Сломлен

Я — игрушка. Я твоя милая, нежная, послушная игрушка. Всё для тебя. Мои эмоции никому не интересны. А тебе, тем более. Ты можешь играться со мной, пока я тебе не надоем. Потому что я твоя игрушка. Ты очень эгоистичен. Можешь даже выбросить меня, если тебе захочется. И тебе неважно будет, что я страдаю, что плачу по ночам, потому что все, что тебя волнует — это твоё удобство. А для меня — это наивысший критерий. Мне достаточно лишь, чтобы ты был счастлив, пока я с тобой. Возможно я даже смог бы коснуться тебя. Пусть во сне, пусть тайком. Осторожно, чтобы ты не проснулся. Я не имею права касаться тебя. Ведь я всего лишь игрушка. Кто мне скажет, как я попал в эту ловушку, из которой нет выхода… Нет… Он есть, но ведь ты меня никогда не отпустишь, пока не сломаешь. Ты такой человек. Или не человек вовсе. Сначала тебе нравилось, когда я называл тебя хёном. Тебе нравилось такое уважительное отношение к себе. Сначала я тебя не понимал, даже ненавидел. Ты был так весел, вёл себя, словно дурачок. А потом… Один концерт перевернул все вверх дном. Ты на моих коленях, обнимаешь мою голову, нежно перебирая волосы, и поешь эти слова… И моё сердце упало в пятки с грохотом. Оно разломалось. Ты так любишь играть с чувствами людей. Сначала ты был такой добрый и нежный, такой светлый. Лишь иногда меня пугал твой указательный тон. Ты как будто на пару минут прорывался из-за того милого и нежного образа, который строил передо мной. Но я был слеп. Мне говорили, что я сильно ошибаюсь в тебе. И я срывался, истерил, уже ничего не понимая. Но каждый раз, как ты говорил, что я важен тебе, я снова таял и был готов вернуться, бросаться на колени и умолять прощения. Говорить, что я был дураком. И когда в один момент ты развернулся и ушёл, сказав, что больше не будешь терпеть мои истерики, я как будто полностью разбился. Больше не было О Сэхуна. Была пустая оболочка. Но стоило мне уже разочароваться в себе, как пришло сообщение, мол, если ты хочешь все возобновить, ты знаешь, что делать. И в тот момент я стал игрушкой. Твоей личной игрушкой. Больше я не устраиваю истерик, послушно жду, что ты мне скажешь, ожидаю твоих прикосновений, хоть малейшей нежности. Это уже для меня высшее благо. Меня предупреждали, но я был слишком влюблен. Господин Ри, чем я могу быть тебе полезен?