Я рисую кровью

Рыжеволосый молодой человек, на вид лет двадцати, сидел на краю скамейки, сложив руки на коленях, и с недоумением смотрел куда-то вперед. Его застывшее выражение лица намекало на то, что он не понимает происходящего: для чего, как и, главное, почему события в реальной жизни разворачиваются именно таким, одному ему известным образом. Рядом с рыжим, на противоположном конце, сидела светловолосая девушка в кремовом платье с цветами, облокотившись на руку и отвернувшись от, скорее всего, очень хорошо знакомого ей человека, как будто не желая смотреть ему в глаза. Сама блондинка, выражая всем своим видом безразличие и недовольство, по всей видимости, не чувствовала себя виноватой в чем-то. Пару разделял лишь лежащий на сиденье букет уже немного завядших алых роз… В таком положении они оба находились на протяжении порядка пяти минут, и затем парень дрожащим, взволнованным голосом произнес: – И это все, для чего ты меня сюда позвала? – Да, – коротко, с раздражением в голосе, ответила леди, не сдвинувшись с места. Тогда молодой человек глубоко вздохнул, встал со скамейки и, уже отойдя на несколько метров, на секунду остановился, последний раз посмотрел на девушку – она оставалась в той же позе, видимо, ощущая на себе его взгляд, – и ушел… Вечер был замечательный: розовый закат мягко освещал парк, где бегали веселые, смеющиеся дети. Это последние деньки мая, скоро лето, у многих каникулы, а у некоторых период сессии, без чьей-либо поддержки им не обойтись. А тебя в такой неудачный момент бросают… на пустом месте… *** Дэниел пришел грустный домой. Из недавно снятой им маленькой квартиры – бывшей студии, проще говоря, – он вынес всю мебель, чтобы стены и низкие потолки использовать для набросков и абстракционистских этюдов. Комната и кухня резко, а для кого-то приятно пахнут лаком и масляными красками, еще недавно белые стены теперь сверкают разнообразными цветами, существующими в природе. Четко вырисованных фигур здесь нельзя увидеть: лишь огромное количество красных, синих, фиолетовых, зеленых линий, зигзагов, толстых и тонких, длинных и коротких. Есть даже ощущение, что Дэниел просто брал ведро краски и выплескивал на стену, а потом еще одно и еще… Он хотел однажды показать это все Ребекке, он верил, что ей понравится, но она не дождалась. Якобы девушке не нравится, что молодой человек все свободное время уделяет не ей, а творчеству, развивая свое воображение. Знала бы она, что Дэниел творил только ради одной Ребекки, ведь именно она была его единственной музой. Он быстро установил мольберт в пустой «радужной» комнате: там большие окна, и поэтому можно хорошо увидеть садящееся солнце. Взял самую толстую кисть, капнул на палитру пару красок каких-то мрачных оттенков и принялся произвольно водить линии по холсту. Одна красная, другая черная… Несколько мазков… Таким образом Дэниел оставляет весь свой гнев и плохое настроение на чистом листе. Мысли воспроизводятся на бумагу. Сначала человек просто страдает, не понимает, почему с ним так обошлись – преобладает красный цвет во всех своих вариациях, возникает что-то похожее на сердце и это сердце одинокого человека. Затем он испытывает ненависть, злость; не исчезает и страдание, в голову лезут самые отвратительные мысли… Ему плохо, тяжело – на холсте появляется черный, своей мерзостью капая на отягченное болью сердце… Воодушевленный, рыжий уже бросает кисти, окунает руки в краску и просто размазывает ее по холсту, при этом, кажется, что-то нашептывая, наверное, слова, которые когда-то не успел сказать любимой… В конце концов получается что-то вроде черного граната, или какого-то другого округлого предмета, нарисованного на тусклом, не несущем никакого света и цвета, тоне; откуда вытекает алая – подобно тем розам на скамейке, послужившим символом разлуки, – кровь. Руки и лицо Дэниела были все в смоляной краске, как будто он искупался в ней. Когда молодой человек закончил свою, сделанную на эмоциях, мрачную картину, он просто в полном истощении духа уронил палитру на пол, а сам медленно опустился на колени, закрыл лицо руками и несколько минут стоял в таком положении перед своим спонтанным творением, немного содрогаясь всем телом от бесшумных всхлипываний… *** «Нет, не могу понять… Зачем нужно было все так неожиданно заканчивать? У нас же были планы на будущее, мечты, которые мы клялись осуществить… Ребекка… Даже не объяснила ничего, ничего не сказала в свое оправдание… Красный сменяется черным… Ничего. Ты очевидно не понимаешь, что я творю только для тебя, что ты меня вдохновляешь… Да, я говорил это не раз и показывал тебе свои работы, а ты… ты просто презренно пожимала плечами, – гримаса быстро сменилась с печальной на какую-то озлобленную. – Ты никогда не воспринимала меня всерьез. За все эти два года ты ничего не сделала, относилась ко мне одинаково холодно… а, ну да, теперь я все осознал… Стерва… Сволочь! И почему нельзя было сказать раньше, что именно беспокоит? Я ведь не раз замечал в твоих глазах блеск равнодушия. Интересовался: «Все хорошо?», ты отвечала: «Да, все отлично, прекрасно, супер». Сколько раз такое было и сколько раз заканчивалось одним и тем же. А потом ты на меня наезжала, почему я не уделяю тебе достаточно внимания… о, да, я того не забуду никогда. Одна