Работа над ошибками

      Кацки не назвать дружелюбным человеком. Как там Тодороки двинул речь перед турниром — «он в Юэй не друзей заводить пришёл». Он и не заводит целенаправленно, просто как-то так получается, что они сами вокруг вьются, не реагируют на попытки отмахнуться и постепенно становятся неотъемлемой и привычной частью его, Кацки, жизни. Так стал привычным Киришима, слюнявый, черноглазая. И соевая рожа — иногда Кацки одалживает у него специи.       И даже Деку, хоть и не безусловно.       И, хоть Кацки этому и не особо рад, Тодороки.       Тодороки возвращается в общежитие незадолго до отбоя. Не то чтобы у них был чётко обозначенный комендантский час, но к одиннадцати большинство уже разбредается по комнатам, если только на дворе не суббота. Это такое негласное правило, которое все стараются не нарушать просто из уважения друг к другу и из опасения получить выволочку от Айзавы-сенсея. Кацки слышит, как грохочет входная дверь, гудение лифта, и хлопок двери в комнату аккурат над его собственной тоже слышит.       И снова — всего пару минут спустя.       Завтра учебный день. В гостиной наверняка уже никого не осталось, во всём общежитии погашен свет, а Тодороки не сидится у себя в комнате. После визита домой.       Кацки не хочет это признавать, но он беспокоится. Поэтому он нашаривает возле кровати тапки, набрасывает кардиган — общежитие неплохо отапливается, в комнатах очень даже тепло, но первый этаж — сплошной проходной двор, температура там заметно ниже, так что лучше не рисковать, — и выходит из спальни.       Тодороки ожидаемо обнаруживается на кухне. Что менее ожидаемо — не с хомячьими щеками, набитыми печеньем, а всего лишь колдующий над чайником. Кацки сразу делает вывод, что он немного «не здесь» — взгляд совсем отрешённый, а движения скупые, механические. Такое часто бывает у Деку, когда он загоняется. У Тодороки Кацки это видит чуть ли не впервые.       Наверное, это заразно.       Несколько минут Кацки молча наблюдает за ним — Тодороки, всё ещё в своём мире, будто бы вовсе его не замечает. Наливает чай, несколько раз ошибается шкафчиком, пытаясь найти печенье. В итоге берёт ракуган — приторно-сладкий, по мнению Кацки, с тем же успехом можно было просто сжевать несколько ложек сахара. Тодороки — единственный в классе, кто ест эту дрянь.       Тодороки хрустит сахарным цветочком и наматывает восьмёрки по кухне, сосредоточенно глядя в никуда. Маятник.       Кацки не выдерживает, когда на правом рукаве кофты Тодороки начинает появляться иней. Отлипает от стены, к которой прислонился, наблюдая, подходит на пару шагов.       — Ты как?       Тодороки не замечает, что чай в его кружке — совершенно дурацкая кружка с дурацким пятнистым котом — закипает.       — Эй.       Кацки злится, но не потому, что его игнорируют, а потому что Тодороки — придурок, у которого проблемы с контролем фонового проявления причуды. Причуд.       — Тодороки, отдуплись!       Тодороки смотрит на него удивлённо и рассеянно, будто только-только проснулся. На правом рукаве у него по-прежнему иней, на левом — пляшут и затухают искры. Ткань не плавится только благодаря огнеупорной пропитке — пару месяцев назад Кацки заметил, что Тодороки добавляет эту сладковато-пахнущую дрянь при стирке, проявил сугубо практический интерес, и теперь у его одежды был тот же чуть сладковатый запах, зато футболки жили значительно дольше.       — Извини. Задумался.       — Я заметил, — Кацки недовольно скрещивает руки на груди. Смотрит укоризненно и строго, а ещё, хоть это почти и незаметно, обеспокоенно.       Киришима говорил, что три дня назад, когда транслировали бойню на Кюсю, Тодороки совсем подкосило. Класс, за исключением Деку, самого Кацки и, может быть, зануды-старосты, не в курсе семейной драмы Тодороки. Для всех остальных это наверняка выглядело единственно-возможной реакцией. Кацки не знает, что думать.       — Ещё раз. Ты как?       — Не знаю. Наверное, не в порядке.       Тодороки смотрит куда-то в сторону, поверх чашки. Он не «наверное», он абсолютно точно не в порядке, и Кацки злится, что его это колышет.       — Я запутался.       Как раз это Кацки видит. Тодороки запутался в себе, как в чёртовом лабиринте, и каких монстров он там нарыл — вопрос не то чтобы риторический.       — Ты ведь в курсе моей… мм. Семейной ситуации, — говорит Тодороки после паузы. — Подслушал тогда.       — Я не подслушивал! — мгновенно взвивается Кацки. Это было почти случайно, ему нет дела до чужих тайн, он просто проходил мимо и решил проявить редкую тактичность, не стал прерывать чужой личный разговор…       — Услышал, — Тодороки даже не пытается раздуть конфликт, он вообще пассивный настолько, что это бесило бы, если бы не умиротворяло. — И когда отец подошёл ко мне поговорить — ну, после курсов, — ты тоже слышал.       Кацки хмурится. Тодороки шумно выдыхает и немножко дымится — выравнивает температуру тела, над ним завитками поднимается пар, и это почти смешно, но Кацки смеяться совершенно не тянет.       — Я… У тебя никогда не бывает ощущения, что ты совсем не знаешь свою семью? — спрашивает Тодороки, снова уткнувшись взглядом в чашку. По поверхности чая паутинкой разбегаются тонкие льдинки, и Кацки почти хочется Тодороки хорошенько пнуть, чтобы перестал загоняться, но это абсолютно точно не поможет. Как показал пример Деку — с Тодороки нужно говорить. Словами через рот.       С этим у Кацки всю жизнь были проблемы. Конкретно эту он в последнее время пытается побороть.       — Тебя нужно выслушать, пожалеть или дать совет? — спрашивает Кацки, задавив первый порыв съязвить или нахамить. — Если второе — это сразу не ко мне.       Тодороки как-то странно хлюпает чаем — то ли фыркает, то ли всхлипывает, то ли смеётся, Кацки не разбирает. Смотрит на Кацки устало, но доброжелательно.       — Первое и третье, наверное. Или нет. Наверное, мне просто надо проговорить всё вслух, чтобы самому разобраться. Ты не обязан слушать, но если ты всё равно не спишь…       Кацки с подозрением смотрит на чайник, в котором Тодороки заваривал мутно-зелёную жижу, напряжённо думает и включает кофеварку. Раз уж ему предстоит провести часть ночи в нехарактерной для себя роли задушевника…       Кацки абсолютно точно не нанимался психологом для Тодороки. Он вообще не хотел иметь с ним ничего общего, хватает того, что их обязали вместе ходить на курсы, раздражающе часто ставят в спарринги, и курсовую по истории современной героики они пишут вместе…       Но Тодороки завалил экзамен, потому что ему в голову ударили семейные проблемы, а Кацки — потому что не умел проявлять участие. Кажется, у них обоих сейчас отличная возможность провести работу над ошибками. Совместными усилиями.