***
В женском туалете Плакса Миртл уже не садится рядом, не разговаривает плаксиво-натужно, не пытается рыдать у нее на плече. Скорее, остерегается. Сидит в одной из кабинок и избегает любой встречи. Затихает, делает вид, что ее здесь нет. У каждого свои демоны, правда? Гермиона всхлипывает, смотрит на свое отражение – красивая, взрослая, состоявшаяся, как волшебница. Пряди волос прилипли к мокрому от слез лицу. Глаза холодно блестят. Изломленное панцирное сердце. Чудесная-девочка-герой. Что же ты тогда захлебываешься своим отчаянно-горьким «прекратите», достаешь чертово лезвие и полосуешь себя по внутренней поверхности бедра? Ей пророчат великое будущее. Она пророчит себе мучительную смерть. Пророчества – далеко не самый любимый цикл занятий, но кто бы знал, что такой действенный.***
Она не должна была здесь оказаться. Не должна была садиться с Поттером на метлу, не должна была отпускать его из объятий, не должна была допускать чертову мысль «если я упаду – будет достаточно больно?» Недостаточно. Мадам Помфри ойкает, бегает вокруг нее и причитает; кружится по комнате, говорит, что совсем уже запуталась в этих зельях, что профессор Снейп все вечно переставляет и вообще, раз он беспорядок навел, то пусть сам и разбирается с этими вечными колбами! Гарри обеспокоен – держит за руку, губы дрожат, что-то нелепо бормочет. Рон стоит рядом, замерев, будто бы боится даже дышать. Гермиона ободряюще улыбается, и хочет сказать, что все хорошо, но губы совсем не слушаются. - Все прочь. Профессор Снейп рывком открывает дверь в больничное крыло, быстро и холодно осматривает присутствующих и недовольно ведет плечом. Проходит к столику с медикаментами, ловко выуживает пузырек с зеленой жидкостью и мрачно бросает через плече: - Я недостаточно понятно сказал? Гарри возмущенно открывает рот, но Гермиона предупреждающе сжимает его руку и прикрывает глаза. Поттер фыркает, но молчит. У двери останавливает и бросает извиняющийся взгляд подруге. Грейнджер дергает уголками губ в попытке улыбнуться.***
- Я был бы благодарен, если бы в дальнейшем, мисс Грейнджер, Вы были несколько осторожнее с путешествиями на метле. Выпускной класс, а ситуация детская. - Простите. Снейп смотрит искоса, быстро, несколько даже воровато. Откупоривает последнюю бутылочку и подходит. - Вам нужно снять юбку. - Что? Осознание в пульсирующей от боли голове напалмом выжигает изнутри. Нет. НЕТ. Мерлин, нет! - Юбку, мисс Грейнджер. Иначе как Вы предлагаете мне нанести зелье? На ткань? Если так, то у меня для Вас плохие новости! Кажется, вы ударились еще и головой. Может, не заметит? Может, не обратит внимания? Глупость. Глупость какая. Вспоротый бок – она и сама заживить может. Переломанные ребра – мелочь, он уже их залечил. Рука заживет. К черту. К черту этот бок. - Но я… Северус закатывает глаза и так смотрит на нее, что Гермиона безропотно позволяет стащить юбку. Профессор отворачивает, тянет руку за зельем и равнодушно, с долью усталости осматривает рану. Сжимает в руках флакон, что-то прикидывает в уме… а затем замечает периферическим зрением. Гермиона видит, как на одно мгновение его рука замирает и в глазах мелькает что-то странное, похожее на удивление, но более… глубокое? «Сейчас скажет» Грейнджер уже думает отвечать, уже придумывает ответы, готовится к худшему, но… но ничего. Ничего не следует. Не следует вопросов. Осуждения. Разочарования. Ничего. Профессор Снейп ловко обрабатывает рану, делает повязку и ставит флакон на стол. - Скажите мадам Помфри, что я отобрал нужные зелья для Вас. Надеюсь, хотя бы с этим она разберется. Рану больше обрабатывать потребности нет. Сами справитесь. Где-то в другом углу слышится недовольное фырканье целительницы. Гермиона пытается прочитать на его лице хотя бы что-то. У Гермионы ничего не получается.***
- Профессор Снейп… - она подходит сзади, когда занятие заканчивается, все разошлись, а он стоит к ней спиной и собирает травы со стола. – Профессор… Он вздрагивает. Спина его выпрямляется – натянутая струна. Он молчит. Она тоже. Смотрит ему в спину и совсем не знает, что же нужно говорить в такой ситуации. «Может, вы заметили шрамы на моих бедрах? Это я на нож села. Несколько раз. Несколько десятков раз?» «Упала на осколки…» Мерлин, да что угодно. Гнилой голосок внутри предлагает сказать, что она пыталась удовлетворить себя бутылкой, но та треснула и осколки разрезали внутренние поверхности бедер. Убожество. - Вы что-то хотели, мисс Грейнджер? – голос сухой, безразличный. Но она не верит. Она не верит ни себе, ни ему. Она играет, паршиво, но все вокруг верят – хотят верить. Он более искусен, но также изломан. Ее шрамы снаружи, его - глубоко внутри. И именно в этот момент плотина трескается. - Война ломает, профессор. Каждого из нас. Мы чувствуем привкус пепла на губах даже тогда, когда она закончилась – это изнутри выгорает наша жизнь. Мы сражались за честь, за добро, за свои мечты – но чего они стоят тогда, когда наши руки испачканы кровью? Я видела изломанные, израненные, мертвые тела близких мне людей. Видела, как Джордж Уизли смеется, радуется победе, а наутро мы находим его вздернутым в петле. Потому что смеяться – это тоже больно. И держать на руках изувеченное тело близкого человека – это конец, профессор. Вы ведь понимаете меня, правда? Она бьет в самую цель, она знает, куда нужно пустить свою стрелу. Лили. Лили не его руках – мертвая, поникшая Лили. - Вам не следовало здесь оставаться. - Я знаю. - И мне совсем неинтересно, что же произошло в Вашей жизни. - Несомненно. - Чего Вы хотите от меня?! – он поворачивается, резко, зло, яростно. Она оказывается совсем рядом, в шаге от него. Закрывает глаза и пожимает плечами. Внутри – пустота. Выжженное поле. Горечь на губах. - Поцелуйте меня. Она улыбается. Натянуто и фальшиво. Открывает глаза и смотрит на него. Взгляды пересекаются. Профессор хмыкает и притягивает ученицу за талию. Они ничего не чувствуют. Страсти, безумия, любви. Ничего. Но на секунду становится легче и боль теряется, затихает, прячется. Сворачивается клубком и не выпускает привычные острые когти. На секунду. Это ведь так много, правда?***
Она приходит к нему уже месяц, он открывает дверь и впускает к себе в комнату. Они ничего друг другу не говорят и не обещают. Но впервые – на губах только привкус чужих губ. Не пепел и не кровь. Это опьяняет. Она не верит ему. Он – не верит ей. Они смотрят. Смотрят. И видят друг в друге себя.