эта фраза ставила меня в тупик… Хотя, может, ты мне просто изменяла. Если так и есть, то, я думаю, оно даже лучше, чем просто издевательство над моей душой… Нет, Ребекка не могла. Тогда бы бросила меня раньше… Ааах… Господи, зачем? Зачем надо было все это терпеть, тормозить?.. Нужно больше черного, больше ненависти к тебе… – руки уже работают без кистей, намеренно пачкаясь в черной краске; человек просто водит ими по холсту, создавая тем самым фон для «натюрморта». – Ненавижу! Откуда ты вообще взялась на мою голову, если вокруг много других девушек? Ааа… Чтоб ты сдохла, дрянь! – наносит последний штрих уже кистью, роняет палитру и падает на колени. – За все хорошее, что между нами было и чего не было… Ненавижу…» *** На следующее утро, за несколько секунд до того, как Дэниел собирался выйти из дому, чтобы отправиться на учебу, зазвонил телефон. – Добрый день, – произнес сиплый уставший голос в трубке, – вы случайно не знаете Ребекку Велликс? – Лучше бы я ее не знал… – вслух передал свои мысли звонящему рыжий молодой человек, тяжело вздохнув. – Отлично, тогда я должен сказать кое-что неприятное, – последовала секундная пауза, Дэниелу уже было все равно, что он мог услышать. – Дело в том, что час назад ее нашли мертвой в парковом лесу, при женщине были документы и еще ваш номер телефона в последних вызовах: Дэни, верно?.. – Да. Все правильно. Дэниел… Такого поворота событий он не ожидал. Голос в трубке еще продолжал говорить, параллельно диктуя адрес или что-то в этом роде, но Дэниел уже ничего не слышал. Он стоял, раскрыв рот от изумления, внимательно смотрел на свою вчерашнюю работу и как будто не видел ничего. Туман застилал глаза. Молодой человек невольно выронил телефонную трубку, она громко упала на пол, и послышались длинные, монотонные гудки. Еще несколько мгновений, и молодой человек сорвался с места и со скоростью света выбежал из квартиры. Он хотел немедленно узнать причины смерти своей девушки… *** – Смерть наступила между одиннадцатью-двенадцатью часами ночи, – вынес свой вердикт тучный судмедэксперт в очках и грязно-белом халате, снимая резиновые перчатки. – Больше всего это похоже на убийство с применением насилия… Вот, посмотрите, – он указывал на бледное мертвое тело еще той, которую в недавнем времени звали Ребеккой. Дэниел робко подошел, с опаской глядя через плечо высокого с каменным выражением лица работника МОРГа. Рыжий художник запечатлел, видимо, последнюю эмоцию девушки: удивленное, встревоженное лицо, приподнятые брови, приоткрытый рот, на губах – коричневые остатки крови. Ребекка выглядела точно так же, какой она была, когда молодой человек покинул ее навсегда: в том же платье с цветами… только в области живота на ткани красовалось огромное яркое, еще свежее пятно от крови. У Дэниела неожиданно закружилась голова, тошнота подобралась к горлу, глаза затуманились от слез – вполне адекватная реакция человека, увидевшего труп, да еще и весь окровавленный. Художник в испуге отступил от стола и прислонился затылком к серой кафельной стене. Патологоанатом повернулся в его сторону и вздохнул. Молодой человек сглотнул и, взяв себя в руки, подошел еще раз к бледному мертвому телу Ребекки. Теперь он заметил еще кое-что, произведшее на него, человека, для которого характерна превосходная наблюдательность, немалое впечатление. Тело блондинки как бы уменьшилось в весе, было видно выступающие ребра, сильно впавшие скулы, очень тонкие руки… Можно было подумать, что вся кровь из девушки вытекла… Дэниел и не запомнил бы ее при жизни, а точнее накануне смерти, такой худощавой. Так что сей факт его довольно-таки насторожил. – А что это у Ребекки на животе? – тихо дрожащим голосом спросил он у судмедэксперта, предполагая кровавое пятно на платье. Служащий не постеснялся подойти к трупу девушки и аккуратно ножницами разрезать наряд в том месте, которое подвергалось спорам. На оголенном теле они оба увидели длинный порез в области диафрагмы, откуда еще в недавнем времени сочилась свернувшаяся уже кровь, пачкавшая одежду. Дэниел подставил руки к лицу, задыхаясь от смрадного воздуха помещения, и отвернулся, не желая видеть кровь на теле своей бывшей девушки и не желая представлять, каким образом произошло столь жестокое убийство. – Странно очень. Платье в том месте, где порез на животе, вовсе не порвано, зато огромная лужа крови, – усмехнувшись, произнес работник. – Это даже не может быть ограблением с, так скажем, принесением жертвы, потому что, когда женщину обнаружили, то все документы были при ней… Насчет несчастного случая тоже сомневаюсь. Ничего окончательного по этому делу сказать не могу, – продолжал он со свойственной всем медикам равнодушной иронией в голосе, тем временем подойдя к раковине и включив воду. – Его, скорее всего, закроют, ведь совершенно отсутствуют какие-либо улики. Но я лично еще бы покопался в этом вопросе, – обернулся он и, поправив очки, взглянул на Дэниела. Художник стоял лицом к стене и молчал. Ему нечего было добавить к словам судмедэксперта. Досада, замешательство, какие-то остатки чувств к Ребекке, ненависть и опять же великое множество вопросов перемешались в его голове… Он сразу невольно вспомнил, как провел последний вечер: в гневе, истерике, эмоциях и с кистями в руках – как без них обойтись…