***
— Ты, я вижу, спать собираешься? — Куруфин вошел в комнату Келегорма и тщательно прикрыл за собой дверь, предварительно убедившись в отсутствии кого-нибудь поблизости. — Мог бы постучать. Может, я тут не один, — стаскивая сапог, ответствовал брат. — Тем более стучать незачем. Иначе как я узнаю, с кем и чем ты тут занимаешься. — Играю в кантастариэ*, а твое вторжение сбило меня с мысли, когда я обдумывал гениальный ход. — А стук в дверь полету твоей мысли способствовал бы? Кстати, что-то я не вижу здесь кантастариэ. — Я играю в уме. — Ума не вижу тоже. Келегорм по традиции запустил в брата сапогом — знал, что все равно не попадет, как бы ни старался. Не попал и в этот раз. Куруфин сапог поймал и кинул его обратно, просто так, в руки: — Выразительно, ничего не скажешь. — Я растратил запас своего красноречия на месяц вперед. — Я тоже. Почти. И чего мы добились нашим выступлением? Финдарато все равно отправился в идиотский поход за сильмариллом. — Зато никто не обвинит нас в том, что мы не старались изо всех сил этому помешать. Куруфин присел на краешек кресла и привычно закинул левую щиколотку на правое колено: — Нас обвинят все равно. Что бы ни случилось. — Я уже привык, что главные злодеи мы, а не какой-то там Моргот Бауглир. — Так не пора ли уже начать оправдывать репутацию? Руки у нас теперь развязаны. Келегорм сладко зевнул, посмотрел на снятый сапог и стал натягивать его обратно. Злорадная улыбка вдруг появилась на его красиво очерченных губах. — Так прямо сейчас и начнем. Артаресто рано радуется.***
Шел седьмой день путешествия. Отряд по-прежнему держал путь вдоль левого берега Нарога. Вчера они миновали устье впадавшего справа шумного Гинглита. Отсюда начинались земли, принадлежавшие Нарготронду лишь формально, да и то не всегда, а чуть дальше становившиеся и вовсе ничьими. Эльфы Нарготронда редко заходили в эти края, смертные не селились здесь отродясь, и даже слугам Моргота тут было совершенно нечего делать. Финрод выбрал такой мудреный маршрут, чтобы как можно дольше сохранять в тайне этот поход. Один мудреный маршрут уже завел однажды в Топи Сереха, но при всей своей несомненной и прославленной мудрости король Фелагунд порой забывал извлекать уроки из прошлого. — А где Фассо, Лотсо и Унимбо? — тревожно спросил он, окинув взглядом свой немногочисленный отряд, остановившийся на полянке для отдыха и обеда. — Кто их видел? И когда? Эльфы заоглядывались, внимательно всматриваясь в лица друг друга — а вдруг вот этот вот и есть не рассмотренный королем. — Утром они точно вышли вместе со всеми, — уверенно сказал Оролоссэ. — Я это очень хорошо помню. — Я их и позже помню, — откликнулся Ванимо. — Они чуть приотстали все втроем, и Лотсо что-то втолковывал двум другим. — Сбежали, — сказал Берен презрительно и плюнул в костер, который уже успел развести сноровистый Лауро. — Как пить дать сбежали. Струсили и повернули обратно. — Не нужно никого ни в чем обвинять, — умиротворяющим голосом остановил адана Финрод. — Здесь только те, кто решил идти добровольно, я никого не связывал никакими обещаниями и приказами, поэтому каждый волен поступать, как считает нужным. Меня огорчает только то, что они ушли тайно, не сказавшись, как будто мы их недруги… — Я же говорю, трусы, — и Берен снова примерился плюнуть в костер. — Прекрати! — возмутился Лауро. — Что за орочьи манеры! — Мы в лесу жили, нас валар не воспитывали, — ответствовал Берен, но от костра отошел. А наутро не досчитались Оролоссэ. Одеяло и все вещи были на месте, а самого его след простыл. Лауро повернулся к Берену: — Теперь ты уже не сможешь сказать, что он удрал. Куда он пошел бы без вещей? — Почему это не смогу? Как будто ходить только с вещами можно. Чтобы ходить, ноги нужны, а не вещи. Ноги же не остались. Лауро посмотрел на смертного так, словно пытался понять, шутит тот или в самом деле верит в то, что говорит. Ничего определенного по лицу Берена сказать было невозможно. — Он вставал ночью? — допрашивал тем временем Финрод караульного Виньяро. — Отходил куда-нибудь? — Да почти все по ночам