"Не будем отягощать наши воспоминания тяжёлой утратой" Уильям Шекспир, "The Tempest".
Моя голова ударилась о кусок железа, заставив потерять сознание от сильного сотрясения. Я медленно приходил в себя, постепенно начиная вновь слышать звуки, ужасной, сокрушительной болью отдававшиеся где-то внутри черепа. Я застонал и попытался открыть глаза, но тут же вновь закрыл их - даже самые бледные лучи света вызывали ощущение, будто множество миниатюрных копий вонзаются прямо под веки. Пришлось стиснуть зубы и сглотнуть, чтоб справиться с тошнотой. - Господин?... Может ли господин слышать меня? - фламандский акцент был мне знаком, и понадобилось лишь мгновение, чтобы вспомнить, почему. Консель! Забота в голосе моего преданного друга заставила меня всё же открыть глаза. Потребовалось моргнуть несколько раз, и зрение сфокусировалось, избавившись от плавающей картинки вокруг. Первое, что я обнаружил: то, что бледный свет, так тревоживший меня, оказался на самом деле сиянием рассвета. Никакого движения или покачивания, указывающего на наше нахождение в лодке, не чувствовалось, однако я понял, что лежу на чём-то мягком. Внезапно события, непосредственно предшествовавшие моей потере сознания, стремительно нахлынули на меня. Мальстрим! "Наутилус" - мои спутники! Сильно ли они пострадали? Были ли ранены? Тревога за Конселя и Неда была столь велика, что я невольно подскочил, выпрямляясь наполовину, и, тут же ощутив сильное головокружение, со стоном повалился вперёд. Но вместо того, чтобы упасть неизвестно куда, я почувствовал, как моё лицо приземлилось на нечто тёплое и твёрдое. Две сильные руки схватили меня за плечи в стремлении успокоить. - Спокойно, профессор. Вы лежали без сознания почти два дня, - сообщил другой голос, на сей раз с характерным произношением Квебека. Мне удалось приподнять пульсирующую голову и увидеть, что Нед Ленд тоже смотрит на меня с беспокойством и облегчением, отражёнными в его ясных голубых глазах. Как и Консель, он выглядел целым и невредимым. - Нед, - выдохнул я. Отступившая тревога заставила моё ослабевшее тело и вовсе обмякнуть, отчего я почувствовал благодарность за твёрдую поддержку друга-гарпунёра. Я слышал, как Консель в волнении переминался рядом, но всё ещё не отводил взгляда от лица Неда. - Господин? Господин профессор чувствует себя плохо? Вместо ответа я потянулся вперёд и притянул обоих моих спутников в такое крепкое объятие, на какое был способен сейчас. Если они и удивились, то ничего не сказали - только ответили на этот жест с тем же чувством. Я никогда бы не простил себе, если бы мои друзья оказались ранены или, не приведи Небо, потерялись в море во время нашего освобождения. Моя прежняя уклончивость в вопросе побега с "Наутилуса" казалась теперь эгоистичной и откровенно, откровенно глупой. Мне за столькое следовало извиниться, что я не знал, с чего начать. Точно прочитав мои мысли, Нед покачал головой и поднял ладонь, останавливая мой порыв. - Будет достаточно времени всё объяснить. А на данный момент Вам нужно отдохнуть, профессор, Вы напугали нас. Когда Вы ударились головой, было так много крови - хорошо ещё что... - он замолчал, не договорив. Я внезапно понял, что мою голову со всех сторон охватывала плотная тканевая повязка, и поднял руку, чтобы ощупать её. Нед перехватил руку раньше, чем я успел совершить задуманное, и осторожно переместил её обратно вниз. - Консель проделал хорошую работу, что тут скажешь, но Вам, профессор, всё равно следует отдохнуть, прежде чем пытаться вставать. Я хотел возразить, но не успел сказать ни слова, как Нед с Конселем вновь уложили меня на лежанку. Внезапно я осознал свою слабость, когда руки Неда соскользнули с моих плеч, перемещаясь на шею и голову, дабы уберечь меня от дальнейших травм. Консель суетился с грубыми, но тёплыми одеялами, покуда не убедился, что мне удобно. - Я рад, что Вы в порядке, господин, - сказал он, на радостях забывая о своей привычке обращаться ко мне в третьем лице. Я неожиданно вновь пересёкся взглядом с Недом: кажется, мы оба поймали друг друга на этом, хотя и не стали озвучивать вслух. - И я очень рад видеть тебя, мой друг, - ответил