Секунда или вечность

      На небе ярко сияла полная луна, освещая серебряным светом спящий город. Улицы были тихими и безмолвными, именно такими их рисуют художники в своих романтических картинах, и поэты описывают в стихах. Разве может что-то нарушить этот прекрасный вечер? Конечно же, может, ведь в этом городе живу я!       Пронзительный крик вспорол темноту, а следом её разорвала сирена скорой помощи. Опять я отличилась? Ну, ясное дело! Нет, вы только не подумайте, что я что-то не так сделала, хотя, конечно, выход из дома можно вполне считать совершенно сомнительной затеей, особенно с моим везением, которого просто нет. Но не будем отвлекаться! Так вот, история началась…       Я стояла в небольшом продуктовом магазине на первом этаже совершенно обычной многоэтажки в соседнем с моим квартале. Чёрт меня знает, почему я решила зайти именно в него, ведь в моём доме тоже есть похожий, но не забивайте себе этим голову, отвлекаюсь. В помещении никого не было кроме меня и парня-кассира, который, по моим наблюдениям, лениво дрых на стойке. Осуждать его не моё право, двенадцатый час ночи всё-таки. Корзинка быстро наполнилась продуктами, мешкать было нельзя, мой диван уже очень скучал без моего общества. Оказалось, парень и в самом деле заснул, но быстро пришёл в себя после легкого толчка в плечо движимым мною батоном. Сонными глазами, цвет которых было просто нереально рассмотреть из-за прищура, он внимательно посмотрел сначала на хлебобулочное изделие, а затем на моё лицо и, кажется, не сразу понял кто я и что, собственно, хочу.       - Вам чего? – вопросил парень, почесав тыльной стороной руки нос. Я помахала батоном в воздухе и пожала плечами. Кассир окончательно проснулся, выпрямился и протянул руку к стоящей на краю ленты корзинке. Пока он выполнял свою работу и пробивал чек, мой взгляд невольно скользил по его лицу, которое было бы вполне симпатичное, если бы брови так усердно не хмурились и не создавали такое впечатление, будто их хозяин познал все муки жизни и побывал на всех кругах Ада. Смешной зелёный чепчик криво сидел на коротких тёмно-каштановых волосах, ёжиком торчащих в разные стороны. Мои глаза усердно рассматривали тканевую кассирскую шапочку, тогда когда мозг обдумывал крайне важные вопросы, например, то, что через два дня нужно поехать к родителям и как-то сказать им, что обожаемый моей роднёй Антончик слился в трубу вместе с моей подругой, причём сделали они это одновременно в снимаемой мной и этим кобелём квартире.       - С Вас 764 рубля, - устало произнёс парень и протянул чек. Я непонимающе уставилась в его теперь уже открытые голубые глаза. Несколько секунд мой взгляд переносился с лица парня на чек и обратно, но вскоре слова достигли мозга, и руки сами потянулись к кошельку.       - Извините, - пробормотала я, протягивая тысячу и хватая пакет. Внезапно в правом кармане куртки завибрировал телефон, рука сама дёрнулась в его направлении, хотя я прекрасно знала, что звонит мама, и ещё то, что в ряду первых вопросов будет: «Как поживает Антошечка?».       - Да, мамуль, - как можно приветливее воскликнула я, по инерции зашагав к выходу, покидая магазин. Родительница усердно расспрашивала меня о том, как прошел мой день, и что интересного случилось. Интересного? Ну, допустим, то, что вернувшись домой с университета, я стала свидетелем плотских утех моего парня и человека, с которым дружила с детского сада. О, точно, как можно забыть моё эпичное увольнение, не официальное, конечно, но за этим дело не станется. Тоже мне, «клиент всегда прав», ага, конечно, а если бы он меня изнасиловал прямо в зале, то администратор бы также стоял и улыбался вместе с другими официантами? Я глубоко вздохнула.       - Всё как обычно, - ответил мой до предела беззаботный голос, - с самого утра в универе…       - Подождите, девушка! – закричали за моей спиной под тихий перезвон колокольчиков на двери магазина, - вы сдачу за… - слова кассира потонули в грохоте… что упало? Ну, кажется, я, а сверху сосульки.       