встают! Ноги, видимо, мерзнут, вот и встают, — оправдывался Виньяро. — Моя задача чужих высматривать, а не своих караулить. — И ты ничего не слышал?! — Ничего, что было бы громче храпа смертного. Не в моей власти слышать то, что он заглушает. — Не улетел же Оролоссэ отсюда на крыльях, — сказал Эдрахиль. — Надо искать следы. Может быть, они подскажут нам, что произошло. Так и поступили. Но мало что удалось разглядеть. Отыскавшиеся следы свидетельствовали о какой-то непонятной возне, и потревоженная лесная подстилка показывала, что кто-то или что-то удалялось прочь. Они прошли чуть дальше, и на клочке свободной от листьев земли обнаружился смазанный отпечаток лапы, должно быть, волчьей. Судя по размеру, зверь был огромный. — Не имеет смысла идти дальше, — очень грустно сказал Финрод. — То есть как не имеет?! — возмутился Берен. — Как же я без сильмарилла?! Ты же обещал! — Не имеет смысла идти дальше по этому следу, — пояснил Финрод еще печальнее. Берен вздохнул с облегчением: — А, ну это другое дело. Так бы сразу и сказал. А почему? — Потому что если Оролоссэ не кричал и не звал на помощь, значит, был уже мертв, — вместо Финрода ответил ему Виньяро. — А, ну да. Потому что волк не мог зажать ему рот, — сказал Берен, радуясь собственной сообразительности. Все поплелись обратно в мрачном настроении. Собирали и укладывали вещи, не смотря по сторонам, чтобы даже случайно не встречаться взглядами. И вот, когда все уже было почти готово, и оставалось только забросить за спины вещевые мешки, Ломэ вдруг сказал: — А это что? На пустом уже теперь месте их ночевки как ни в чем не бывало лежали несобранными чьи-то пожитки. — Вещи Оролоссэ я сам укладывал, — тут же сказал Арассэ, опережая возможные вопросы. Они смотрели друг на друга, мысленно пересчитываясь. Не хватало Лауро. — Лауро! — громко позвал Эдрахиль на всякий случай. Лес ответил ему шелестом опадающей листвы. — Он же был еще утром! — воскликнул Берен. — Со мной разговаривал. Безобразие какое-то, а не лес! Средь бела дня люди пропадают! То есть эльфы. По всей видимости, Лауро исчез, когда они ходили на поиски следов. Сейчас следов не нашлось. Наверное, отряд затоптал их, когда собирался. — Но почему мы ничего не слышали?! — недоуменно спросил Арассэ, укладывая теперь еще один комплект лишних вещей. — Даже если нападение было таким внезапным, что Лауро и крикнуть не успел, то не могло же обойтись вовсе без шума. — Почему, почему… — пыхтя, ответил Берен, карабкаясь на большой старый дуб. — Галдели потому что все как сороки! Давай мешок… За этим гвалтом не то что чей-то вскрик, отряд с барабаном мимо прошел бы незамеченным. Тащить все имущество пропавших с собой отряд не мог, поэтому забрали только еду, а мешок с остальными пожитками привязали в ветвях. Нельзя же было бросать вещи просто так. Вечером Финрод объявил, чтобы никто больше не отходил от места ночлега до самого утра. Трудно сказать, насколько точно исполнялся этот приказ, ибо утром обнаружилось, что пропал караульный Ванимо. Снова в сторону уводили чьи-то следы, похожие на волчьи. — За два дня пропали шестеро, — сказал Эдрахиль. — Не доказано! — тут же перебил Берен. Он чувствовал себя более нервно, чем все остальные: вот сейчас как сообразят, что попали в переплет из-за него, и… конечно, не убьют — его даже злыдни Феаноринги грохнуть не осмелились — но поколотить могут. — Трое, может, сами ушли. И другие трое, может, тоже сами. — Сами волку в пасть залезли? — А ты прям видел, в пасть они залезли или еще куда! Ушли сами! Фассо, Лотсо и Унимбо их надоумили, они и подумали: «а мы что, рыжие?». И тоже ушли. А вещи оставили для отвода глаз. Послушали, как мы Фассо, Лотсо и Унимбо трусами называем, — трусами их называл только сам же Берен, но для своей теории он счел это несущественным, — ну и чтоб их не заподозрили. — И пошли домой без еды, остальных вещей и оружия? — А что такого? Я вот аж в Дориат без еды и вещей прошел, а эльфы и подавно без всего обойдутся. И у Лауро и Ванимо оружие точно было, — добавил Берен, — А волчьи следы натоптали тоже они? — поинтересовался