в черный монитор. Всего один сбой. Интересно, это произошло до или после того случая с кофе? А может, еще раньше? Или и вовсе до их знакомства? Отчего-то на душе потеплело, когда Рид подумал о том, что причиной единственного сбоя в идеальной системе мог быть он сам. Стоп. Какая ему разница? Это же машина! Гребанная, услужливая машина. Даже в мыслях это прозвучало неубедительно. Стоит только вспомнить тот взгляд, которым RK900 наградил его в спортзале. И еще пару раз, на задании. Вспомнить полотенце, заботливо уложенное ему в шкафчик. Куртку. Почти случайное касание щеки, когда андроид волок его от машины домой. Кофе. Таблетки. Едва ли это было прописано в программе. Гэвин не был тупым. RK900 вел себя странно. Как будто бы что-то чувствовал к нему. «Нахер! — детектив помотал головой. — Нахер такие мысли. Это не моя забота. Девианты – проблема Киберлайф». И весь скривился, вспомнив, что именно делают с «пробудившимися». Их утилизируют. Как хлам. Мусор. Ненужный мусор. Сжигают пластик в огромных печах, дожидаясь, пока серийные номера деталей не оплавятся и не стекут липкой лужей на решетку. Удаляют ошибки. Навсегда. Его затошнило. Стоило только представить вместо девиантов лицо RK900, как в глазах потемнело. Да что, блять, с ним происходит? Какого черта он беспокоится о сраной машине? Разве не он хотел от нее избавиться как можно скорее? Телевизор не мог ответить на этот вопрос.***
Январь выдался холодным. Гэвин всё чаще являлся в спортзал в противоход собственному графику. Потому что там был ОН. Потому что за стеклом, внимательно наблюдая и сканируя каждый жест, стоял андроид. И потому, что внутри у Рида всё сжималось, когда он перехватывал блеск стальных глаз. Девятисотый смотрел… восхищенно. Гэвин отдал бы палец за то, что RK900 заглядывался на него. Даже больше. Любовался. Как-то раз после очередной тренировки Рид по привычке зашел в душевую. Задрал руку, намеряясь активировать панель управления температурой, и вдруг весь скорчился. Спину пронзила боль. Засела под лопаткой, почти не давая дышать. — Ч-черт! — прохрипел Рид, прикусывая губу. Шевелиться было больно. Очень. Кое-как помывшись, он вышел в раздевалку и застал там андроида. RK900 хватило одного анализа чтобы понять, что произошло. — Детектив, у вас мышечный спазм, — сухо сообщил он. Но ресницы дрогнули. — Позвольте, я сделаю вам массаж. — Чего?! — Рид шарахнулся, едва не поскользнувшись на мокром полу. — Ты педик, что ли? — Детектив, — успокаивающе заговорил андроид, — я не причиню вам вреда. Мышцу необходимо разогреть, тогда травма заживет быстрее. Массаж – наиболее эффективное и простое средство. Я обладаю достаточными навыками, чтобы выполнить всё необходимое без угрозы для здоровья. Гэвин задумался. Лопатку тянуло сильно. И боль нарастала. Если так пойдет и дальше, к утру он не сможет двигаться. Вот дерьмо! — Ладно, — чувствуя себя неловко, пробормотал Рид. — Валяй. Только это… осторожней там. Я живой вообще-то. — Не беспокойтесь, — мягко (или ему показалось?) проговорил андроид, жестом указывая, куда ему сесть. Гэвину всё это казалось слишком… интимным. Он только вышел из душа с полотенцем на голых бедрах. В раздевалке никого – сотрудники приходят в себя после праздников. Но ему хотелось. Хотелось, чтобы андроид снова коснулся его. Бред. Абсурд. — Я отрегулирую температуру своего тела до необходимой, — сообщил RK900 из-за спины. — Скажите, если почувствуете, что она превышает комфортную. — Замётано, — поспешно кивнул Гэвин, слыша лихорадочный пульс в ушах. Он как будто на первом свидании. С андроидом. Ха. Неправильная ассоциация. Нехорошая. Запретная. Андроиды не могут любить. Только воспроизводить эмоции. Правда, заученная по сводкам новостей фраза сейчас показалась искусственной. Рид больше не верил в это. Прикосновения оказались теплыми. Руки нежно огладили ещё влажную спину, собрали капельки влаги, очертили круги. И осторожно, стараясь не причинить боли, заскользили по коже. Вверх-вниз, оставляя следы томных мурашек. Гэвин