я, сжимая руку Конселя, и добавил, улыбаясь через него. - Вас обоих. Нед ободряюще сжал моё плечо, и, когда уже собрался отстраниться, я схватил его за рукав, потрясённый тем, какими усилиями мне далось это простое движение: чтобы чувствовать себя настолько истощённым, я должен был потерять довольно много крови. - Мы в безопасности? - неуверенно спросил я. Черты Неда смягчились. - Да, по крайней мере, сейчас. Пока что мы наслаждаемся гостеприимством одного из местных рыбаков - это его домик - на Лофотенских островах. Корабль, который вернёт нас во Францию, прибудет через две недели. - А... "Наутилус"? Нед чуть поколебался, затем ответил: - "Наутилус" так и не появился в поле зрения, профессор. Могу предположить лишь, что он пропал в водовороте Мальстрима. Мне жаль. Я кивнул, не зная, испытывать ли мне облегчение или же ужас при мысли о том, что Немо и его команда встретили такую чудовищную судьбу. Конечно, если бы Немо погиб, моря бы освободились от его личной вендетты против всей земной цивилизации. И всё-таки я не мог не чувствовать печали за этого человека, воскресив в памяти, как горько он рыдал перед портретом тех, кто, как я представлял, был его семьёй. Словно проникнувшись моим страданием, Консель положил поверх моего лба прохладную влажную ткань, утихомиривая меня от лишнего шевеления. - Господин сейчас должен отдохнуть, - повторил он, и именно тогда я, наконец, заметил изнеможение на лицах своих друзей. Я не сомневался, что они пожертвовали собственным сном, пока я лежал без чувств. Скольким ещё они пожертвовали за время нашего знакомства и как мало я дал им взамен! Я отчаянно хотел не уснуть и убедить товарищей, что уже вполне здоров, но Морфей вскоре опутал меня своими сетями и я вернулся в мирную черноту.***
Когда я проснулся на следующий день около полудня, то познакомился с Эйвиндром - хорошим рыбаком и хозяином дома, где мы жили. Говоря на английском языке с сильным акцентом, он рассказал, как наткнулся на меня и моих спутников три дня назад. Он направлялся к берегу проверить свои сети, когда заметил: то, что издалека можно было принять за корягу, оказалось тремя мужчинами, лежащими на пляже. Нед был первым, кого он смог разбудить, объяснил Эйвиндр, готовя нам обед. Вместе с канадцем они сумели привести в чувство Конселя, а затем увидели мою травму. Эйвиндр отправился за помощью и вернулся с тремя рыбаками, которые помогли доставить меня в его дом. И Нед, и Консель заверили меня, что ничего не раскрыли нашему хозяину, за исключением того факта, что мы потерпели кораблекрушение и нуждаемся в возвращении во Францию, но это не успокоило мою совесть. Я ненавидел саму мысль о том, чтобы лгать доброму старику, но ради своей безопасности, мы действительно не могли ему ничего рассказать. "Да и кто нам поверит", - с сожалением подумал я, осторожно откусив тушёное мясо. После обеда я убедил своих друзей, что достаточно здоров для выхода на улицу. Я заверил их, что не пойду далеко, и правда: после небольшой прогулки, я снова почувствовал головокружение, сев на упавшее бревно. Я сидел так долго, глядя на океан и наблюдая, как волны набрасываются на береговую линию. Хотя теперь стоял май, а день был ясный и яркий, в воздухе явно ощущалась свежесть, и внезапный порыв ветра заставил меня задрожать. Что-то тёплое вдруг упало на мои плечи, и я поднял взгляд, увидев, как Нед расправляет на них одеяло. На мою благодарность он просто кивнул и присел рядом, потом вытащил трубку и зажёг её. Какое-то время мы сидели в уютной тишине. Присутствие Неда утешило меня, но в очередной раз напомнило, каким глупым и невежественным я был ещё в то время, когда только-только высказал газетам своё мнение об удивительном "нарвале". Желая отвлечься от неприятных мыслей, я развернулся спиной к морю и спросил: - Где Консель? - Спит, - ответил Нед. - Он поднялся рано и успел переклассифицировать местную флору и фауну. Гарпунёр усмехнулся сквозь трубку, и, стоило ему сделать это, я тотчас вспомнил депрессию, охватившую его после нашей первой, прерванной попытки побега с "Наутилуса"; вспомнил, как эгоистично выглядел я, когда Нед с Конселем старались отдать мне