Виньяро. — Дались вам эти следы! Может, волк тут просто так бегал. Мы даже следов крови не находили, а волк — он с зубами. Вокруг явно происходила какая-то необъяснимая чертовщина. — Не будем расходиться, — сказал Финрод. — Станем держаться тесной группой, чтобы все время видеть друг друга. Но есть обстоятельства, когда видеть друг друга не дозволяют приличия. И после дневного привала, когда эльфам все-таки пришлось разойтись в разные стороны, к месту сбора не вернулся Виньяро. — А все из-за того, что вы, эльфы, деликатничаете, — ворчал Берен. — Стали бы кружком вокруг костра. И не пропадет никто, и воды лишней, чтобы костер тушить, не нужно. — Мы так поступать не будем, — стараясь скрыть брезгливую гримасу, сказал Финрод. — Но и далеко отходить друг от друга тоже. И перекликаться все время. Вечером оставшиеся пятеро едва удержались от того, чтобы попрощаться на сон грядущий. На караульного все смотрели с особенным чувством, так что Арассэ ощущал себя героем-смертником. Стоило утром Финроду открыть глаза, он, приподнявшись на локте, первым делом пересчитал присутствующих. Но к его удивлению, все оказалось в полном порядке. Вся пятерка была в наличии, и с Арассэ ничего не случилось. Финрод совсем уж было собрался выдохнуть с облегчением, как вдруг внезапная мысль прямо-таки подбросила его на походном его лежбище: если перед ним все пятеро, то где же тогда он сам?! Финрод вскочил, дико озираясь. От этого тут же всполошился и Арассэ. — Арассэ! — воззвал Финрод страшным шепотом, чтобы не разбудить остальных. — Скольких ты видишь? Арассэ посмотрел на него как на сумасшедшего, окинул взглядом крохотный лагерь и тоже шепотом сказал, как о чем-то само собой разумеющемся: — С тобой пятерых. А у тебя выходит как-то по-другому? Финрод слегка успокоился. Арассэ видел то же, что и он. Но все равно здесь было что-то не так. — Но ведь пятеро было вчера вечером. — Ну да, и сейчас столь… — Арассэ запнулся и тоже вскочил. Кто-то заворочался, просыпаясь от этой возни и разговоров. Ошарашенные Финрод и Арассэ уставились на уютную вмятину между корней ближайшего бука. Там, завернутый в одеяло, лежал Оролоссэ. У Финрода мелькнула совершенно безумная мысль, что за ночь им подкинули труп. Но мысль эта так же быстро и улетучилась: Оролоссэ мирно посапывал. Теперь уже пробудились почти все. Не менее других обалдевший Ломэ подошел и осторожно тронул Оролоссэ за плечо. Тот повернулся, просыпаясь, и Финрод уже был готов увидеть вместо знакомого лица орочью харю. Но ничего такого не случилось. По-прежнему лежа в своем одеяле, Оролоссэ снизу вверх обшарил полным недоумения взглядом столпившихся вокруг него пятерых, провел рукой по физиономии, словно убеждаясь, что с ней все в порядке, и вопросил: — И что вы все смотрите на меня, как на зеленую собаку? Наконец Финрод обрел дар речи: — Откуда ты взялся, Оролоссэ?! — У мамы из живота, — ответил тот, как всегда, с язвинкой. — Ну знаешь, как это бывает с птичками и пчелками… — Нет! — перебил его Финрод. — Тебе до сих пор об этом не рассказывали? — удивился Арассэ. — Быть того не может. — Мне тоже не рассказывали, — сказал Берен, которому все это было ужасно интересно. — Так что там с ними, с этими птичками? — Ну… они влюбляются и женятся, а потом… я только не помню, при чем там пчелки… — Я не об этом! — воскликнул окончательно сбитый с толку Финрод. — Откуда ты взялся здесь?! — Пришел вместе с вами из Нарготронда, — ответил Оролоссэ. — С тобой все в порядке, Финрод? Ты как-то странно выглядишь. Тут уж не выдержал и вмешался Эдрахиль: — Ты пропал две ночи назад! Мы думали, что тебя утащил волк. — А может, у меня выросли хвост и крылья, и я улетел в лес?! — вспылил Оролоссэ и сел. — Хватит меня разыгрывать! Шутники нашлись! Никуда я не пропадал, я шел с вами всю дорогу. Две ночи назад пропал Лауро, потом Ванимо, а вчера днем Виньяро. И Фассо, Лотсо и Унимбо куда-то делись еще раньше. Арассэ и Ломэ молча смотрели на это коллективное помешательство. — А что ты ел все это время? — не отступал Эдрахиль. — Еду ел! Через рот в желудок. — Но