Черное солнце

Чик Антон вздыхает, проводя пальцем по планшету, чтобы переключиться на написание сюжета новой серии последних серий сезона. Чик-чик Звук мешает брюнету сосредоточиться на более важных делах, поэтому он старается не обращать внимание на него и сам источник шума, который притаился где-то далеко на диване. Чик — Моисеев, перестань делать это. Ты знаешь, что я не особо люблю, когда мне мешают. — Что именно? — зевает блондин, дунув на свой простой карандаш, который недавно лежал в желтом пластиковом стаканчике Ланшакова. Новый хозяин убрал остатки от стружки, чуть укоротив канцелярский ножик. Антон вздыхает, понимая, что его мучения не будут закончены, пока он не закончит разговор с Сергеем. — Ничего, можешь возвращаться к своей работе над скетчами. Кстати, ты уже закончил распечатку значков для фестиваля? Светловолосый выгибает бровь, не отводя взгляда от экрана телефона: обычно Антон не особо любил говорить с ним о теме, связанной с их работой. Хотя, это нельзя было назвать так. Он просто не любил делиться со своими мыслями. Мечтал так, что быстро засыпал в студии и просыпался лишь к утру, укрытый теплым пледом. Бывало это не особо часто, но вызывало много вопросов. — А чего ты так сильно об этом забеспокоился? Они будут готовы через несколько дней, — проводит пальцем по экрану смартфона «Серый», просматривая паблики на наличие интересных постов. После визита нескольких гостей в их обитель, записей в группах прибавилось. Особенно в одном, где люди постили более локальные шутки, непонятные для детей. — Это хорошо, — поправляет папки с работами участников конкурса темноволосый. Привычка Антона — собирать все, связанное с прошлым, немного смущало главного худ постановщика. Конечно, он ценил своих зрителей, но не настолько радикально: из-за вебинара режиссеру «Героев Энвелла» пришлось остаться на целых три часа, чтобы сдать описания и серии в нужный момент. В общем, настоящий чудик. Неожиданно для себя, Моисеев замечает, что уже почти минуту не отводит взгляда от пальцев, перебирающих папки. Тонкие, изящные, совсем не похожие на мужские, словно сделанные из тончайшего фарфора. С такими длинными пальцами Ланшаков любил иногда сыграть несколько нот из детской песенки, выученной для его дочери, Алисы. К счастью, мужчина не заметил взгляда коллеги через челку, поэтому Сергей продолжил следить за ним, принимая вид человека, занятого своим творческим делом. Темноволосый берет свою любимую чашку с «Эрл Греем» без никаких добавок и приставляет к своим губам. Нижняя немного дергается, как и кадык от, заполняемой гортань, жидкости. Ясные глаза блондина уже смотрят на аккуратно поглаженную рубашку и пиджак темных цветов. — Знаешь, я всегда хотел спросить тебя об одной детали. — М? — поднимает свои темные брови режиссер, чуть прикрывая глаза. — Как ты можешь ходить при тридцатиградусной жаре в таком темном костюме? Ланшаков удивленно смотрит на Сергея, отложив кружку с напитком в сторону. — Знаешь, мне нравится этот образ. Не зря же с меня списывали главного злодея и… — Не крути колесо, ответь честно. Ты вечно говоришь о своих проектах, но практически ничего — о себе. — Мне просто нравится черный цвет, — встает с места Антон, явно не ожидая таких слов со стороны давнего друга по работе. Парень сомневался в его словах? — Так бы и сказал. Вечно строишь из себя непонятно кого, не думая о себе. Разве тебе не все равно, что скажут другие? — Сергей, что на тебя нашло? Я могу дать тебе время, отпуск на неделю. Повеселитесь со Светой и… — касается неспешно плеча Моисеева мужчина, чуть грустно улыбаясь. От этой эмоции на лице блондину стало довольно тошно: было чувство, словно самому режиссеру было горько говорить эти слова. — Мы расстались на время. Чувства уже не, что были раньше. — Кризис в отношениях? Это печально, Сергей, — все еще не отходит от своего коллеги он, поглаживая дорогого работника уже ниже плеча. Печальный взгляд Сережи становится более удивленным, когда вторая рука касается подбородка художника. Переведя палец по щетине выше, он провел им по длине скулы. Эмоции на лице Моисеева нельзя было описать словами. — Что это… было? — Хотел проверить, оживит ли это тебя хоть сейчас. И, знаешь, сработало. — Повтори, пожалуйста, — убирает на стол всю канцелярию парень, не понимая, чего совершает. Но Антону уже все равно: совсем немужские губы касаются сухих уст, совсем немужские руки обнимают мужчину за шею. Светловолосый забывается: с парнем он целовался еще в вузе, когда по-пьяни играли в «бутылочку». Это было довольно давно, но впечатления после этого случая остались. И вот даже сейчас, прижимая чужое лицо мужчины к себе, Сергей чувствует то же самое: звон в ушах, дрожь, спазм в зоне паха… Антон целуется хорошо, властно, пытаясь брать контроль над партнером: пытается засовывать язык поглубже, не касаясь неба, покусывает губы, когда не остается воздуха, чтобы дышать. Благо, в комнатке не было никого: люди в студии были довольно-таки остры на шуточки про нетрадиционную ориентацию. Моисеев дрожит от волнения, стараясь не смотреть в глаза залезающему на него Ланшакову. Лакированные ботинки падают на пол, оставляя их хозяина в белоснежных носочках. — Всегда хотел попробовать что-то интересное… Кстати, ты целуешься не хуже любой девушки. Явно пытаешься взять все на себя, — спрашивает брюнет, горячо вздыхая тому на ухо. Моисееву ничего не остается делать, как смущенно приобнимать его за совсем худое тело, что ерзается на его достоинстве своей шикарной задницей. Явно хочет больше, сука. — Может, попробуешь сходить со мной на свидание? — Только после хорошего подарка для меня. — У тебя день рождения в августе, Моисеев. Антон вздыхает, утыкаясь носом в плечо красавца в футболке, явно еще не понимая того, что совершил это. Прошел через черту сокровения. А Сергей, глупый, смеется, ведь он нашел свое солнце своей пустыни с золотым песком. Черное солнце.