свою долю кислорода, пока "Наутилус" был заперт в ловушке подо льдом... Я не заслужил их дружбы. Тут в голову пришла мысль, и в тревоге я резко выпрямился и подскочил, поразив Неда, который от удивления чуть не уронил трубку с глухим проклятием. - Мои заметки! - я схватился за волосы, вспоминая, что запрятал их в свою одежду, прежде чем покинуть "Наутилус". - Успокойтесь, профессор, - канадец положил руку на плечо, останавливая меня. - Консель спрятал их, как только мы оказались в доме Эйвиндра. Я вздохнул с облегчением, вновь опускаясь на бревно. Не хотелось даже думать о последствиях для всех нас, если бы эти документы попали в чужие руки: их приняли бы или за бессвязный бред сумасшедшего, или за доказательство причастности к массовому убийству. - Я говорил с несколькими жителями деревни, - продолжил Нед. - Через две недели должен прибыть нужный нам пароход. Не знаю, возьмут ли нас на борт безо всякой платы, как потерпевших крушение, но подождём и там уж посмотрим, - он помолчал и тихо добавил: - Вы знаете... Капитан Фаррагут, вероятно, сообщил, что мы погибли в море. Думаю, для всего остального мира мы воскреснем из мёртвых. Что Вы будете делать, когда вернётесь в Париж, профессор? Действительно - что? Мой взгляд снова обратился к морю. - Не знаю, - мягко ответил я.***
Сказать, что наши предполагаемые "смерти" и последующие воскрешения вызвали много путаницы, было бы глубоким преуменьшением. Капитан парохода, который привёз нас обратно во Францию, как оказалось, знался с одним близким знакомым Неда, так что любезно согласился взять нас на борт и разместить. Я мало разговаривал во время рейса, ел ещё меньше и чувствовал себя странно оторванным от всего окружающего. Оглядываясь назад, я полагаю, что испытал период отсроченного шока. Консель не оставлял ухода за мной, однако Нед в его спокойной, проницательной манере похоже чувствовал моё желание побыть в одиночестве, поэтому по возможности старался занять Конселя чем-то другим. Как только мы сошли на берег в Кале, я встретил своего адвоката, которому отправил телеграмму ещё перед обратной дорогой, сообщив, что я действительно жив и остро нуждаюсь в средствах. К счастью, он вместо того, чтобы закрыть банковский счёт и распустить все средства, как указано в моей последней воле, сохранил мои счета в слабой надежде, что я могу быть найден в живых. Таким образом, он смог предоставить мне некоторые средства, чтобы сесть на поезд до Парижа, покуда он разработает детальный план вновь зачислить меня в разряд живых на законных основаниях. Во время всего этого я не мог не сравнить свою ситуацию с историей Одиссея, того отважного моряка, спустившегося в подземный мир и, наконец, вернувшего оттуда домой человека. В конце концов после нескольких недель путешествий мы вернулись в Париж. Когда я отошёл от вагона и огляделся, то вдруг почувствовал необъяснимую волну паники перед большой толпой людей на станции и, наверное, так и застыл бы на месте, если б Нед не дал мне осторожного толчка вперёд. - Всё в порядке, профессор, - шепнул он мне на ухо. Я сглотнул и кивнул, окидывая гарпунёра благодарным взглядом. Нед просто снова сжал моё плечо и не отпускал его всё время, пока мы пробирались сквозь толпу. Широкий причал, люди наседающие на нас, несколько непростых взглядов, адресованных в мою сторону, когда я оглядывался в поисках экипажа. Внезапно я понял, что выгляжу гораздо хуже, чем джентльмен, чем даже неряшливый моряк, уходивший в годовое плавание: никто из нас не смог купить чистую одежду, так как мой адвокат смог только отправить мне и моим друзьям достаточно средств на дорогу от Кале до Парижа. Я не брился неделями и знал, что мои волосы, естественно, волнистые, лежали в абсолютном беспорядке. Нед и Консель имели такой же вид, как блуждающие, измученные бродяги, не желающие ничего, кроме посиделок у огня в удобном кресле. - Месье Аронакс? - раздался слева женский голос. Мои спутники и я повернулись, замечая женщину, стоящую возле ожидающего экипажа. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать её, но, когда это произошло, я почувствовал облегчение. Это была Элен Бруссард - хорошая женщина, которая была моей экономкой и готовила. Я нанял мадам Бруссард пять лет назад, поскольку мне нужен был кто-то, кто следил бы за комнатами, пока мы с Конселем уезжаем в экспедиции. Вернуться домой через несколько месяцев в чистую квартиру с горячей едой определённо стоило этих расходов. - Это правда Вы, месье! И Консель! - тихо ахнула она. Её лицо выглядело тоньше и более усталым с тех пор, как я видел её в последний раз. - В самом деле, мадам. Я сожалею, что вызвал у Вас беспокойство по поводу нашего отсутствия, - слова звучали дёшево в моих ушах, но говорить что-то ещё публично было неправильно. - Я так рада, сударь, я подумала... - её голос дрогнул, а выражение лица опечалилось на мгновение. - Ну, неважно, что я думала. Добро пожаловать домой, месье и Консель. Маргарет будет так рада вас видеть. Я изо всех сил старался не вздрогнуть, когда обнаружилось ещё одно последствие моей предполагаемой "смерти". Если бы я погиб в море, мадам Бруссард должна была бы искать другое место - нелёгкая задача для вдовы с маленькой дочерью. Взгляд мадам Бруссард скользнул туда, где стоял канадец и я поспешно спохватился: - Пожалуйста, простите мою грубость. Нед, это мадам Элен Бруссард, моя экономка. Мадам Бруссард, могу ли я представить Вам моего друга мистера Неда Ленда? Нед вежливо кивнул, когда мадам присела в аккуратном реверансе. - Следуйте за мной, джентльмены, нас уже ждёт экипаж. Ваш адвокат отправил мне письмо, информирующее о Ваших обстоятельствах, сударь, - сообщила мадам Бруссард, ведя нас к повозке. - Я ожидала, что вы изнурены и нуждаетесь в горячей пище, - она на миг наморщила нос. "И, обязательно, в ванне", - угадал я её ход мыслей. Видит Бог, я и мои спутники, вероятно, насквозь пропахли солёной водой и рыбой. - Вы просто божья посланница, мадам! - отозвался я, едва мы уселись в карету. В пути Нед Ленд наклонился ко мне и поинтересовался: - Кто такая Маргарет, профессор? Несмотря на усталость, я улыбнулся вопросу гарпунёра. - Скоро узнаете. - Месье! Не успел я ступить на порог своей квартиры, как молодой высокий голос воскликнул это в восторге от удивления. Через мгновение я, несколько ошарашенный увидел девичью головку, полную тёмных кудрей. Маргарет, маленькая дочь мадам Бруссард, подбежала ко мне и обхватила ручками за талию, точнее за брюки - выше ей было ещё не дотянуться. - Я думала, Вы больше никогда не вернётесь, месье, - всхлипнула малышка, глядя на меня большими карими глазами. Вздрогнув от неожиданности, я поставил сумку на пол и осторожно отстранился из объятий. Затем опустился на колени, держа девочку на расстоянии вытянутой руки. - Мне очень жаль, что ты и твоя мать волновались, Маргарет, - произнёс я, глядя на мадам Бруссард. - Мне и Конселю пришлось... задержаться в море на несколько месяцев. Но мы вернулись. - И Вы больше не уйдёте, месье? - голос девчушки дрогнул. - Нет, если мне не потребуется, деточка. Мадам Бруссард шагнула вперёд и направила дочь в сторону кухни. - Идём, Маргарет. Профессор и его спутники устали и голодны - не хочешь помочь мне приготовить особый пирог в честь их возвращения домой? - Да, мама! - воскликнула та, вбегая на кухню с безграничной энергией молодости. Когда Маргарет ушла, мадам Бруссард указала нам на фойе. - Для Вас и Ваших товарищей приготовлено много горячей воды, профессор. Ужин будет готов через час, и я также подготовила гостевую комнату для мистера Ленда. - Благодарю Вас, мадам, - ответил я, глубоко тронутый её дальновидностью и отсутствием суеты, ибо к этому моменту чувствовал себя почти мёртвым после долгого пути. После того, как я показал Неду его спальню и они с Конселем разместились, я направился в уборную. Собственное отражение в зеркале заставило невольно вздрогнуть. Мне часто говорили, что я выгляжу моложе своих сорока (теперь уже сорока одного - я и не заметил, как пропустил последний день рождения). Сомневаюсь, что мог бы утверждать тоже самое сейчас: моё лицо стало тоньше, кожа над подбородком и скулами натянулась, загар, что я заработал в море, почти пропал, глаза казались совершенно тусклыми. В общем, лицо, смотревшее на меня, было неописуемо усталым и грустным. Я вздохнул и обречённо повесил голову, ухватившись за край стола. Я уже ничего не чувствовал и задавался вопросом, каким образом здесь, на земле, я, Нед и Консель вернёмся к нормальной жизни.***