мы забрали твою еду позавчера утром. — Не морочьте мне голову, я еще в своем уме, — отрезал Оролоссэ и вдруг замолчал. — Хотя с вас станется… — и он полез в свой мешок. Эдрахиль не снимал ладони с рукояти кинжала, в любой момент готовый ко всему. — Да все на месте, — сказал Оролоссэ, вытаскивая три аккуратно упакованных пачки лембас. — Даже разыграть толком не можете. Вот в самом деле сперли бы еду — то-то бы я сейчас повертелся. — Призрак! — выдохнул Берен, побелев лицом от ужаса. — Я знаю, Саурон делает их, чтобы заманивать! И Берен торопливо начал рассказывать историю Горлима Несчастного, поведанную во время оно призраком самого Горлима. История произвела впечатление на всех, кроме Финрода, который уже ее слышал, и Оролоссэ. — Ну и куда я вас заманиваю, интересно мне знать? — полюбопытствовал он. — На погибель, — уверенно ответил Берен. — Если кто-то здесь и заманивает на погибель, то только ты. Берен вздохнул: — А что делать, если надо? Оролоссэ выбрался из своего одеяла и с удовольствием потянулся. Вопреки ожиданиям, у него не оказалось хвоста, копыт или еще каких-нибудь излишеств или недостач. Это был совершенно тот же самый Оролоссэ. Все отправились к реке умываться, но Ломэ, в котором рассказ о Горлиме нашел самый живейший отклик, был не в силах унять недоверие. — Докажи, что ты не морок Саурона. — Еще чего! — бросил Оролоссэ через плечо. — В Нарготронде презумпцию невиновности уже отменили? Сами и доказывайте наоборот. — А как мы это докажем? — А я как должен доказывать? — Ну, например, сказать что-нибудь такое, что знаешь только ты. Оролоссэ обернулся. — Могу сказать, что ты болван, но это знают все, — еще раз взглянув на выражения пяти лиц, он добавил: — Ну ладно. Давай скажу, что ты говорил насчет всего этого похода, нашего дорогого Финдарато и его протеже. Этого, кроме нас двоих, никто не знает. — Не надо! — тут же воскликнул Ломэ. — Вот то-то же. И отстаньте от меня. Должно быть, это неожиданное явление изрядно сбило всех с панталыку, потому что после завтрака Арассэ в одиночку пошел к реке сполоснуть котелок и принести воды. — На по… — донесся до лагеря оборвавшийся на полуслове крик и громкий плеск. — Держаться вместе! — успел скомандовать Эдрахиль, прежде чем все кинулись на зов. Но застали они только расходящиеся по воде круги. Одинокий котелок стоял на берегу. — Это уже не волк, — сказал Ломэ. Искать следов, судя по всему, было бесполезно. В отряде снова оставалось пятеро. — Да мы так кончимся раньше, чем до Ангбанда дойдем! — вслух размышлял Берен, неся с собой хозяйственно прихваченный котелок. — Может, хоть еще кого-нибудь вернут? — Что значит «еще»?! — рассердился Оролоссэ. — Никто меня не возвращал. Пошутили и хватит! И кстати, почему пропадают только эльфы, а тебя не трогают? — А что тут странного? Вас-то много, а я-то один. Снова нужно было сворачивать лагерь. — Действительно, пошутили и хватит, — сказал Финрод. — Играешь ты безупречно, но ответь уже честно, где ты был эти два дня. Оролоссэ в сердцах наподдал ногой многострадальный котелок. — Волк меня съел, а потом выплюнул! Еще одно слово на эту тему, и я пойду обратно. Берен слегка выругался, поднял котелок и снова отправился к реке. Один. Почему-то никто не вспомнил, насколько это опасно. Впрочем, вернулся Берен как ни в чем не бывало, разбросал угли, залил кострище и принялся старательно укладывать обратно снятый вечером дерн. Покончив с этим, он с видом заговорщика поманил Финрода пальцем в сторону. — А правду говорят, что ты, король Фелагунд, не в обиду тебе будь сказано, временами приколдовываешь? Финрод смутился. — Иногда. Но не так, как Саурон. — Он же майа, — утешил его Берен. — Конечно, у него лучше получается. — Я не о том, — смутился Финрод еще больше, потому что хвалить себя ему было неловко. — Он делает это во зло, а я наоборот. — Ну, это само собой. Так, может, ты его колдовством как-нибудь разъяснишь? А то безобразие ведь! Финрод задумался. Делал это он долго и тщательно, так долго, что все уже успели собраться и еще вещмешок самого Финрода уложить. В итоге возражений