Колокольчики… тихий-тихий звон доносился откуда-то издалека. Сколько я уже здесь, секунду или вечность? Да и где здесь? Вот уж глупая смерть – сосулька упала! Если бы могла, то рассмеялась бы! Вроде тишина, но чуть отвлечешься, и всё пространство кричит, и ведь даже не замечаешь этого перехода, будто бы так было всегда. Тут всё одновременно и молчит и орёт, здесь темно и светло. Я попыталась помахать рукой перед своими глазами, но ничего не увидела, попробовала дотронуться до себя, но опять ничего не вышло. Ну, ладно, разберёмся.       Мои мысли быстрым потоком перенеслись к маме и папе. Что же они делают сейчас? Волнуются ли? Конечно же! Помирились ли? Наверное. Как прекрасно было в детстве, когда ещё не знаешь, что бывают скандалы, разводы, любовники, в конце концов…       Внезапно передо мной вспыхнула яркая картинка, изображение на которой я одновременно и видела, и нет. Наверное, это специфика этого место, тут ни в чём не бываешь уверен до конца. Однако и эта мысль довольно быстро покинула меня, и я нырнула в воспоминание.       Весенний парк вдохновлял своей красотой. Сквозь кроны раскидистых клёнов на землю пятнышками светило тёплое солнце. Лёгкий ветерок шуршал молодыми зелёными листочками, летая по всему парку, прячась в кустах и траве, он окутывал меня, стремясь подхватить и унести куда-то далеко, а я и не сопротивлялась.       Громкий папин смех разнёсся по аллее, а затем его подхватила мама, и чей-то писклявый смешок раздался следом. Моё внимание обратилось к ним и пало на девочку пяти лет с аккуратно заплетёнными в две косички русыми волосами. Её зелёное платьице легонько колыхалось на ветру при прыжках. Замечательное время, это было так давно. Насколько сильно могут измениться люди за четырнадцать лет? Кто-то становится другим, а кто-то и вовсе не меняется. Как всё сложно с этими людьми. Антону вот, хватило и двух лет, чтобы поменяться.       Изображение смазалось, перенося меня на улицу дождливого осеннего города. Вот за поворотом мелькнуло тёмно-зелёное пальто, и послышался стук каблуков. Да уж, какая я была лохматая в тот момент. Открывается дверь, и всё изумрудного цвета пальто становится резво мокрым и грязным, а ведь всё из-за его невнимательной хозяйки, так неуклюже отпрыгнувшей в сторону и вместе с собой утащившей на дно лужи рядом стоящего парня. Вот так вот бывает, думаешь любовь, а на самом деле жажда обладания.       Изображение потухло. А было ли оно тут вообще? Ой, а я ведь до сих пор и не представилась! Меня зовут… зовут… какая прелесть. Видимо, падение сосульки не проходит даром.       Сколько я здесь, секунду или вечность? И где же это «здесь»? Я мертва, но почему ещё могу мыслить? Или это всё иллюзия, например, как та, которую я называла дружбой?       Передо мной опять мелькнула картинка. Изображение на ней отличалось, теперь было ощущение, будто я смотрю слайд-шоу из наших совместных фотографий с Лизой. Вот мы совсем маленькие, она отнимает у меня игрушечного Кена, вот же, какая ирония. А вот на моём последнем дне рождения, мы улыбаемся и выглядим так по-дурацки в этом разноцветных колпаках. «Хватит». Картинка потухла.       Перед глазами вдруг возникла зелёная шапочка и усталые голубые глаза. Интересно, как там этот бедный парень? Испугался ль, убежал, или доставал моё покореженное тело из-подо льда и снега? Наверное, мне это уже не суждено узнать.       Как же странно находиться в таком положении. Мне казалось, что смерть это как-то поинтереснее, ну, не знаю, например, как очередь в поликлинику. Входишь в кабинет, а там за столом сидит Бог в медицинском халате, смотрит на тебя и пишет в своей книжечке что-то, отмечая галочками совершённые грехи. Грешный? Иди в коридор и сиди там с тысячами вечно орущих и недовольных бабушек, ну, или сразу на сковородку. Не грешный? Отлично! Снимай одежду, наряжайся в сомнительного вида простыни, да бегай по облачкам, свети голой задницей на все небеса. А на самом деле сидишь, даже не понимая, где находишься, имени своего не помнишь да блуждаешь по ушедшим воспоминаниям о прошлом.       