Я мало задумывался о том, что буду делать по возвращении в Париж, пока был на борту "Наутилуса" - такие мысли казались далёкими и несущественными, когда вокруг было столько научных чудес для исследования. Теперь, однако, все эти восхищения меркли на фоне мстительности капитана Немо, его возмездия невинным людям. Осознание этого факта пришло ко мне спустя неделю, как мы трое вернулись в Париж. Я ещё не возобновил работу в музее, но попросил начальство дать мне и Конселю время заново привыкнуть к земной жизни и прийти в себя. Они с готовностью согласились даже на месяц нашего отдыха - подозреваю, что моё исчезновение и внезапное воскрешение вызвали сенсацию в их рядах и мои начальники намеревались использовать эту историю. Однако при любой попытке выяснить детали и я, и Консель, и Нед Ленд упорно отмалчивались. Один из пунктов, о котором мы договорились, состоял в том, чтобы общественность считала, будто мы пропали в море и до сих пор не имели возможности вернуться во Францию. Кто поверил бы нам, скажи мы правду? Мы были бы приняты за умалишённых или, чего хуже, за соучастников преступных деяний Немо. Меня не особо беспокоила в этом случае моя участь, но разрушить жизни моих друзей я бы ни за что не позволил. Это оставалось моим самым большим страхом в первые дни моего пребывания на Родине, и однажды вечером он едва не воплотился в действительность. Нед, Консель и я сидели в моём кабинете после обеда и разговаривали на отвлечённые темы, когда мадам Бруссард вошла и сообщила, что ко мне срочный посетитель. - Пожалуйста, проводите его сюда, мадам. Менее, чем через пять минут, в кабинет вошла высокая фигура, и я почувствовал, как кровь отливает от лица, когда встал, приветствуя гостя. Нед и Консель также были озадачены. Это оказался капитан Фаррагут с "Авраама Линкольна". - Профессор Аронакс, я слышал, что Вы, Консель и мистер Ленд живы, и должен был убедиться в этом сам. Я так удивился его приходу, что с трудом мог разыграть правильное приветствие. В желудке крутилось тошнотворное чувство, когда Фаррагут пристально смотрел на меня с нечитаемым выражением лица. Я ощутил, как Консель и Нед придвинулись ближе ко мне, и испытывал благодарность за их присутствие. - Нам обоим хорошо известно, что то, что напало на "Авраама Линкольна" не было нарвалом, профессор, - произнёс он после минуты напряжённой тишины, уделяя особое внимание моему научному званию. - Да, это был не нарвал, - согласился я, зная, что не могу - не хочу лгать этому мужественному человеку. - Поэтому мне трудно принять, что, оказавшись на столь отдалённой территории, за тысячи километров от места столкновения, вы все смогли выжить почти год, не встретив ни одного корабля за это время. - Это правда, - снова подтвердил я. - Тогда Вы поймёте, профессор, в насколько трудное положение эти факты и нынешние обстоятельства ставят меня. На секунду повисло молчание, затем Фаррагут вытащил из кармана пальто газету и протянул мне. - Что Вы скажете на это, профессор Аронакс? Я взял вырезку и просмотрел статью, чувствуя тошноту в горле, когда читал слова: "...Корабль "Кассиопея" пропал в море... Апрель 1868... Весь экипаж пропал... Причина не определена...". Нед, должно быть, верно оценил моё выражение лица, поскольку взял у меня бумагу и прочёл сам вместе с Конселем, смотревшим через его плечо. Потом он возвратил её Фаррагуту; выражение его лица было серьёзным, как, вероятно, и у меня самого. - Рискну догадываться, джентльмены, что вам известна причина потопления "Кассиопеи", - спокойно сказал Фаррагут. - Верно, капитан, - кивнул я, подняв руку, когда Нед и Консель попытались меня остановить. - Нет, друзья мои, мы должны сказать ему правду. Лжи здесь не место. Следующие два часа мы провели, рассказывая капитану Фаррагуту о нашем приключении, закончив описанием Мальстрима и нашего побега с "Наутилуса". - Значит, возможно, что этот сумасшедший человек всё ещё живёт в море, да? - Я не