не нашлось: даже колдовские песни совершенно необязательно орать на всю округу. В вечерней тишине, конечно, пение будет слышно дальше, чем разговоры, но раз исчезло уже больше половины отряда, их поход давно перестал быть тайной. Пусть слушают, если хотят. — Сегодня вечером я попробую, — сказал наконец Финрод. — Если до тех пор ничего не случится. — А я, если что, подпою. Ты мне только скажи, что. До вечера не случилось ничего. Лес вокруг был таким, каким и должен был быть в начале золотой осени. На прогалинах, которыми порой случалось идти, над головой открывалось ясное небо, казавшееся особенно синим в обрамлении древесных крон. Зеленели дубы, не сдававшиеся смене времен года до последнего, и редкие сосны, которые не сдавались ей вообще никогда. Из соломенной желтизны под березами высовывались красные в белых точках мухоморы. Вечерний лагерь они разбили среди купы старых буков. Ужин был закончен, костер почти прогорел, а ложиться спать еще не хотелось. Вернее, не хотелось эльфам — Берен с удовольствием завалился бы и уже видел бы десятый сон, ибо, бывши смертным, уставал гораздо сильнее. Все сидели в сторонке от кострища, но разговор не клеился, да и не мог. И вот тогда Финрод, глядя на почти угасшее пламя, завел тихий напев… …Из-под черных угольев мерцали багровые сполохи. Поднимался ветер. Его шум в кронах казался как шум волн, бесконечными рядами набегающих на длинные западные берега. Волны несли на себе белые корабли. Корабли ложились на жемчужный песок, и дальнее пламя озаряло высь до самых вздыбленных льдов, смешиваясь там с холодным сиянием неба. Тьма отступала, распадалось ее черное колдовство, возвращая миру прежний, юный и прекрасный облик… …Внезапно в песню вплелся одинокий волчий вой. Не совсем рядом, но все же близко. Все замерли, и даже Финрод замолчал. — Это не волк, — сказал Эдрахиль, как только вой стих. — Очень похож, но не волк. Как будто кто-то притворяется волком. — Оборотень, истинно говорю вам! — зашептал Берен. — Может даже, сам Саурон. Про него говорят, что он иной раз и сам оборачивается вервольфом, самым огромным и страшным, какие только бывают. Может, это как раз он и есть. От такого кровь не то что в жилах стынет, а в обратную сторону течет. Но волк или оборотень, Саурон или нет, невидимое создание замолчало и больше никак себя не обнаруживало. И, насколько можно было разглядеть в почти полной темноте, Оролоссэ оставался таким же, как был. Караулить решили по двое, и, отстояв свою вахту, Финрод все равно просыпался от малейшего шороха, но по опавшим листьям вроде бы не шуршал никто крупнее лесной мыши. А утром Оролоссэ не оказалось. Вместе с ним исчезли Эдрахиль и Ломэ. Финрод и Берен остались в лагере одни в компании трех лишних комплектов вещей. — Вот оно когда подействовало-то! — сказал Берен, глядя на это запустение. — Точно призрак это был. Ушел и двоих с собой забрал. Финрод молчал. Он надеялся, что накануне ничего не перепутал и не развеял ненароком своих сотоварищей. Хотя он не думал, что обладает такими возможностями, но в этих делах порой бывает всякое. А может, они развеялись оттого, что давно уже были призраками все трое. Следов вокруг на этот раз было натоптано столько, что чтение их составило бы повесть и еще пару рассказов, но изучать их Финрод и Берен не стали — они уже поняли, что это ничего не даст. И вообще теперь незачем было гадать и некуда торопиться. Предвидение охватило Финрода, он ощущал, что все решится и раскроется следующей ночью. Надо было всего лишь немного подождать. День миновал как-то сам собой. Пора было думать о ночлеге, но, как назло, не попадалось ни одного укромного уголка. Ни обрывистого речного бережка, ни лощинки, ни зарослей — ничего, что могло бы немного обезопасить их хотя бы с одной стороны. Лес был густой, но тонкоствольный. Наконец они приглядели дубок потолще и, за неимением лучшего, приткнулись около него. Нарубили веток и на скорую руку соорудили что-то вроде двух плетней, которыми заделали просветы между ближайших стволов. — Волк, конечно, перепрыгнет, — сказал