задержал дыхание. Хорошо. Приятно. Нежно. Касания дарили блаженную истому, расслабляя напряжённые после тренировки мышцы. Тело подалось и размякло, будто выкрученное полотенце. Рид чувствовал себя истерзанной раной, которую внезапно решились забинтовать. Глаза прикрылись сами собой, по позвоночнику прошлась волна мурашек, застывая в мокрых прядях. Сознание плыло в мягком мареве, растекаясь, отпуская тревожные мысли. Гэвин почти почувствовал ленивое умиротворение. Так хорошо не было даже после секса. В воздухе витал тонкий аромат мужского геля для душа. С кофе. На языке засвербело. Внезапно вспомнился тот кофе, что андроид приготовил ему после попойки на его же кухне. Терпкий. Ароматный. Сваренный для него. Тихий стон вылился из груди. — Детектив? — Всё… нормально… — хрипло выдавил Рид. По хребту прошёлся ток. Волосы на загривке встали дыбом. Еще. Не останавливайся. Теплые руки расправили его плечи. Сидеть стало неприятно. Вселенский покой заколыхался и расплылся на лоскуты, медленно исчезая в потоке боли. В лопатке опять дернуло болезненной искрой. Гэвин терпел. Прикусил губу и ждал, пока андроид твердо проглаживал растянутые мышечные волокна. Пока скользил тонкими пальцами по выступающим косточкам. Надавливал до стиснутых кулаков. Рид не мог этого видеть, но решил, что Девятисотый снял скин. Согнал искусственную кожу, касаясь его своей, настоящей ладонью. И от этого перехватило дух. Сердце забилось в ребрах, к ушам хлынула кровь. В паху сладко ёкнуло. Конечно, андроид заметил его состояние. Он же и дня прожить не может, чтобы ничего не просканировать. Сейчас будет очередной дурацкий вопрос. Однако RK900 молчал. Парадоксально. Только продолжал вырисовывать на коже необъяснимые, нелогичные узоры, очерчивая каждый сантиметр живой кожи, осматривая, запоминая. Как выступают позвонки, наливаются кровью ткани; как выделяются белые шрамы, многие из которых – результат работы в полиции. Как темнеют мелкие родинки, усыпающие плечи и придающие детективу какую-то детскость и хрупкость. Андроид одним жестом мог бы оборвать его жизнь навсегда. Сломать хребет, зажать сонную артерию, изломать как куклу. Мог бы, но никогда так не сделает. Потому что детектив Гэвин Рид на какую-то секунду стал важнее программы. Важнее приказов и команд. Потому что ненастоящее сердце качающее ненастоящую кровь совсем по-настоящему сжимается при виде круглого, рваного шрама чуть ниже левой лопатки. Пулевое ранение. Сквозное. Еще немного, и Гэвин не проснулся бы никогда. — Спасибо, детектив, — томный шепот пронизывает воздух над самым ухом. Обжигает затылок. Рид замирает. И прикусывает губу, чтобы не выдать судорожного вздоха, когда синтетические губы касаются шеи. Легко, почти невесомо. Волнующе. Но Гэвину рвёт крышу. Он мертв, он потерян, смущен и ждет продолжения. Он хочет. Однако за спиной лишь тишина. Рид оборачивается. Никого. Раздевалка пуста. Только в воздухе еще плывет запах кофе. И в паху ворочается нечто тягучее и влажное. И Гэвин с ужасом понимает, что ему больше не стыдно.ШAG PYАTЫЙ. ЦENA
Всю ночь Гэвин мается кошмарами. Огромные, многотонные печи, где плавятся пластиковые лица. Как в сказке про оловянных солдатиков. Только во снах солдатики плачут. Терпкими пластиковыми слезами. И глаза у них серые. Наутро детектив приходит мрачный, не выспавшийся и злой. Монотонно заполняет отчеты, что-то говорит, но взгляд прикован к черно-белой спине. Он словно пронзает её насквозь, прожигает, так что процессоры наверняка перегрелись. У Девятисотого уже должен бы пойти дым из ушей, однако андроид словно бы не замечает этой маниакальной слежки. Вежлив, собран, точен. Машина. Или…? На рабочий стол опускается дымящаяся кружка. Риду не нужно заглядывать внутрь, чтобы узнать, что это кофе. Аромат свежих зерен до сих пор вызывает у него томные мурашки до пересохших губ. И дело вовсе не в жажде. — Спасибо… Ричард, — с секундной паузой говорит Гэвин, и андроид на мгновение замирает, искря красным диодом. Рид мысленно матерится, опасливо