на раз, два, три.

Среди толпы первоклассников торчат две рыжеватых макушки. Солнце такое яркое, что Антон видит, как размываются очертания школьных ступеней. Всё плывёт, даже асфальт под ногами неровный, будто под ним кипит какая-то смола. Антон представляет, что она похожа на лаву, только чёрная. Воздух буквально неразрезаемый, плотный и раскалённый. Оставляет на оголённых ладошках мальчиков следы. Дышать трудно, особенно когда вокруг толпа таких же строго одетых детей и родителей. Лёша рядом, смотрит на свои ботинки и хмурится. Антону этого даже видеть не надо, чтобы понять — брат хочет уйти. Смятение проникает и в его голову, так что мальчик словно просыпается, когда с крыльца школы пожилая женщина в очках с ярко-красной оправой начинает голосить. — Дорогие первоклассники! Сегодня вы впервые войдёте в школьные стены! У неё чересчур загорелое лицо и смешной коричневый пиджак. На взгляд Антона. Это всё продолжается уже больше получаса. Родители закрывают своих детей от солнца всем, чем только могут. Какая-то мамочка даже завела ребёнка прямо под крышу школы. Наверное, ему было слишком жарко. Наблюдая за ними, Антон вспомнил их маму. Она ушла около двух месяцев назад. Мозг иногда убивает быстрее, чем всё остальное. И антидепрессанты иногда приносят больше вреда, чем пользы. Мальчик никак не запомнит название этой болезни. — Это такое нарушение. Внутри головы. — Как это? — Это когда сначала весело, а потом грустно. — Сразу? — Да, малыш. Биполярное расстройство. Эти два жутких слова всегда вылетали из головы. Антон больше не хочет об этом думать. Поднимает глаза на сияющее здание школы. Точнее школы-интерната. Стены высокие, грязно-розового цвета. Окна расползлись на все стены. Наверное, в классах много света. Здесь им оставаться теперь ближайшие годы. Сюда отправляют учиться не только сирот, потерявших всё, но и детишек богатых родителей. Антону кажется, что это здорово. Но как только какой-то мальчик подходит к братьям познакомиться, Лёша рывком хватает Тошу за руку и уводит. — Ты чего делаешь? — Антон удивлённо моргает, пытаясь найти глазами пропавшего из виду мальчишку. Запястье жжёт от цепких пальцев брата, и Тоша сердито вырывает руку из его ладошки. В ответ слышит только молчание, но к этому он уже привык. Брат всегда такой. Мама всегда говорила, что они очень разные. Тоша — улыбчивый и открытый. Мальчик, который нравится всем. Лёша — буквально противоположность. Тихий и скрытный. Ребёнок, который никому не расскажет своих секретов. Некоторых он не доверял и брату. Иногда и вовсе запирался в комнате один. Тоша из-за этого сильно плакал и приходил к маме. — Что случилось, малыш? Мама гладила по голове и заглядывала в полные слёз детские глаза. — Лёша опять закрылся. — всхлипы мешали мальчику произносить слова, глаза мгновенно опухали от влаги. — Ты стучался к нему? Тоша активно кивал и вытирал слёзы маленькими ладошками. Такие дни, когда Лёша становился другим, мальчик называл просто. Плохие. Лёша закрывался не только дверьми комнаты, он закрывался изнутри. Превращался в сгусток грусти и безразличия. Тогда Антону казалось, что брат хочет сбежать от него. Вот сейчас, дверь откроется, а комната пуста. Лёша ушёл. — Он больше не хочет с нами жить? Мам? Женщина улыбалась и обнимала сына. — Глупости, Тош. Твой брат просто... он другой, не такой, как остальные. — Он меня простит? Мама целовала его в лоб и мягко подталкивала в плечи. — Иди. Он уже простил. И почему-то она никогда не ошибалась. Когда Тоша возвращался, ожидая увидеть запертую тёмную дверь, он натыкался на распахнутую настежь, на такие же блестящие от слёз глаза братика, смотрящие из глубины комнаты. Лёша вставал с пола, подходил к брату и осторожно вёл за руку обратно, туда, где только что сидел, поджав колени к груди. Они лежали на полу часами. Со стороны могло показаться, что ничего не происходит. Но это было тем, без чего оба не могли обойтись. Смотря друг другу в глаза, они «восстанавливались». В этом молчании с самого детства звучало заново: Я верю тебе. Я не уйду. Прости меня. Эти несколько часов наедине — чтобы вернуться. К прежнему равновесию между ними, к пониманию. Я с тобой. Маму всегда это пугало. Нехватку в десяток минут братья переживали слишком сильно. Она думала, что в их возрасте это нормально. К тому же они близнецы. Но понять, что всё куда сложнее, она не успела. В интернате были просторные корпуса и большие комнаты. Все жили по одному, но Миранчуков было велено поселить отдельно с пометкой «особый случай». Может быть, тот факт, что они близнецы-сироты, и есть особый случай. Антону нравилось, как тут всё было устроено. Невысокий порожек в их комнате, голубые прозрачные шторы на окне и обои с рисунками, которые начинают светиться в темноте. У него были звёздочки, а у Лёши — ракеты. В первую же ночь они выяснили, что кровати прикручены к полу, так что сдвинуть их вместе не получится. Тогда Лёша просто шлёпал босыми ногами к Тошиной кровати и ложился к нему. — Тош. Лёша лежал с закрытыми глазами, тыкая брата указательным пальцем в худое плечо. Мальчик лишь промычал что-то в ответ из полусна. — Тоша. — Ну? — брат неохотно разлепил глаза и нежным касанием остановил руку Лёши, не прекращавшую мучить его плечо. — Я странный? Лицо Антона мгновенно стало из сонного хмурым и встревоженным. — Кто так сказал? — Ребята. Сегодня утром. Это плохо? Тоша замечает, как подрагивают ресницы братика. Расстроен. — Нет. Странный — значит, особенный. Так мама сказала. Молчание повисает между мальчиками на несколько минут. А потом Лёша начинает плакать. — Я скучаю. — Я тоже по ней скучаю. И сейчас Тоша уже знает, что нужно делать. Говорить, говорить и говорить с Лёшей. О чём угодно. Лишь бы не закрылся, не ушёл в свой огромный, но тёмный и страшный внутренний мир. Антон рассказывает ему о том, что его смешат наряды учителей, вспоминает о том, как смешно, когда их не могут отличить, о том, как сегодня после уроков они играли в футбол. — Я забил два раза, поверить не могу! Лёша улыбается и засыпает. Антон может облегчённо выдохнуть. Получилось. Мальчику редко удаётся оставить Лёшу на плаву, буквально уговорить его остаться с ним, в реальности. И сегодня он снова выигрывает. Засыпая, маленький Антон Миранчук ещё не знает, сколько раз ему придётся сражаться за душевное спокойствие братишки. И сколько раз придётся с грохотом проиграть.