Берен, посмотрев на плоды их трудов, — но от человека прикроет. Их костерок погас сразу после ужина. Не могло быть и речи о том, чтобы ложиться спать. Они только достали одеяла и под слабым своим укрытием сели ждать неизбежного. Лесные сумерки сгустились в тревожный полумрак, скоро должно было стемнеть совсем. Где-то наверху порывами налетал ветер. Наверное, к утру стоило ждать дождя. Хотя они вряд ли это увидят. Как быстро все закончилось! Конечно, Финрод с самого начала этого безумного похода был готов к поражению, но он никак не предполагал, что оно наступит раньше, чем они столкнутся с врагом. — Вот и все, — сказал он. — Ты хотел выполнить свою клятву, я пытался выполнить свою. — Ты уж извини, если что, — откликнулся Берен. — Я ведь это не со зла. — Да, я понимаю. — И два этих злыдня хоть на меня и зыркали… Как будто я себе этот их сильмарилл хочу! Что на меня-то? Я тут при чем? Пусть на Тингола зыркают, он все это заварил. Так и они, если разобраться, тоже не совсем со зла. У них тоже клятва, куда денешься. Это Финрод тоже понимал. — Но все-таки нехорошие они люди. То есть эльфы. Один-то еще ничего, а второй истинный змей подколодный, — размышлял вслух Берен, под вторым разумея Куруфина. — Видел я, как он улыбался. Помяни мое слово, отберут они у Ородрета корону, как пить дать. Может, для того всех и отговорили, чтобы мы где-нибудь сгинули, а город бы им достался. Что-то стукнуло Берена по макушке, не сильно, но неожиданно. Берен ойкнул. Финрод поймал отскочивший предмет. — Желудь, — сказал он. — Упал с дуба. Берен потер макушку. Этот желудь казался ему подозрительным. Впрочем, подозрительным сейчас было все. — Вряд ли я смогу помянуть твои слова, — продолжил Финрод. — Мы никогда не увидим, что будет дальше в Нарготронде. — Похоже на то, — Берену сделалось так печально, что хоть плачь. — Пропадем тут неведомо где, никто и не узнает, что с нами сталось. Будет моя Лютиэн меня ждать — а я и не приду, — Берен шмыгнул носом. — И знать не будет ни где я голову сложил, ни что ее до последнего вспоминал. Финрод углубился в собственные горестные думы. Его в этом смысле ждать было некому. Амариэ осталась в Валиноре и прекрасно знала, что обратная дорога для Финрода закрыта. Но у него был Нарготронд, его любимое детище. Слова Берена посеяли сомнения. До сих пор Финрод ни в чем не подозревал своих двоюродных братьев — несмотря на внушительную дружину, они всегда были к нему приязненны и до последнего случая шли навстречу в каждой мелочи. Но теперь… может быть, со стороны адану действительно виднее, и он заметил то, что до сих пор ускользало от самого Финрода? Прямо перед ними в темноте вспыхнули два белых огонька. Послышалось низкое угрожающее рычание. Они повскакали на ноги. В то же мгновение сзади затрещали ветки, чья-то тень метнулась вперед, расшвыряла обоих. Берен упал ничком, по его филейной части самым неуважительным образом прошлась чья-то лапа. Другая впечаталась в землю прямо перед его носом. В паре шагов от себя Берен слышал полузадушенный протестующий вопль и отчаянную возню. Он приподнял голову, рычание снова раздалось едва ли не в ухо. Подброшенный какой-то неведомой силой, Берен вскочил, и та же неведомая сила взмела его вверх по древесному стволу, тому самому, почти спиной к которому они сидели считанные минуты назад. Тарарам внизу затих, удаляясь. Воцарилось безмолвие, еще более подозрительное. Темно было, хоть глаз выколи. «Финрод!» — осторожным шепотом воззвал он с воздусей. Ответом ему была тишина. Берен собирался просидеть на дереве до утра, но намереваться оказалось легче, чем сделать. На дереве было ужасно неудобно и еще сильнее холодно — плащ и одеяло остались внизу. Очень скоро у Берена и зуб на зуб не попадал, и он со всей наглядностью понял, что обещания, даже данные самому себе, далеко не всегда стоит выполнять. И Берен начал спускаться. Но это было не так-то просто. Он уже повис на руках, но так и не мог нащупать никакой опоры. Сколько хватало ног, простирался сплошной ствол без единой развилки или ветки. И как ему удалось залезть по такому?! Он