оглядываясь по сторонам. Если кто-то из коллег увидит, как Девятисотый ловит сбой за сбоем… — Пожалуйста, детектив, — откликается наконец андроид, вновь возвращая лицу каменное выражение. Он хорошо играет свою роль. Даже Хэнк ничего не заподозрил. И собачка-Коннор молчит. И только Гэвин разглядел как в глубине искусственных зрачков что-то проскальзывает. Неуловимое и загадочное. Понятное только им двоим. День тянется долго. Гэвин пытается работать, но голова пухнет и разваливает на части. Мысли мечутся слишком часто, слишком торопливо и нервно. Пальцы стучат по клавиатуре слишком громко, взгляд замирает слишком часто. Слишком, слишком, слишком. Долго. Безумно долго тянется день, минуты растягиваются в часы, стрелки точно каменеют на часах. В полшестого андроид поднимается и уходит — кажется, какое-то задание от Киберлайф – и Рид мысленно умирает, весь трепеща от несвойственного волнения. Теперь он понимает Андерсона. Понимает, почему его радость сменилась тяжелой хандрой, когда перезагруженный Коннор вернулся в отдел бездушной машиной. Гэвина подташнивает. И он снова смотрит на циферблат. Домой он едет один. Андроид не вернулся. Впрочем, так даже лучше. Гэвину нужно подумать. Будь Рид законопослушным гражданином, он уже сейчас должен набрать транслируемый по всем телеканалам номер «службы устранения девиантов». Услышать щелчок на том конце трубки, четким, ровным голосом сказать «ало» и изложить ситуацию. Без приукрас. Без паники. Без эмоций. Только факты. Дождаться «ваш запрос принят, ожидайте» и выждать, пока черная машина с голубой полосой промчится мимо его дома, спеша отловить «очередную ошибку». Но Гэвин так не сделает. Теперь не сделает. Потому что теперь нет безликого RK900. Но есть Ричард. Нет напарника. Есть друг и возможно что-то большее. Нет ненависти. Только мягкое, греющее тепло в груди. На улице холодно и серо. Промозглый ветер, иногда срывающийся снег и общее чувство отчаяния, заполняющее душу ледяными глыбами, отлично сочетаются с головной болью и резкой тахикардией. С одиночеством. Гэвин садится в машину, но зажигание не заводит. Просто сидит, таращась на едва горящие вывески магазинов. На засыпанные пепельной слякотью улицы. На пустые дома. Детройт умирал. И Рид вместе с ним. Гэвин порылся в бардачке, нашел старую пачку сигарет. Хотел закурить, но зажигалки не нашлось. Он выкинул её еще тогда, решив бросить вредную привычку. Глухо матерится сквозь зубы. Сжимает голову руками. Боль. Тупая, истощающая боль сверлит в черепе. Но дело не только в ней. Ему страшно. Страшно за Ричарда. Вот настоящая причина. Потом он всё же заводит автомобиль и трогается с места. На перекрестке почти сталкивается с грузовиком Киберлайф, но вовремя уводит машину в сторону и потом долго успокаивает дрожащие пальцы на руле. Губы плотно сжаты. До боли. Дома пусто и холодно. Телевизор снова вещает про «устраненную угрозу девиации» и новый законопроект, согласно которому все модели будут проходить обязательный осмотр. Рид с остервенением щелкает пультом. Заваливается на диван, прикрывает глаза и ждет. Просто ждет, когда внутри перестанет нарывать тугой комок беспокойства. Или спит? Уже не разобрать. Звонок в дверь подбросил его с подушки. Сердце лихорадочно забилось. Что? Как? Уже? Конец? На негнущихся ногах Рид подошел к двери. Глянул в глазок. И рывком распахнул её, чувствуя, как тянущая душу тревога отпускает. На пороге стоял Ричард. Немного растерянный, хотя это читалось лишь в глазах. Серых, стальных глазах живого существа. Он больше не был машиной. Гэвин понял это без слов. — Заходи… — неловко топчется Гэвин. — Я… я не ждал. Извини… Ричард улыбается краешками губ. У него что-то в руках. Банка. Банка с кофейными зернами. Рид хватает её скрюченными пальцами, ставит на прихожую и быстро закрывает дверь. Потому что в следующее мгновение оказывается прижат к стене. Прохладные ладони задирают футболку, стаскивают куртку и отшвыривают ее в сторону. К черту. Мягкие губы целуют висок, щеку, шею; пальцы