знаю, что стало с Немо и его кораблём, - ответил я. - Конечно, у Вас нет причин доверять мне, но это единственное верное объяснение происходящего. Фаррагут кивнул и поднялся. - Сомневаюсь, что моё начальство в военно-морской администрации США поверят Вам или мне в отношении этой фантастической истории - ничего не поделать. Но надеюсь, что тот Мальстрим навсегда избавил океаны от Немо, - он сделал паузу и вдруг вцепился в меня пронзительным взглядом. - Сообщите, если вдруг узнаете наверняка, жив ли этот Немо? - Как я уже сказал, я не знаю так это или нет, капитан. Но я знаю, что не смог бы примириться с самим собой, если бы позволил Немо потопить ещё один корабль на моих глазах. - Я верю Вам, профессор, - улыбнулся Фаррагут, слегка расслабившись. - О, между тем, пока я не забыл: мистер Ленд, вот обещанная плата, которую Вы так и не получили за то, что первым увидели "нарвала". Всего хорошего! Фаррагут ушёл, а Нед повернулся и окинул меня изучающим взглядом. - Вы правда собираетесь при случае поспособствовать Фаррагуту найти Немо, если тот жив? - Да, Нед, - тихо отозвался я, лишь только воспоминания всплыли перед глазами подобно растревоженному песку с морского дна. Сознание вновь обратилось к той ужасной ночи в апреле, когда я наблюдал, как корабль медленно погружался в бездну, как бедные люди на его борту отчаянно пытались добраться до поверхности, но опускались всё глубже вместе с ним. Я зажмурился и закрыл лицо руками в бесплодной попытке отогнать ужасные образы, смутно осознавая, что руки дрожат, а колени сковывает слабость. "Простите меня", - прошептал я в пустоту и хоть понимал, что глупо извиняться за мёртвых, но всё же надеялся, что потерянные души меня услышат. Внезапно я опять почувствовал ладони Неда на своих плечах, почувствовал, как он отвёл меня обратно на стул и осторожно усадил. Консель протянул мне стакан хереса, и я немного успокоился лишь после того, как осушил его. - Простите меня, - повторил я ещё раз и выдохнул. - Что случилось сейчас, профессор? - спросил Нед, стоявший на коленях передо мной. Я понял, что он всё ещё держит меня за плечи, будто боясь, что я разорвусь на тысячу частей, стоит отпустить. Мысль о том, что Нед стоит передо мной на коленях была ненавистна мне, и я жестом пригласил его и Конселя сесть. Далее глубоко вздохнул и заговорил: - Гибель "Кассиопеи"... - голос мой слегка подрагивал, - Я наблюдал, как Немо потопил её; я стоял и ничего не мог сделать. Нед и Консель обменялись ужасными взглядами друг с другом, и я поспешил продолжить, не в силах вынести мысль о своём бездействии: - Я пытался остановить его, клянусь, пытался! - Разумеется. Мы ни на мгновение не подумали о Вас иначе, - сказал Нед. - Будь он проклят за то, что Вам пришлось увидеть это! Поэтому Вы так плохо ели и спали с тех пор, как мы вернулись? - продолжил он уже мягче. - Господин не должен винить себя за чужие действия, - заметил Консель. - Возможно, но я всё ещё должен извиниться, особенно перед Вами Нед. - Профессор... - начал он, но я не дал ему продолжить. - Нет, я обязан высказаться и принести свои давно запоздавшие извинения. Вы были правы всё это время, Нед - человеку нужна его свобода. Я был слишком очарован чудесами, что капитан Немо показал нам, и не мог, даже не хотел видеть ситуацию такой, какая она была на деле. И теперь мы все причастны к его убийствам. - Послушайте, профессор, я признаю, что было несколько моментов, когда мне хотелось ударить Вас по голове до беспамятства, чтобы уж точно забрать с собой во время побега. Но я был бы лжецом, если б сказал, что жалею о том, чему был свидетелем за всё наше подводное путешествие. И вообще, - добавил он сурово, - Начать надо с того, что это я первым заметил "Наутилус", а позже и вытянул вас с Конселем на него. Так что если мы собрались делить вину, я возьму свою долю, спасибо. - Господин оказывает себе плохую услугу, - укоризненно подметил Консель. - Разве не господин профессор был тем, кто просил Немо сохранить жизни нам, а впоследствии и другим людям, когда никто другой не осмеливался? - Консель прав, - подтвердил Нед. - Вам нужно перестать винить себя, профессор. Жизнь