бы спрыгнул, но совершенно не представлял, далеко ли до земли. Надо было сначала бросить что-нибудь вниз, чтобы догадаться по звуку — жаль, поздно сообразил. Руки уже устали до невозможности. Ничего не оставалось, кроме как с горем пополам обхватить дерево по-обезьяньи и сползать вниз, обдирая ладони и одежду. Оказавшись наконец на тверди земной, Берен прислушался, но ничего нового не услышал. Он еще раз окликнул Финрода и снова впустую. По-прежнему ничего не видя, он попробовал искать на ощупь — ему нужны были Финрод и одеяло. Одеяло он нашел, и даже два, а Финрода нет. Потом впотьмах он влез рукой в еще горячую золу их вечернего костерка, зашипел и поиски прекратил. Одному Эру ведомо, что еще могло валяться здесь после этого побоища. Берен вернулся обратно к дубовому стволу, закутался в оба одеяла и решил ждать рассвета. «Нате жрите, кому надо», — мрачно подумал он, глядя в темноту. Но глядеть на нее было совершенно неинтересно, и Берен закрыл глаза — разницы ведь все равно никакой… Его разбудил настойчивый шорох и сопение совсем рядом. Спросонья душа кинулась в пятки, но тревога была напрасной: в лесной подстилке шебуршал большой еж. Еж неодобрительно фыркнул, тявкнул и удалился по своим ежиным делам. Берен протер глаза. Рассвет понемногу проникал под полог леса. На месте становища все было вверх дном. Нагло-недвусмысленные следы уводили прочь, но идти по ним не стоило: ясно было, что Финроду уже не помочь никак. Берен пригорюнился. Ему было жаль короля Нарготронда — очень приличный был эльф, не то что некоторые. Потом Берен задумался о собственном положении и о том, как быть дальше. Кольцо Барахира сделалось совершенно бесполезным, ведь Финрод пропал неведомо куда, и спрашивать больше было не с кого. Вернуться в Дориат без сильмарилла было бы позором. Это, конечно, можно было бы пережить, глаза не выест, но Лютиэн ведь все равно бы не отдали. А идти куда-нибудь еще не имело никакого смысла — там не было ни Лютиэн, ни сильмарилла. Берен вздохнул, выбрал из вещей Финрода все, что могло бы пригодиться, взвалил вещмешок за спину и пошел на север, в сторону Ангбанда. Еще пару дней он надеялся, что вдруг кого-нибудь да вернут назад, но, должно быть, места с чертовщиной остались позади. Берен продолжал свое путешествие один-одинешенек.***
Сильный толчок в спину сбил Финрода с ног. Кто-то придавил его к земле. Финрод попробовал вывернуться, но безуспешно. Чья-то рука запихала ему в рот какую-то вязкую массу. Финрод попытался выплюнуть ее, но не смог — масса приклеилась к зубам так, что даже челюсти разлепить не получалось. «Смола», — мелькнуло судорожное предположение. Головой вперед его сунули в какой-то мешок и куда-то поволокли. Финрод отчаянно брыкался, но держали его крепко. Проклятая масса во рту оказалась сливочной тянучкой — вкус ее ощущался теперь совершенно отчетливо. Выплюнуть ее не получалось, но можно было съесть. Через несколько минут его привязали к двум жердям и дальше несли как на носилках. Сопротивляться Финрод уже не мог, так что ему оставалось только дивиться небывалой мягкости Вражьих слуг — тянучка была объеденье. Финрод вообще любил сладкое. Лишь несколько минут спустя он одернул себя и задался вопросом: куда это его несут? Носильщики двигались резво и уверенно, не задерживаясь, выбирая направление, не натыкаясь на кусты и деревья — видимо, дорога была им отлично знакома. Судя по легким толчкам, они пару раз сменились на ходу — очевидно, чтобы не терять скорости. Через не слишком продолжительное время Финрода вместе с жердями положили наземь, сняли мешок с головы. Вокруг, как прежде, была темнота. Чей-то длинный язык основательно лизнул его лицо, в щеку ткнулся мокрый нос, ухо обдало горячим дыханием. «Примеривается», — Финрод протестующе замотал головой, наконец проглотил остатки тянучки и закричал: «Уйди от меня, скотина!» Вспыхнул, разгораясь, костер; и, повернувшись к свету, Финрод испытал второе за сегодняшний вечер неимоверное изумление. Первым была тянучка, а теперь вместо отвратительной орочьей рожи трепещущее оранжевое пламя