Говорят, что человек должен поразмыслить над своей жизнью в этот момент. Да что же тут размышлять! Мне девятнадцать, учусь на журналиста, теперь уже безработная, а ведь всё из-за этого пьяного козла, который решил, что раз у него есть деньги, то он может позволять себе всё, что вздумается, ага, как бы ни так. Так, что же ещё выдающегося во мне есть? Наверное, это и всё. Что может быть необычного у обычной студентки?       Так всё-таки секунда или вечность? Наверное, секунда, мне так кажется. Секунда мала, но чувства, что мы испытали, пока она длилась, останутся навсегда. А вечность? Даже самое хорошее в её временных рамках становится избитым и неинтересным. Поэтому я выбираю секунду, чтобы ярко вспыхнуть, чем вечность догорать.       Где-то далеко зазвенели колокольчики, много колокольчиков. Звон всё приближался, и вот звук так близко…       Перед глазами всё кружилось, множество искр то вспыхивали, то тухли. Вдруг их сумасшедший танец прервало лицо, доброе, нежное, такое родное. Кто-то что-то кричал, а я продолжала смотреть вверх, с интересом наблюдая за искорками.       Прошла неделя с того момента, как я очнулась. Оказывается, что на койке я пробыла около десяти месяцев, и сейчас на улице уже середина ноября. Представляете? Мои кости срослись, только вот голова явно не хотела выходить из состояния покоя, хотя видимых причин на то и не было.       За окном ярко светило солнце. В ноябре! Да такого же быть не может, ноябрь – месяц грязи и пасмурных туч, но никак не ясной погоды. Однако факт на лицо. Моё зрение, как и все мозговые процессы, почти полностью пришло в норму. От скуки я начала разглядывать убранство палаты, хотя тут и рассматривать было особо нечего, палата как палата. Всё в бело-голубых стерильно-тоскливых цветах. На подоконнике стояли свежие ромашки, принесённые мамой, тоже белые, будто от этого цвета мне станет лучше, ей богу! Напротив койки висел телевизор, единственное чёрное пятно в этой белизне. Я попыталась чуть приподняться, чтобы лучше осмотреть помещение, но затеей это было гиблой, мышцы после долгого бездействия совершенно ослабли. Однако мои глаза что-то уловили на тумбочке во время падения обратно на подушку. Рука еле двигалась, но я упорно заставляла её стремиться к заветной вещице. Когда она, наконец, схватила что-то мягкое и лёгкое, послышался мелодичный перезвон колокольчиков. Мой взгляд тупо уставился на небольшого плюшевого кролика, в лапках которого были зажаты эти самые колокольчики.       - Нравится? – прозвучало от двери. Из моей груди вырвался испуганный вздох.       - Д-да, - прохрипел мой голос, ещё не свыкшийся с тем, что его наконец-то используют. Мне стало страшно, так как в палату вошёл совершенно незнакомый мне человек.       - К-кто?.. – связки слушаться явно не горели особым желанием.       - Не напрягайся, - улыбнулся незнакомец и подошёл чуть ближе. И тут накрыло осознание, и из груди вырвался ещё один вздох, только теперь удивлённый. Это же кассир! Он довольно улыбнулся, пригладив чуть взлохмаченные волосы, пододвинул к кровати стул и уселся на него.       - А… - плюнув на безрезультатные попытки что-то сказать, я легонько потрясла игрушку с колокольчиками.       - Принёс неделю назад, - хмыкнул он и почесал затылок, но от моих глаз не скрылось, что лёгкий румянец появился на его щеках.       - Н-Но… - опять было попыталась выразить свою мысль я, но была безапелляционно прервана движением его руки. Парень ещё шире улыбнулся, пожал плечами и выдал:       - Уже десять месяцев хожу сюда и всё никак не могу отдать тебе сдачу, - и громко рассмеялся, а мои щёки почему-то начали яро гореть.