продолжается - пришло время нам всем вступить в её новый этап, оставив прошлое позади. Мы все в безопасности и живы - нужно быть благодарными за это. Я кивнул, размышляя обо всём, что показал мне капитан Немо за время нашего путешествия под водой - как он выражал гнев по поводу тяжёлого порабощения людей во всём мире. Его энтузиазм в изучении океанов, которые он так любил, как он играл на органе, о его жестокой манере осуществлять свою месть, не опасаясь последствий, и пришёл к единственному выводу для себя. - Мне жаль его, Нед. - Тогда Вы лучший человек, чем я, профессор, - заключил Нед без капли раздражения. - Нет, Нед, вовсе нет. Но давайте поговорим о чём-нибудь ещё, так как завтра Вы вернётесь в Канаду. На следующее утро Консель и я провожали Неда в долгий путь. Это было горькое прощание, и у меня возник необъяснимый страх больше никогда с ним не увидеться. - Нед, я... Спасибо Вам за всё, - наконец, вымолвил я, протягивая руку в последний раз. Тот сердечно её пожал, а затем вдруг втянул меня в свои могучие объятия. - Вы хороший человек, профессор. Думаю, именно поэтому Немо не стал безоговорочно бросать Вас - и меня с Конселем - за борт, когда обнаружил нас на своём корабле. Подумайте об этом. - Непременно, Нед. Вы будете писать? - А то! И я верю, что Вы позаботитесь о себе, начнёте, наконец, регулярно питаться: к моменту нашей следующей встречи ожидаю увидеть больше плоти на Ваших костях, - рассмеялся он, отвешивая мне дружеский хлопок по спине, чуть не отправивший меня с причала прямо в воду.***
Жизнь постепенно возвратилась в привычную колею. Я вновь занялся преподавательской деятельностью в музее, Консель с радостью вернулся к каталогизации образцов. Я провёл столько времени, сколько мог с Маргарет, так как девочка всё ещё нуждалась в заверении, что я вполне себе живой. Я заглядывал к старым знакомым, с коими не разговаривал вот уже несколько лет, и больше внимания уделял своим ученикам, словно обретя новое понимание жизни. В то лето, когда вечера, казалось, продолжались вечно, я долго гулял по ботаническим садам, наслаждаясь флорой и фауной, как никогда раньше. У меня не возникало никакого желания возвращаться в море, но часто вспыхивал интерес к тому, что сталось с Немо. Затем я рассудил, что судьба Немо всецело в руках Всевышнего, и это дало мне достаточно спокойствия, чтобы продолжать мирную жизнь. Верный своему обещанию, Нед регулярно писал. Мы с Конселем бережно хранили каждое письмо от нашего друга, отвечая так часто, как только могли. Однажды утром я поднялся довольно рано, будучи не в состоянии снова уснуть. Пробило шесть, и я пошёл в свой кабинет, неустанно шагая по полу, временами останавливаясь, чтобы забрать нужную книгу или пробежать пальцами по витрине. Консель вскоре появился и молча смотрел на меня с порога; его тёмные глаза были терпеливыми и понимающими. Мой преданный друг, как обычно, чувствовал мою суматошность, хоть и никогда не говорил о ней вслух. Правду говоря, я знал причину своего беспокойства - я был на грани принятия важного решения о моём будущем и будущем Конселя, но не был уверен в правильности избранного курса. Я действительно не чувствовал себя готовым вернуться к изучению океана и всех его секретов с тем же количеством удивления и энтузиазма, что и до моего подводного приключения. То, что я сказал Неду, было правдой - мне очень понравился капитан Немо. И всё-таки я не мог стереть из памяти образ медленно погружающегося в пучину корабля, который Немо уничтожил вместе со всем экипажем: от этого воспоминания моё сердце переставало биться. Чтобы продолжать наслаждаться всем, что Немо показал мне на борту "Наутилуса", и при этом знать, что этот человек кроме прочего был убийцей, надо было быть совершенно бесчувственным. Мне исполнился сорок один год - я был ещё достаточно молод, чтобы поменять свою профессию на что-то, что будет иметь более непосредственное и полезное воздействие на других. Я больше не желал изолировать себя от мира и от жизни. - Могу ли я что-нибудь сделать для господина профессора? - спросил Консель после долгого времени. Я в конце концов остановился и улыбнулся своему