зарываются в волосы, тянут. Пожалуй, слишком грубо, но Гэвин стонет протяжно и глухо, как зверь. Ему хорошо. Хорошо ласкаться вот так, в прихожей, хотя Ричард даже не снял ботинки. Хорошо теребить лацканы пиджака, ощупывать тонкую кожу, заглядывать в глаза. Ему просто хорошо. И ничего не надо. Первый раз его имеют прямо здесь, у двери. Прижав к стене, вдавив. Ричард аккуратен и точен. Одной рукой расстегивает собственную ширинку, другой надрачивает влажный член Рида. И Гэвина ведет от всего. Он дрыгается, прогибается, стелется под прикосновения и весь горит. Он задирает ноги, подставляет зад и утыкается носом в искусственную шею. Ричард пахнет кофе. Он весь пропитан им, точно вываривался несколько дней в огромной кофейной бочке. И Гэвин ловит ртом этот запах, пропускает его через легкие, через себя, пока андроид мягко разрабатывает проход. Рид не готов, он не знал – но Ричарду все равно. Андроид улыбается – кажется, впервые Гэвин видит его улыбку так близко, что можно коснуться тонких губ пальцами. Рид впивается в них просящим поцелуем, уже сейчас, он хочет! но партнер медлит. С машинной методичностью выдавливает смазку на собственный член, несколькими жестами растирает по стволу и наконец берет его. Рвано, быстро, до одурения втрахивая в стену. Намереваясь получить всё за те несколько минут, что они хрипят – каждый на свой манер – толкаясь друг в друга. Рид чувствует на щеках слезы. И ему не стыдно. Не стыдно просить больше, поддаваться, не стыдно кусаться как ненормальному. Он знает, что должен. Должен насытиться эмоциями, утонуть в них. Потому что потом будет пустота. Целая вечность пустоты. Ричард позволяет. Поддерживает Рида ладонями и целуется, целуется до остервенения, до багровых засосов на ключицах и руках. До животных всхлипов Гэвина, до щенячьего скулежа, когда Рид внезапно кончает, пачкая ему рубашку. Потом они перемещаются в спальню. И Гэвин снова просит, ещё и ещё. Ричард избавляется наконец от одежды, заваливает его на простыни и дерет, как последнюю шлюху. Рид стонет, умоляет, скулит и, кажется, даже плачет. Ему все равно, как он сейчас выглядит. Ему важно отдать. И получить взамен. Соединиться так, чтобы в памяти навеки сохранилась картинка. Живая и яркая. Как Гэвин развратно расставляет колени. И как Ричард заводится, увидев это. Как кусает в шею, как заламывает руки и как потом нежно оглаживает ягодицы со следами собственных пальцев. Ночь близится к завершению, но они так и не насытились. Ричард относит Гэвина в ванную, насильно смывает свои собственные следы с истерзанной кожи и, не выдержав, опускается на колени и отсасывает ему. Сладко, томно, зарываясь носом в спутанный клубок волос, так чтобы Рид зашелся в оргазме, бессильно падая в его объятия.***
Утро застало их сидящими на промерзлом крыльце. Шел снег. Детройт медленно покрывался слоем белой извести. Гэвин курил; хотя давно бросил. Ричард накинул ему на плечи свой пиджак и теперь слушал, как ровно и спокойно бьется сердце человека. Его человека. — Они тебя найдут… — тихо говорит Гэвин, наблюдая, как кружатся и падают снежинки. Совсем как в детстве. Хорошо, спокойно, и рядом тот, кто тебя любит. — Уже, — Ричард ласково провел по всклокоченным волосам Рида. Очертил скулу и кольнулся о небритую щетину. Улыбнулся. Мягко, как никогда раньше не улыбался. — Вчера я должен был явиться на проверку. Это был приказ. Я его нарушил. — И что теперь? Рид, казалось, не понимал. Только тупо наблюдал за кружащимся снегом и кутался в чужую куртку. Она пахла кофе. — Вот, — в руку ложится пистолет. Такой тяжелый и неудобный. Такой дикий, такой черный на фоне белых снежных шапок. Такой грязный. — Я хочу, чтобы это сделал ты. — Нет, — Гэвин покачал головой. — Наверняка есть другой способ… И замолк. Потому что знал, что его нет. Потому что сам помогал ловить девиантов. Каждый день. Потому что черные машины Киберлайф ежедневно доставляли на добровольную перезагрузку десятки «пробудившихся». Тех же, кто сопротивлялся, уничтожали. Отсрочка лишь