выхватывало из темноты несколько взлохмаченные светлые волосы и строгие черты третьего Феаноринга. — Это был ты?! — А ты кого ожидал увидеть? — Орка. — Думаешь, наоборот было бы лучше? — спросил Келегорм, и в его облике обозначилось что-то хищное, волчье. Как Финрод не замечал этого раньше?! — И не «ты», а «вы», — добавил еще один знакомый голос. Конечно, второй обязан был быть где-то рядом. Когда они что-нибудь делали порознь? Приподняв голову, Финрод обнаружил, что лежит посреди довольно большого лагеря. Поодаль кто-то ходил, горело еще несколько костров. Впрочем, об этом можно было догадаться и так — не могли же братья провернуть все эти штуки вдвоем. — Всех остальных тоже вы? Келегорм только чуть развел руками — мол, а кто же еще. — И где они теперь? — Кто где, — задумчиво сказал Куруфин. Ужасные подозрения Финрода теперь переросли в уверенность. Одно то, что он до сих пор был связан, свидетельствовало о недобрых намерениях братьев. Звать на помощь было бесполезно — дружинники Феанорингов были верны своим лордам и не предали бы их ни в каком случае. — Вы просто негодяи. Изверги! — воскликнул он. — Ничуть, — сказал Куруфин. — Сейчас мы даже капли ничьей крови не пролили. Финрод вспомнил круги на воде после пропажи Арассэ и чуть не задохнулся от такого цинизма. Келегорм поднес к его губам фляжку: — Пить хочешь? Первым побуждением Финрода было послать кузена с его заботливостью к Моринготто. Но второе побуждение удержало от этого: после такой порции сладкого пить действительно хотелось очень сильно. Утолив жажду, Финрод попробовал говорить бесстрастно: — А как пропали трое самых первых? — С ними вышло проще некуда. У Лотсо, видишь ли, тот день был днем зачатия. Лотсо прихватил с собой фляжку, чтобы отметить с друзьями. Так сказать, порадоваться напоследок. Вот и приотстали, чтобы порадоваться. — Порадоваться хоть успели? — Вполне. Мы же не орки, чтобы лишать сородичей невинных удовольствий. Куруфин в самом деле чем-то напоминал змея. — А зачем вы вернули Оролоссэ? — Чтобы до нервных срывов вас не доводить. Живой и здоровый ты гораздо приятнее. По крайней мере, для нас. — А как вы объясните свое отсутствие в Нарготронде? — Сказали, что уехали охотиться на волков. Несколько волчьих шкур при себе у нас действительно найдется. У них в самом деле был ответ на все. Они все продумали. Финрод отчаялся окончательно. — Неужели все это только из-за вашего сильмарилла?! — Наконец-то и до тебя дошло, что он все-таки наш, — заметил Келегорм. — Жаль только, что так поздно. — Но я клялся! — Клятвы — зло, — строго сказал Куруфин. Финрод едва не онемел. — Такой наглости даже Моринготто позавидует! — выдохнул он в ярости. — Нет бы посочувствовать. — А что ты нервничаешь? — пожал плечами Келегорм. — Твоя клятва при тебе. Ты сделал все, чтобы ее исполнить, и только непреодолимая сила помешала тебе. — Непреодолимая?! — воскликнул Финрод. — Преодолей, — доброжелательно предложил Келегорм. — Развяжите меня! — потребовал Финрод как мог решительно. Келегорм отозвался тут же: — Еще чего! Лови тебя потом. — Дня через три, может быть, — сказал Куруфин. — И что произойдет через эти три дня? — Через три дня мы будем слишком далеко, чтобы ты мог надеяться найти Берена. Тогда ты и сам не сбежишь. — Постойте… — сказал Финрод озадаченно. — Так Берен до сих пор жив?! — Не знаю, как сейчас, — меланхолично ответил Куруфин, — но по крайней мере, час назад был жив точно. Финрод снова содрогнулся. Келегорм добавил: — Он сидел на дереве, испугавшись Хуана. Конечно, может, упал оттуда и убился, но вряд ли. А ты думал что-то другое? — Думал-думал! — злорадно воскликнул Куруфин. — По лицу его вижу. Финрод внимательно посмотрел в глаза ему, потом Келегорму, потом сидящему возле хозяина Хуану… — Так все это время вы надо мной издевались?! — возопил он. Куруфин давился смехом молча. Келегорм не выдержал и расхохотался. — Нам пришлось бегать за тобой чуть ли не до самого Нуата. Должны же мы получить за это хоть какое-то удовольствие! — Но три дня все равно не развяжем, — добавил Куруфин, утирая слезы.