другу. - Нет, спасибо, дорогой мой. Консель кивнул, но остался там, где был - так же непоколебимо, как всегда. - Консель, - заговорил я через мгновение. - Что бы ты подумал, если бы я сказал, что рассматриваю возможность изменить свою профессию? Если он и был удивлён моим заявлением, то не подал вида. Он просто пожал плечами и сцепил руки за спиной. - Как я когда-то говорил мистеру Ленду, "у Конселя нет никакого мнения в данном вопросе" - я иду туда, куда идёт господин. Улыбка вновь тронула мои губы. - Тогда... Как ты отнесёшься к тому, чтобы быть ассистентом врача? Девять месяцев спустя я сел на ещё один корабль, но на этот раз с целью, совершенно отличной от той, что привела меня на "Авраам Линкольн" два года назад. Мои коллеги в музее были шокированы моим решением оставить пост и заняться медициной, особенно учитывая, что мне придётся наверстать последние открытия в этой области, изучить все новые медикаменты. Моих учеников грядущий отъезд привёл в уныние; были правда и те, кто искренне поддержал это решение, до глубины души растрогав меня наилучшими пожеланиями. - Очень хорошо, что Вы пожелали присоединиться к нам, доктор, да ещё в такой короткий срок, - сказал капитан, уже ожидавший меня в доке. - Судовых врачей нынче не так просто найти, но уверены ли Вы, что Вам будет комфортно находиться в море в течение стольких месяцев? Я обменялся взглядом с Конселем - его веселье можно было уловить по одной приподнятой брови, в остальном же он был, по обыкновению, бесстрастен. - Совершенно верно, капитан. Капитан удовлетворённо кивнул и повёл нас к месту, где перед отплытием собиралась команда. Я попросил о месте именно на этом корабле по определённой причине и едва мог скрыть волнение, покуда искал знакомое лицо. Наконец, я нашёл его и направился навстречу. Нед поднялся с того места, где разбирал сеть и замер как вкопанный, внезапно увидев нас. Медленная улыбка преобразила черты его лица, и я обнаружил, что возвращаю её, шагнув дальше на палубу. - Профессор! - закричал он, подаваясь вперёд, чтоб схватить меня за руку. - И Консель тоже! Какой неожиданный сюрприз! Что вы здесь делаете? - Теперь я официально являюсь частью команды, - объяснил я ему. - Но не в качестве натуралиста. - В каком же тогда качестве? Вы ведь, конечно, не стали рыбаком, профессор! Я покачал головой и поднял свою медицинскую сумку. - Я подписал контракт с вашей судоходной компанией и ныне официально являюсь врачом этого судна. А Консель - мой ассистент, разумеется. Нед на мгновение уставился на меня, а после громко рассмеялся. Он притянул меня в короткое, но крепкое объятие, прежде чем отступить. Я улыбнулся своему другу - даже Консель не смог удержаться от улыбки. - Что ж, добро пожаловать на борт, доктор! Мы и поныне старые друзья, объединённые в неизменную дружбу, что рождается и укрепляется среди крайних опасностей. Ах, храбрый наш Нед! Я прошу не более, чем прожить ещё сто лет, чтобы остаться в Вашей памяти как можно дольше. От автора: Ну вот, это моё собственное представление о том, как сложилась судьба профессора, Неда Ленда и Конселя после окончания романа Верна. Я очень старался проникнуть в мысли Аронакса, что далось нелегко: как вы, наверно, увидели, я всё же далёк от средневозрастного француза 19-го века. Когда я впервые прочитал книгу несколько лет назад, я был не слишком впечатлён характером Аронакса, но после того как я перечитал её, я понял, что не могу не волноваться за него, и всё думал, как он справится с наблюдением за гибелью многих людей на его глазах и ощущением собственного бессилия в этом вопросе. Такие воспоминания - тяжёлое бремя для дальнейшей жизни. И всё же он не хочет смерти Немо - вместо этого Аронакс надеется, что если Немо выживет, то его любовь к океану поможет утолить его жажду мести. Итак, в целом я думаю, что Аронакс очень сострадательный человек, чья любовь к знаниям и исследованиям временно ослепила его, не дав рассмотреть реальность происходящего; что Немо, по своей сути, очень опасный человек. И Нед Ленд, который, по моему мнению, является лучшим судьёй во всей книге, высоко ценит Аронакса, что также говорит о характере профессора.