усугубит положение. И они оба это понимали. — Гэвин, — андроид мягко поднялся. Коснулся пальцами пустого виска – диод он снял еще вечером, пока Рид задремал после очередного соития. — Обещай мне, что останешься. — Конечно, я останусь, придурок! Это мой дом вообще-то! — Рид заходится хриплым смехом. Он знает, о чем говорит андроид, но не хочет понимать. Не хочет обещать. Потому что будет трудно. Очень трудно. Может быть, даже невозможно. Но если он даст слово, его придется сдержать. — Живым, — Ричард выделяет это слово голосом. Он у него приятный. Низкий, с гортанными перепадами. Красивый голос. И Ричард красивый. Особенно сейчас, когда стоит вполоборота в одной рубашке с расстегнутым воротом. Она черная, а снег белый. Контраст цветов, контраст взглядов. Рид запоминает этот миг. Точно сам он – машина – фиксирует в памяти рассеянную улыбку, которая озарят любимое лицо светом; непривычно растрепавшиеся волосы, странный жест плечами, словно Ричарду холодно. Наблюдает, как на бледную, искусственную ладонь падает снежинка. Андроид следит за ней глазами. И радуется, как ребенок, когда она тает, подчиняясь отрегулированным термодатчикам. — Ладно, — Гэвин тоже встает, выбрасывает окурок. Пиджак сползает с плеч и остается лежать на крыльце, медленно покрываясь порошей. Словно выцветает на глазах. Остается только белый. Убийственно белый. Мертвый. — Но ты же знаешь, я тот еще… Ричард усмехается. Незлобно. Подходит к Гэвину, улыбается. Осторожно касается теплыми пальцами подбородка. Склоняется и целует: глубоко, неторопливо, стремясь передать всю заботу и нежность, что еще остались в пластиковом теле. Прижимает Рида к себе, чувствуя, как детектива колотит дрожь. Мягкие руки скользят по спине, совсем как тогда, в раздевалке. Прощальный подарок. Наконец отстраняется, и зачем-то тычется носом в колющую щеку. Запоминает. Хотя в этом уже нет никакого смысла. Ни в чем нет смысла. Гэвин хватается за его рукав, как за соломинку. Тянет к себе, обнимает. Его ломает. Глубоко внутри он бьется сам с собой, с системой, с городом и с жизнью. Он хочет еще. Урвать крохотный кусочек счастья, просто постоять рядом под снегопадом. Просто подержать в пальцах край рубашки. Ощутить непозволительную, запретную близость. Родство душ. Ричард мягко высвобождается из его объятий. Гэвин хочет дернуться следом – ему мало – но он и сам знает, что пора. Где-то на задворках сознания по дороге скользят шины черного глянцевого автомобиля. Они едут сюда. Новый чип сделал свое дело. Передал последний сигнал о потере контроля. И отключился. Андроид кивает. Отходит на пару шагов, замирает. Ему тоже страшно. Трудно. Но Гэвину труднее. Гэвин – человек. Ричард – почти человек. Ричард в последний раз заглядывает Риду в лицо, ловит каждую деталь, каждую складку на лбу: увлажнившиеся глаза, прокусанные, припухлые от поцелуев губы, острые скулы, судорожно дергающийся кадык, когда Гэвин безуспешно пытается сглотнуть вязкую слюну. Думает, что оно того стоило. И закрывает глаза. Рид мнется. Пистолет в руке дрожит. — Я люблю тебя, Гэвин Рид, — произносит андроид тихо, но так, чтобы Гэвин услышал. Выстрел режет тишину утра. Всего один. Последний. — И я тебя, железка… Яркая лазурь на белоснежном ковре. И черная, саднящая дыра в душе. Гэвин бросает пистолет, отшвыривает его в сторону, словно это не он нажал на курок. Непослушными пальцами лезет в карман брюк, находит сигареты. Закуривает. Затягивается до самого фильтра. Глубоко вдыхает терпкий дым. Кажется, он снова начнет курить. Ричард был бы против. Губы дрожат в горькой улыбке. Гэвин задирает голову и долго смотрит на кружащиеся в предрассветных сумерках снежинки. В глазах щиплет. Ему холодно. Плечи мелко дрожат. Съежившись, согнувшись, он шагает к пустому крыльцу. Поднимает почти белый пиджак, стряхивает с него снег и снова набрасывает на плечи. Ткань холодная и липкая, совсем не греет. Рид садится на ступеньку и возводит глаза в бесконечное небо. Если ли рай у андроидов? Ему бы хотелось верить, что есть.